Личная ведьма для инквизитора

Запахло паленым — сгорает! Что ж, значит, мой расчет был верным!

Через несколько минут, когда тесто подрумянилось и собиралось уже подгореть, я взяла скалку и осторожно ударила по фигурке птицы, полностью скованной тестом. То раскололось на мелкие кусочки и осыпалось на стол вполне пригодным, хоть и бесформенным печеньем, а Зигфрид, полностью обновленный и уже с полноценным хвостом, взмыл под потолок.

— Издеваешься, ведьмачка! — возмутился он. — Вот так всегда! Заколдуют, надругаются, а потом ещё…

Очевидно, я узнала бы о себе ещё очень много нового, но Зигфрида прервал громкий стук в дверь. Во входную, между прочим.

Это ж как надо стучать, чтобы я аж с кухни услышала?

Гостей мы с Людвигом сегодня точно не ждали, но я теперь уже не боялась открывать дверь — во-первых, не седьмое число, а во-вторых, мой суженый давно уже при мне. Не сказать, что он так уж меня полностью устраивает, но ничего. Бывает и гораздо хуже. Этот молод, привлекателен, связан со мной теми же узами, что и я с ним.

И фамилиар его моему приглянулся.

Отряхнув платье от муки, пачкавшей всё вокруг даже тогда, когда тесто месило заклинание, а не я своими руками, я отправилась открывать дверь. Стук повторился, до того громкий, что мне аж захотелось зажать уши руками, и я взмахнула рукой, впуская неведомого гостя в дом.

Дверь распахнулась настежь, и Иоганна — а стучала именно она, — попала кулаком по пустому воздуху и завалилась внутрь, едва не зарыв носом.

— Ты? — удивилась я, глядя на подругу. Вот уж кого не ждала, так это её!

Иоганна и Барбара всегда были очень близки друг с другом. Я же для них — всё равно чужачка, хоть и жившая здесь уже неполные два года. А поскольку Барбара уже совершила неудачную попытку соблазнения моего жениха, ждать от Иоганны ничего хорошего не приходилось.

Вот и сейчас, чувствуя на себе пристальный, внимательный взгляд ведьмы, я с трудом заставила себя взглянуть на неё с улыбкой и скрестить руки на груди.

— Что привело тебя в мой дом? Ты получила приглашение на свадьбу? — довольно мягко поинтересовалась я, надеясь на то, что звучит не слишком язвительно как для приветствия.

Иоганна выпрямилась, будто пытаясь напомнить о том, что ей и физической силы не занимать, хрустнула пальцами и приветливо мне улыбнулась. В её темных глазах плескалось что-то среднее между недовольством и сочувствием.

— Ох, сестренка, — не в меру горестно произнесла Иоганна, словно забыв о том, что тема братьев и сестер для меня несколько болезненная. — Да, приглашение на свадьбу я получила, но, к сожалению, не оно, а печальная весть заставила меня прийти к тебе в дом.

Я насторожилась. Пафосные речи были совершенно нехарактерны моим подругам, и то, что Иоганна так выражалась, ни о чем хорошем не свидетельствовало.

— А поконкретнее?

— Ты же знаешь, — провозгласила Иоганна таким голосом, как будто собиралась сообщить мне о предстоящих смертях всей родни, о которой я знаю, да и о которой я слыхом не слыхивала. — Ты же знаешь, что я нахожусь в дружеских отношениях с нашим почтальоном…

— Знаю, — кивнула я.

Он её замуж уже три раза звал, да только она так и не приняла это не в меру щедрое предложение. Говорила, что заслуживает кого получше, а точнее, побогаче и породовитее.

Наш почтальон, обладатель фамилиара-голубя, был мужчиной средних лет, крепким, довольно неглупым и обладающим довольно сильной родовой магией. Почему он решил применять её именно для рассылки писем по всей стране, я понятия не имела, но знала, что деньги он получал не такие уж и плохие за срочную доставку корреспонденции.

По крайней мере, его письма никогда не блудили.

По нашему поселку он любил разносить всё самостоятельно. Заходил в гости, чай пил… Начинал, разумеется, с Иоганны. Изредка, раз в месяца полтора, добирался и до моего поместья, рассказывал о том, что при маркграфе ему жилось не очень. Писем мне почти никто никогда не писал, а если и писали, то приходили благодаря почтальону слишком поздно.

— Так вот, когда он отдавал мне письма, — торжественно вздохнула Иоганна, — я увидела среди них одно, предназначающееся тебе! На адрес поместья отправленное. И предложила ему отдать мне письмецо…

— Зачем? — уточнила я.

— Чтобы передать тебе быстрее, конечно же! — тут же нашла благоприятный повод Иоганна. — Потому что тебе надо узнавать обо всех новостях пораньше. Тем более, о таких!

— Ты письмо открывала? — тут же нахмурилась я.

— Нет, разумеется, нет! — заверила меня Иоганна.

— Да? И откуда тогда ты знаешь, что там плохие новости?

Иоганна закусила губу.

— Так ведь отправитель — женщина.

— И что с того?

— А письмо на имя Людвига.

Я взглянула на конверт в её руках. И вправду, Людвигу фон Ройссу от некой Эдиты фон Грайс. Интересно, и что же там внутри? Вообще-то открывать было неприлично, но меня как будто что-то подталкивало вскрыть этот конверт. Как будто кто-то на ухо шептал — и шептал почему-то голосом Казимира, — "открой, открой, проверь, что у тебя за женишок".

Я решительно развернула лист бумаги и, пробежавшись по нему глазами, стремительно помрачнела.

— Что там, что там? — подалась вперед любопытная Иоганна, но мне в эту секунду не хотелось даже рот открыть, чтобы объяснить ей, что я увидела внутри.

Поддавшись внутреннему порыву, я аж отступила на несколько шагов назад, чтобы Иоганна не смогла заглянуть в письмо, и принялась читать внимательнее.

"Любимый Лю! — писала фрейлейн Эдита. — Мне очень жаль, что тебе доводится тратить столько времени на эту ведьму! Но ты должен понимать, что оно того стоит. Да, пусть тебе придется притворяться, что ты до смерти влюблен в эту женщину, разыгрывать страсть перед нею, ты должен помнить: после мучений, когда все утрясется, ты сможешь её бросить, и мы наконец-то воссоединимся, но не будем уже испытывать той нужды.

Порой мне, впрочем, хочется умолять тебя вернуться, забыв о деньгах. Когда я представляю, что ты целуешь эту мерзкую женщину, обнимаешь её, прижимаешь к своему сердцу, мне хочется уничтожить весь этот мир. Да, я знаю, что ты такая же жертва обстоятельств, как и я, но я согласна жить даже в нищете, лишь бы ты вновь был рядом со мной.

Всё же, очень рада, что ты проявляешь благоразумие. Нашей доченьке очень нужны эти деньги. Без них она не выживет… Увы, но в тот день, когда инквизиция перестала существовать, как класс, а ты впал в немилость, едва не разрушилась и наша счастливая семья.