Лицедеи Гора
Шрифт:
аккуратно приложил остриё клинка к её шее, и затем он поднял оружие над своей головой, словно замахиваясь для удара. Мужчина держал меч обеими руками, причём левая ладонь, слегка выступала за край эфеса. Всё было готово к казни. Многие рабыни отвели взгляд и старались не смотреть на происходящее.
— Что Вы собираетесь делать! — заверещала Леди Ровэна.
— Голову Тебе отрубить, — спокойно осведомил женщину Самос.
— Почему-у-у! — выкрикнула она.
— В моём доме нет места свободным женщинам, — объяснил он.
— Ну,
— Я не верю своим ушам, — заявил работорговец, скептически.
— Поработите меня! — заплакала Леди Ровэна. — Поработите меня!
Мужчина, стоявший с занесённым над головой женщины мечём, слегка опустил его, и выжидающе посмотрел на Самоса.
— Неужели это действительно говорит гордая Леди Ровэна из Лидиуса? — спросил Самос.
— Да, — сквозь рыдания проговорила она, беспомощно растянутая руками охранников за руки и волосы.
— Гордая свободная женщина? — уточнил он.
— Да, — прорыдала Леди Ровэна.
— Давай-ка мы с Тобой уточним, — предложил Самос. — Несмотря на то, что я был готов предоставить Тебе достоинство быстрой и благородной смерти, столь подходящие свободной женщине, Ты вместо этого выбрала и предпочла унижение рабства?
— Да, — прошептала она.
— Говори яснее, чего Ты от меня хочешь, — потребовал Самос.
— Я прошу рабства, — сказала она.
— Надеюсь, Ты понимаешь, — заметил он, — что, рабство, о котором Ты просишь, будет полным и абсолютным?
— Да, — признала женщина.
Я улыбнулся про себя. Гореанское рабство иного и не предполагало.
— А мне показалось, что раньше Ты думала, что такое рабство могло бы быть в порядке вещей для твоих служанок, но не для Тебя самой, — напомнил её Самос.
— Я была неправа, — проговорила она. — Я действительно ничем не отличаюсь от них. Я, такая же женщина, как и они.
Мужчина, стоявший над ней, наконец, опустил свой занесённый меч. Но теперь Леди Ровэна, несомненно, видела его прямо около своей шеи.
— Я расстроен, — задумался Самос.
Леди Ровэна с трудом повернула голову вправо, морщась от боли из-за оттянутых охранником волос, и попыталась в глазах Самоса прочитать свой приговор. На её лице отпечаталось страдание и безысходность, губы женщины дрожали.
— Предоставьте мне шанс, прошу Вас, — взмолилась она.
— Признаться, я сомневаюсь, — заметил Самос, делая задумчивый вид.
— Вы сомневаетесь, из-за некой неуверенности относительно моего характера, из-за опасения в уместности или приемлемости для меня этого действия?
Самос неопределённо пожал плечами.
— Выбросьте такие сомнения из своей головы, — заявила она, не переставая вздрагивать от рыданий. — Мои претензии на свободу всегда были обманом. Теперь я готова, наконец, стать женщиной. В действительности, в этом, я чувствую возможность осуществить всё, о чём я до настоящего времени мечтала, и даже больше. Как изумительно, наконец, отвергнуть фальшь взятой на себя роли и стать, той кем
я действительно являюсь!— Говори яснее, — попросил Самос.
— Моё порабощение будет совершенно уместным, — заявила она.
— И почему же? — поинтересовался он.
— Да потому, что в самых глубинах моих сердца и живота, я уже являюсь рабыней.
— Откуда же Тебе это стало известно? — спросил работорговец.
— Это ясно дали мне понять мои потребности, — призналась Леди Ровэна. — Это ясно мне исходя из моих чувств. В течение многих лет со всей очевидностью это проявлялось в скрываемых от всех мыслях и желаниях, в бесчисленных повторяющихся снах и фантазиях.
— Интересно, — заметил Самос.
— Поработите меня, — тихим голосом попросила женщина.
— Нет, — вдруг отказал он ей.
Затрясшаяся от охватившего её ужаса, Леди Ровэна умоляюще посмотрела на него. Палач снова взялся за эфес меча двумя руками.
— Объяви себя рабыней, — приказал Самос, и его работник ослабил хватку на мече.
— Прошу Вас, не заставляйте меня делать это, — взмолилась она. — Пожалейте меня! Вспомните о моей чувствительности!
На бесстрастном лице работорговца не дрогнул ни один мускул.
— Я — рабыня, — наконец смогла выговорить женщина, объявляя себя рабыня.
Несколько рабынь в зале вскрикнули, и их крик ознаменовал появление на Горе ещё одной новой невольницы.
Повинуясь жесту Самоса, палач вложил своё оружие в ножны, а два охранника, до того удерживавшие девушку в положении для казни, отпустили её и встали на ноги.
Та, что ещё несколько мгновений назад была Леди Ровэной, осталась стоять на руках и коленях, голой, на плитках, перед нашим столом. Она дикими глазами уставилась на Самоса.
— Посмотрите на эту рабыню! — засмеялись насколько девушек, тыкая в неё пальцами.
И на этот раз никто не сделал им даже замечания. Испуганная женщина, переводила взгляд с одного лица на другое. Роковые слова были произнесены, и забрать их назад она была уже не в силах. Отныне она была бесправным, безымянным домашним животным, неспособным сделать что-либо вообще, дабы изменить свою судьбу или повысить свой статус.
— Рабыня! Рабыня! — смеялись присутствовавшие в зале женщины.
По жесту Самоса двое охранников, схватив новую рабыню за плечи, вздёрнули её на ноги, держа перед нами.
— Уберите её отсюда, — скомандовал Самос, — и бросьте её к слинам.
— Нет, Господин! — закричала она, пытаясь упасть на колени. — Пожалуйста, нет, Господин! Будьте милосердны, Господин!
Могло показаться, что Самос был не слишком доволен её, той, кто прежде была Леди Ровэной из Лидиуса.
— Господин! — заливалась слезами женщина.
Охранники легко подхватили её и развернулись якобы собираясь вытащить из зала. Женщина оказалась практически беспомощна в их руках. Пальцы её ног едва касались пола. Она вывернула голову, отчаянно пытаясь поймать взгляд Самоса.