Личная неприятность Темного Владыки
Шрифт:
– Значит, одна живешь? – тихо, вкрадчиво, так, что сердце сжимается от дурного предчувствия.
– Почти, – сделала шаг назад, не понимая выражения чужих глаз – они словно смотрели в никуда – пусто и неестественно.
– Что ж, Айанэ Асайя, иди домой, пока тьма ещё не сгустилась над Даннатаном. И не ходи больше к реке, если тебе дорога жизнь. Фэйри почуяли твою кровь… – жесткая улыбка на маловыразительном лице бросила в дрожь.
Ему плевать на то, выжила бы она или нет. Но отчего тогда спас? Она смотрела и понимала – не ответит.
Корзина с травами все ещё валялась у берега.
– Тиххем, – короткий приказ – и вот уже еж семенит по траве, блестя фиолетовыми шкуркой, – проводи и останься с ней.
– Как прикажете, господин, – могли б ежи бледнеть, он бы уже был серым от страха.
– А теперь пойдите прочь, если жить хотите, – от мощной сильной фигуры прянула во все стороны тьма, заставляя отвернуться, опрометью бросаясь по тропе назад – к далекой деревне.
– Поохотимся, – донеслось ей вслед, – на тех, кто нарушает законы Повелителя…
Она неслась со всех ног, сбивая дыхание, не чувствуя слабости и боли, и только, когда впереди показалась первая плетеная крыша, бессильно осела на землю, кусая упрямо губы. Она выжила. Она не станет плакать! Горло снова обожгло привычной жалящей болью. Новый день обещал быть нелегким.
ГЛАВА 2. Нападение
Утреннее солнце заливало все прозрачно-серебристым светом, ласково щекотало кожу, красило легкие занавеси на окне. Увы, радости сегодня от этого не было. Тело болело так, что даже думать сил не было – выкручивало мышцы, жгло кожу, отзывалось тянущими резями в ступнях и спине. Свет, да что же это такое!
Пить хотелось так, словно она умирала неделю без глотка воды… воды? Айна уже не была уверена в том, что ей требуется обычное питье… С трудом она заставила себя одеть одно из старых чистых платьев, висевших на ней мешком, и начать прибираться. Осторожно. Аккуратно. Медленно. Один раз она чуть не упала, больно стукнувшись виском о печь – хорошо, не об угол. Может, вчерашние фэйри ей и вовсе приснились?
– Да что ж голова твоя такая дурная, человечка…
Ворчащая сиреневая морда выглянула из-за печи, смешно морща нос. Она даже метелку от неожиданности из рук выронила.
– Тих?
– Я это, я. А ты кого, Рыцаря хотела увидеть?!
И морда такая лукавая. Рыцаря… Ядовитые изумрудные очи, блеснувшие когти на руках и тьма, что пропитывает каждую клеточку его тела. Красивее мужчины она в жизни не встречала. Невероятный, опасный хищник.
– Если захочу умереть – непременно твоего Рыцаря позову, – проворчала. И не смогла сдержать любопытства. – А звать его как? Знаешь?
Тихий фырк – и хитрый прищур бусинок-глаз. Не скажет, зуб дает, не скажет…
– Есть да не про твою честь, букашечка.
– Что ещё за прозвища?!
Самой было стыдно, что так обмишурилась. Фэйри не называют своих имен смертным. Фэйри назовут свое истинное имя только тому, кому доверят свою жизнь.
Загремела котелками. Сил готовить совсем нет – хорошо хоть вчерашняя каша вполне съедобна. Как раз придется поделить и так небольшую порцию пополам.
Только села, стиснув зубы и стирая пот со лба, только показалось, что дикая ломота чуть отступила, как дверь, не церемонясь,
распахнули с оглушительным хлопком. Невольно вжала голову в плечи, уже подозревая, кто пожаловал.В избу, не стесняясь, буквально вплыла, хмуря толстые, почти сросшиеся брови, сама тетка Сайнара. Её необъятные размеры в тесной комнатушке еле помещались.
– Ну шо, Айка, зелий наварила? – громыхнул голос, яростно заблестели водянистые глаза.
Синяки на спине зачесались напоминанием о грозящей расправе. Да только… что по пустому говорить? Даже если бы могла – она бы не стала приворот варить, пусть матери икается на том свете! Та сильная ведьма была. Сильная и злая, на весь мир обиженная, ничем не брезговала – какие только гости к ней не приезжали. А она – бездарность. Даже если всю себя выжмет до капли, зелья не выйдет. Но разве объяснишь это озверевшей от вседозволенности бабе?
Встала осторожно, стараясь оказаться ближе к двери.
– Нет, данэ Сайнара, не сварила, – опустила глаза, чувствуя, как скручивает от страха внутренности. Убьет, как есть убьет! – говорила ведь – не смогу я. Маменька сильной колдуньей была, а у меня силы вовсе нет.
– Девонька-ааа, – почти тихое, почти ласковое – аж мурашки по коже, – бедолажка ты, богами обиженная, – толстые руки с пудовыми кулаками качнулись, словно в сожалении. – Какого бхгура я должна тебе наказы повторять, убогая!
Кулачище проворно врезался в бок – не успела отойти, просто не подготовилась – заставляя упасть на колени, хватая ртом воздух. Как же больно-то! Рядом кто-то заверещал – и огромный чугунок прыгнул Сайнаре прямо в лоб, да только чуть не попал – но опрокинул сестру старосты наземь. Тишина – долгая, звенящая, нарушающаяся только её собственным отрывистым дыханием.
– Девка, ты как? Ай? Ая? – Тих проворно просеменил по полу, встревоженно тыкаясь носом в руку. Почему-то отчаянно защипало глаза. – Что за мерзкая баба! Что ей от тебя надо было? – низший оскалился, показывая отнюдь не ежиные зубки.
– Так это ты? – осенило. – Ты её ударил? Тих, она же меня теперь убьет! Забьет до смерти, – даже зубы от страха застучали, – никогда не простит такого унижения, а в фэйри она не верит, да и все равно ей! Я здесь была – стало быть, я и виновата! Ну зачем, зачем ты это сделал? – голос предательски сорвался.
Тихое молчание длинною в тари.
– Это ведь было не в первый раз, верно? – кажется, кто-то злится.
Она поднялась с трудом, чувствуя протяжную ноющую боль в боку – как бы ребро не переломалось. Заметалась беспомощно, не сводя глаз с лежащей навзничь тетки. Что ж делать то! Хоть в лес беги, но фэйри вряд ли солгал – наверняка, стоит уйти подальше – и сожрут уже другие твари.
Остаться? Попытаться извиниться? Знает ведь, что бесполезно, но куда тут убежишь?
– В лес уходи, – проскрипели возмущенно, – я уж и подмогу вызвал, девка, не пропадем.
– Да зачем? Зачем, Тих, все равно ж найдут, догонят, да… какую ещё подмогу?
– Такую, девка, что одним нам не справиться. А коль с тобой что случится – с меня голову снимут!
Сердце заныло – куда она ещё влипла?
– Кто? – вышло шепотом, пока она спешно кидала в котомку самые нужные и важные вещи.