Личная помощница для мажора

Мы поужинали в одном из кафе аэропорта, я с трудом заставила себя что-то съесть, и Олег всё с большим беспокойством наблюдал за моим состоянием.

– Я… Не волнуйся, - сказала я, заметив его хмурый взгляд, когда я отодвинула от себя почти полную тарелку с цезарем. – Я просто сейчас даже думать ни о чём не могу…

– Кать, - сказал Олег спокойно. – Я всё прекрасно понимаю. Как захочешь – поговорим, нужна будет помощь – проси, я не хочу мешать твоему желанию пережить всё это.

– Спасибо, - сказала я, и тихонько улыбнулась.

Мелькали гирлянды, разноцветные куртки и пальто прохожих, играла музыка, слышался смех и крики детей. Через огромные стеклянные стены, в которых отражались бесконечные огни включенных в здании ламп, я видела темное небо, расстелившееся над аэропортом.

– Мама идёт, - махнув Елене Борисовне, сказал Олег. – Пойдём, Катюш, наш рейс.

* * *

В самолете я спала. Вырубилась, и как будто бы не было никакого полета. Проснулась уже когда садились. В окнах мелькали огни ночной Москвы, тогда сердце моё вдруг сжалось – не таким я представляла себе возвращение домой. Думала, что мы веселые и радостные с Сережкой встретим родителей в аэропорту, и весь вечер будем сыпать впечатлениями, задаривать подарками и рассказывать, как и что.

Легкий толчок при соприкосновении с землей, пару прыжков, скрип шасси и металла, традиционные аплодисменты и восклицания. И вот оно чувство, что ты дома, уже в сердце.

Мне стало как-то легче, сразу после того, как я оказалась на наших улицах.

– Катюша, ты одна поедешь? А ключи от квартиры есть? Олег машину-то у нас в КП оставил…

– Давай все вместе до тебя, а потом…

– Олег, не стоит, - ответила я и повернулась к Елене Борисовне. – Вы зря переживаете. Ключи у меня есть, я вполне спокойно доеду. Пожалуйста, не переживайте.

Олег смотрел на меня некоторое время. Он чуть поджал губы, протянул руку и, взяв за запястье, притянул меня к себе.

Он поцеловал меня в лоб и уткнулся в макушку.

– Катя, обязательно позвони мне, когда доберешься до дома. Хорошо?

– Хорошо. Обещаю.

Он наклонился и провел носом по кончику моего носа, после этого развернулся и кликнул таксиста. Усадив меня в такси, Олег расплатился. Я сидела на заднем сидении и смотрела на то, как они с Еленой Борисовной провожают меня взглядами. Елена Борисовна попыталась ободряюще улыбнуться, и я тихонько улыбнулась ей в ответ. Олег же был напряжен. Он смотрел на меня, и в его глазах я отчетливо читала волнение за меня.

Дорога показалась мне несколько утомительной, но, наверное, больше от того, что мне хотелось побыстрее добраться до дома. Москва словно стала совсем седой и серой от потепления, нахлынувшего на неё – пятиэтажки с их дворами казались унылыми, высотки, теряющиеся где-то в тумане, ненастоящими. Люди спешили по глянцевым дорогам, разбрасывая грязный снег, трамваи искрились рыжими буквами, автобусы пыхтели, сигналили самые разные авто. Я вдруг заметила кремовую Бэнтли на дороге, та просигналила моему водителю такси, подрезала и улетела куда-то вперед.

Водитель тихо выругался и завёл короткую тираду про всяких наглых буржуев на дорогах.

Я вдруг улыбнулась, вспомнив нашу первую встречу с Олегом. Кто бы знал, к чему всё это приведёт…

Мы подъехали к моему подъезду примерно через час. Я поблагодарила водителя и распрощалась с ним. Тот тут же сдал назад, как можно аккуратнее прокрутился на парковочном пяточке у дороги, развернулся и с визгом помчался к улочке, выводящей на шоссе.

Я с тоской оглядела свой двор, снова вспомнила брата и посмотрела на телефон. Отправив маме сообщение, что я дома, зашла в подъезд и поднялась на второй этаж.

Ключ знакомо прохрустел в замке. Два оборота, и я в общем с соседями предбаннике. Пройдя к нашей двери, я поскорее открыла её и зашла в квартиру.

Полумрак, запах чего-то приятного. В каждой квартире свой запах, здесь какой-то родной, домашний. Я разделась, прошла в ванную, потом на кухню. Залив из фильтра свежей воды, поставила пузатый чайник на огонь, и встала у низкого подоконника.

Мне хотелось осени. Или весны. Какого-то времени года, когда листья есть, но они скоро изменятся. Обняв себя руками за плечи, я закрыла глаза – тоска ещё сильнее разлилась в моем сердце. Как сильно я скучала по дому… Сейчас мне хотелось подольше побыть одной, подумать…

Я походила по комнатам. Заглянула к родителям, к себе – везде идеальный порядок. Перед тем, как заглянуть к Сережке, держала ручку двери не меньше минуты, потом повернула и зашла. Тоже порядок. И плакаты с авто, и куча компов для разборки, и наушники двух видов.

Я села к нему на кровать и вдруг вспомнила про письмо.

Вскочила и тут же побежала в коридор – как могла забыть?

Дрожащими руками я выхватила из кармана куртки сложенную в несколько раз бумагу и вернулась в комнату брата. Села на кровать и развернула её. Письмо было довольно большим. Буквы немного прыгали, но это ясно – тяжело было писать, да и торопился, видимо.

«Катя, со мной всё это случилось не просто так. Я не знаю, что будет дальше. Мне, признаться, даже страшно… Не за себя, а за вас с мамой и папой, я же не знаю, на что эти люди могут пойти. Но молчать нельзя, я знаю… Надеюсь, что Олег поможет тебе.

Когда я вышел из комнаты, оставив вас там с Олегом, я пошел вниз – Елена Борисовна как раз собиралась на прогулку. Я выпил чаю, походил по гостиной, подумал, что надо бы мне отвлечься от всего этого и пойти найти какое-нибудь чтиво. Когда я поднялся в библиотеку, я уже понял, что происходит что-то не то. Я тихонько приоткрыл дверь – вроде никого. Ну, я и подумал, что мне вообще показалось, мало ли. А когда я подошел к стеллажам, которые отделяли читальную комнату от комнаты отдыха, я застал там на диване мать Кристины и отца Олега. Там всё было ясно даже без особых разглядываний. Ума не приложу, как им пришло в голову сношаться при всем том, что произошло, и ещё и при том, что Елена Борисовна, да и мы все в доме…

В общем, я так растерялся, что начал пятиться назад и громыхнул чем-то. Естественно, они меня увидели. Маковецкий только и успел штаны натянуть и схватить меня за шею – сказал, что если я кому-то что-то расскажу, порежут всех нас, а меня в первую очередь. Потом сказал, что надо всё обсудить, чтобы он был уверен в моем молчании и чтобы я шел на улицу и ждал там его человека.

Я вышел на улицу, как он велел, словно зомби, Кать. Наверное, не стоило его слушать, но я здорово испугался тогда. В общем, я вышел и уже минут через десять меня встретил какой-то отморозок, назвался Гришей. Сто процентов тот самый, про которого ты мне говорила. Опасный тип. Не дай Бог тебе с ним встретиться, Катька. В общем, Гриша этот мне пистолет под ребро сунул и повел. Мы как раз Елену Борисовну встретили, тот нашептал мне, как отмазаться, я и сказал, мол, так и так. Потом всё, лес, сломанная нога, яма…»

– Черт подери, - прошептала я, а потом вдруг вскинула голову, услышав, как визжит свисток чайника.

Вскочила с Сережкиной постели и кинулась на кухню. Повернув гладкую ручку на плите, я села прямо на пол под затихающий свист чайника. Дрожащей рукой держа письмо Сережки, я закрыла лицо ладонью. Что же делать? Что?...

Я знала, почему Маковецкий старший так взбаламутился. Олег говорил, что они с мамой знали о том, что у него кто-то есть, но кто неизвестно, потому что по договору при наличии доказательств о том, что Маковецкий изменяет жене, она без потерь может развестись с ним, и он будет обязан выплатить ей и Олегу компенсацию.