Лицедеи Гора

— Почему Вы это делаете? — прокричала она, в этот раз, уже не оспаривая его права, сделать с нею всё чего бы ему захотелось.

Охранники как будто заколебались, удерживая её в месте, спиной к нам, и ожидая, не захочет ли Самос ответить на её вопрос. Если бы Самос не заговорил, то через мгновение они продолжили бы свой путь к клеткам со слинами, прихватив с собой их предполагаемый ужин.

— Есть разница между тем, чтобы быть рабыней, — снизошёл до объяснений Самос, — и тем, чтобы Тебе разрешили жить.

— Почему Вы собираетесь сделать это со мной? — прорыдала она, глядя через плечо. — Почему Вам приказали бросить меня к слинам?

— Просто я уверен, что в Тебе ещё осталось слишком много от свободной женщины.

— Нет! — отчаянно закричала она. — Во мне ничего больше нет от свободной женщины! Свободная женщина ушла!

— И это правда? — спросил Самос.

— Да, — крикнула женщина. — Да, Господин!

— И что же, тогда, осталось в Тебе? — уточнил он.

— Только рабыня!

— А что Ты имела в виду, говоря «во мне»? — поинтересовался он.

— Я сказала неточно, Господин, — прорыдала женщина. — Простите меня. Теперь я всего лишь рабыня, полностью!

— Но это разные вещи, быть рабыней, и быть полезной рабыней, — усмехнулся работорговец.

— Господин? — воскликнула она со страданием и непониманием в голосе.

— Содержание Тебя, скорее всего, будет пустым расходом ошейника и каши, — пояснил он.

— Нет, Господин. Я буду стремиться служить Вам хорошо. Я буду отчаянно стремиться, чтобы Вы нашли меня достойной того, чтобы сохранить меня в Вашем ошейнике!

— В Тебе нет того, что требуется, чтобы стать хорошей рабыней, — пожал плечами Самос. — Ты слишком глупа, холодна и эгоистична.

— Нет, Господин!

— Отпустите её, — приказал Самос двум своим охранникам.

Женщина, наконец освобожденная из их рук, обернулась и бросилась на живот перед нашим столом.

— Позвольте мне доказать Вам, что я могу стать полезной рабыней! — со слезами в её глазах, взмолилась она, поднимая голову.

— Надеюсь, Ты понимаешь то, о чём меня просишь? — поинтересовался он.

— Да, Господин, — ответила женщина не переставая плакать.

— Что Ты думаешь по её поводу? — обратился Самос ко мне.

Я лишь пожал плечами. На мой взгляд, решение в этом вопросе следовало принимать не мне, а ему самому.

— Пожалуйста, Господин, — простонала женщина, глотая слезы.

— Ты думаешь, что сможешь доставлять удовольствие мужчинам? — спросил Самос рабыню.

— Я буду отчаянно добиваться этого, Господин, — пообещала она.

— Встать, — отрывисто скомандовал работорговец, и женщина подскочила как ужаленная.

— Спину выпрями, — скомандовал Самос хныкающей женщине. — Живот втяни. Грудь выпяти. Вот так. Запомни, моя дорогая — Ты больше не свободная женщина. Ты уже вошла в новую жизнь целиком и полностью. В жизнь, в которой холодность и комплексы для Тебя под запретом, в жизнь, в который, Тобой строго и бескомпромиссно управляют, причём самыми разными способами, а твои самые скрытые желания и потребности больше не только нельзя сдерживать, но Ты должны их полностью высвободить. В этой жизни, Ты, хотя и будешь подвергнута совершенной и абсолютной дисциплине, той в которой всегда держат полных рабынь, как это ни парадоксально, будешь свободна быть собой.

Женщина, ещё в слезах, но уже смотрела на Самоса с любопытством.

— Пока, это может показаться трудным для твоего понимания, — добавил Самос, — но истинность этого вскоре прояснится для Тебя, если конечно, Тебе сохранят жизнь.

— Да, Господин, — сказала она с благодарностью.

Я заметил, что она, уже теперь будучи рабыней, ощутила, что его слова правдивы. В её глазах появилась решительность, и она задрожала.

— Подними руки на уровень плеч, — приказал Самос, — колени слегка согни.

Женщина послушно выполнила приказ, и Самос тогда жестом показал музыкантам, сидевшим неподалёку, что именно они должны быть готовы сыграть.

— Ты знаешь то, что мужчина хочет от женщины? — спросил Самос.

— Всё, и даже больше, — прошептала она.

— Точно, — улыбнулся работорговец, и рабыня вздрогнула. — И я советую Тебе преуспеть в этом, — намекнул Самос.

— Да, Господин.

— А сейчас Ты станцуешь и покажешь себя, если конечно, хочешь жить, — велел он.

— Да, Господин.

— Ты готова?

— Да, Господин, — прошептала рабыня, и Самос вновь махнул музыкантам.

По залу потекла чувственная, медленная мелодия.

— Я выставил свой Домашний Камень, — напомнил Самос, возвращаясь к игре. — Теперь твой ход.

И то верно. Мой одиннадцатый ход. Изучив расстановку сил на доске и размещение его Домашнего Камня, я решил, что нападать сейчас будет преждевременно. Пожалуй, стоило развивать ситуацию и подготавливать комбинацию для атаки. На мой взгляд, следовало попытаться занять центр доски, сохраняя, таким образом, мобильность своих фигур, и держа под контролем все, обычно самые важные, направления линий атаки. Некоторые говорят, что тот, кто контролирует дороги, тот правит городами. Это, конечно, верно, в мире, где большинство товаров переносится на спине людей и животных, но далеко не так очевидно в мире, где есть тарны.

— Её место к клетке со слинами, — услышал я, недовольный мужской голос неподалёку от нас, и Самос вновь отвлёкся от игры, поглядев на танцующую рабыню.

Я, также, не выдержал и взглянул с ту сторону. Да, с первого взгляда видно, что она ничему не обучалась. Танец рабыни ей был совершенно не знаком. Её движения были характерны для девственницы, рабыни белого шёлка. Её ещё никто не научил, что значит быть беспомощной рабыней. Ни один мужчина ещё не преподал ей, что это значит, оказавшись в руках господина, испытать изящные преобразования униженной и используемой рабыни, сопровождаемые мучительными судорогами рабского оргазма, вызванными у неё его желанием. Она ещё не познала опыта покорённой невольницы. Того опыта, который стоит только получить, и она никогда не забудет его. Опыта, который она будет испытывать страстную потребность повторить, и ради его повторения будет готова на всё. Того опыта, который, желает она этого или нет, полностью отдаёт её в зависимость от милосердия мужчин.

— Она неуклюжа, — раздраженно поморщился Самос, но я не мог не заметить, что в действительности у него не было намерения убивать её.

Мужчина, перед которым она попыталась танцевать, засмеялся над нею.

— Спорим, что её горло будет перерезано не позднее ана, — со смехом поддержал его второй.

Рабыня попыталась танцевать перед ещё одним из гостей, но тот отвернулся от неё, стоило только ей приблизиться к нему, ради кубка паги, наполняемого соблазнительной, полуголой рабыней в ошейнике дома.