Лицей послушных жен (сборник)
Шрифт:
– Можно.
– А где он живет? Ты была у него? – Об этом я спросила с некоторой опаской, боясь услышать утвердительный ответ, ведь в голове вопреки моей воле рисовались мерзкие и ужасные картины совращения ребенка в логове одинокого извращенца.
Ника назвала адрес – это был дом в квартале от нашего – и добавила:
– У него на окне стоит пустая клетка – в ней жила канарейка. Потом умерла. А клетка до сих пор стоит…
По крайней мере, теперь я знала, где его искать, куда вызывать милицию.
Но сейчас никаких оснований для этого у меня не было.
Что ж, подождем…
Съеденный
Это голос мамы: «Ты такая горячая…», нет: «Выпьете со мной?»…
ЕГО голос: «Я знал, что ты когда-нибудь придешь…»
Голоса звенели в ушах, наползая один на другой.
…есть такая штука, в которую не верят… Она называется душа…
…вы когда-нибудь разговаривали с Богом?
…мы спали в гамаке!
…разве это мешает любить?..
Я погрузилась с головой в море горячей ртути, каждая капля которой отскакивала от пальцев, превращаясь во множество мелких плотных шариков.
В каждом издевательски улыбалось отражение моего искривленного лица.
Ника! Хочешь, я расскажу, что будет с тобой? Совсем скоро, если я сейчас не помогу тебе? Не будет никаких фей, бабочек и добрых гномов! Так что закаляйся уже сейчас. Уже через пару лет… дай-ка вспомню дату… ты будешь лежать на полу общей спальни на двенадцать коек, побитая и накрытая мокрой простыней.
И никому об этом не расскажешь, ведь рассказать – значит расписаться в собственной слабости, лучше – по очереди убить противников. Постепенно и по очереди. Но тебе это не удастся, так как тебя переведут в другой интернат, потом – в школу. Интернат – это фронт, где все понятно сразу, школа – «мирная жизнь», в которой трудно определить своих врагов.
Еще?
Будет множество отношений. Ты всегда будешь лезть на эти ржавые перекладины и прыгать с них вниз головой. Потом получишь все, по крайней мере, так тебе будет казаться, возьмешь свой реванш у жизни. И для тебя наступит сплошное «настоящее», без всяких сантиментов. И тебе станет тесно, ведь никто не доволен тем, что происходит в «настоящем времени». В том сегодня, которое почти всегда кажется сплошным хаосом, беспорядком и целым рядом нерешенных вопросов.
Все настоящее – темное и мигает перед глазами, как испорченный экран телевизора. Ежедневно мы пытаемся упорядочить в своей голове все, что происходит, истолковать так, как можем и умеем, так, как нас учили, разложить все по полочкам. Но по полочкам раскладывается только прошлое и будущее. Прошлое потому, что в нем уже все известно. Его можно приукрасить, как хочется. Поскольку кто проверит, так ли оно было на самом деле? Свидетелей нет…
Будущее раскладывать приятнее, ведь оно из области мечтаний, фантазий и перспектив. В нем ты всегда на коне и всегда принимаешь верные решения. Неважно, что никогда их не исполнишь. Ведь будущее в определенный момент становится настоящим –
тем же хаосом и тем же рядом вопросов.А как быть, когда прошлое становится настоящим, но все равно ты не можешь использовать в нем приобретенный опыт?
Пока не станешь перед выбором: убить эту маленькую дуру и остаться здесь – с тем, кого так давно ждала, – или исчезнуть самой?
Другого выбора нет: «Боливар не выдержит двоих…»
И это уже совершенно ясно: тебе дан один шанс на несколько дней.
И один выбор: должен остаться кто-то один. Ощущаешь это кожей, хотя никто тебя об этом не предупреждал…
Что же мне делать, Ника?
Посадить тебя в ту машину 13 июня – и гуд бай, а самой перескочить через твое взросление? Начать все – отсюда? С той комнаты на улице Октябрьской, где осталась моя душа.
Если я решу именно так, никто не запретит мне распорядиться своей жизнью!
…Ника, может, тебе лучше умереть?..
10 июня
…Я проснулась от собственного стона.
Подушка мокрая. Я плавилась в горячей постели, как свеча. В окно светило солнце. Комната была выбелена его немилосердными лучами.
В глазах прыгали мушки и интегралы, голова тяжелая, как арбуз.
Дверь комнаты чуть слышно открылась.
Вошла женщина-Весна.
Я с удивлением обнаружила, что у нее в руках поднос, на котором бутылка с уксусом, кусочек марли, стакан воды и тарелка с манной кашей. Что это такое?!
Я хотела подняться, но сил не было даже пошевелиться.
Женщина успокаивающе махнула рукой: мол, лежите, лежите – и присела на край кровати. Намочила марлю в уксусе и начала обтирать мое лицо и плечи. Сразу стало прохладнее. Потом она протянула мне несколько таблеток и помогла запить их глотком воды.
– Вы нас напугали, – сказала она. – Позавчера Вера сказала, что у вас жар. Вы кричали… Мы хотели вызвать «скорую», но, сами понимаете, нужны документы…
Мысль о «скорой» и документах сразу поставила меня на ноги, я испуганно замахала руками – нет, только не врача! Но потрясло другое.
– Что значит «позавчера»?! – вскрикнула я. – Какое сегодня число?
– Десятое июня, – улыбнулась женщина. – Вы проспали около полутора суток. К тому же у вас температура. Теперь вам надо поесть.
Она взяла тарелку и ложку. Неужели собирается меня кормить?
Каша была немного подгорелой…
Совсем немного. Но я хорошо помнила этот запах – запах подгорелой каши.
Она всегда забывала вовремя снять ее с огня.
Я послушно открыла рот и…
И слезы покатились по моим щекам.
Она испугалась, отстранилась.
– Что с вами?
– Н-н-ничего, и-и-извините. Такое со мной случается… – едва смогла сказать я. – Наверное, переработалась…
Она сунула мне в рот ложку с кашей и привычным движением провела ею по губам, убирая с губ невидимые крошки, – совсем как в детстве.
Со стороны все выглядело так: молодая женщина кормит свою старшую подругу или сестру. Но передо мной не было зеркала, чтобы увидеть это со стороны. Я чувствовала все изнутри.
Видела ее нежные тонкие руки, склоненное взволнованное лицо, волну светлых волос, светящихся на солнце, несколько трогательных веснушек (оказывается, у нее были веснушки!) на носу. Я послушно открывала рот, вместе с кашей глотая еще что-то – горячее, невыразимое.