Личная ведьма для инквизитора

Но я свято верю: всё ещё пойдет на лад!

Ах, как бы мне хотелось сжечь твою ведьму! Быть вместо неё рядом с тобой. Касаться твоих плеч ладонями, целовать твои губы, всматриваться в твои черные глаза, наслаждаться твоей ироничной ухмылкой. Я бы стала твоей летней лесной прохладой в жаркий день, весенними цветами, которые ты так любишь, золотой листвой и свежим снегом, дуновением ветра — всем, чем угодно, лишь бы только никто не смел нас разлучить.

Уверена, воссоединившись, мы больше не расстанемся с тобой ни на один день, ни на час, ни на минуту, ни на секунду! Мы будем дышать с тобой одним воздухом…"

— Даже в уборной ты будешь дышать с ним одним воздухом?! — прошипела я, напрочь забыв о том, что рядом со мной всё ещё стояла Иоганна и смотрела на меня так странно, как будто я с небес свалилась минуту назад.

— Что там? — прошептала участливо она.

Потом, будто пытаясь придать мне хоть немного уверенности, передать свои силы, ласково погладила по плечу, почти копируя движение Людвига, и мне от этого стало ещё противнее. Захотелось швырнуть этот конверт на землю, потоптаться по нему ногами, плеваться ядом, проклинать вслух весь этот мир. Ненавидеть ярко, шумно, с силой!..

— Не твоё дело, — огрызнулась я, не в силах сдерживаться.

Не тогда, когда прочитала такое!

В письме было ещё что-то, но я не могла заставить себя раскрыть его и прочитать дальше. Мне хотелось уничтожить эту мерзкую бумажонку, а вместе с нею растоптать и Людвига.

Дочь! У него есть маленькая дочь! И какая-то Эдита, мать этого ребенка и его то ли любовница, то ли жена, только не законная, а названная. И этот мужчина смел обнимать меня ночью, смел целовать, смел говорить, что я его истинная пара, и если б не он, то я сгорела бы на костре инквизиции ещё до того, как приехал глашатай и велел всем остановиться?! Да ведь он всё это время зло лгал мне, топтал мою жизнь, размазывал меня…

— Порви! — прошептала Иоганна. — Порви это письмо! Тебе станет намного легче, если ты избавишься от него!

Я вскинула свободную руку — во второй всё ещё держала письмо, — зажгла на ладони пульсар и хотела поднести его к бумаге, но в последнее мгновение остановилась.

Ведь я поверила Людвигу. Когда он смотрел на меня, когда признавался в любви, мне казалось, он был совершенно искренен. Неужели в самом деле всё время лгал? Но это не было на него похоже.

Людвиг не казался мне расчетливой тварью. Я ведь даже простила его, позабыла о том, что он едва не сжег меня на костре. Неужели у него в самом деле была женщина с ребенком? Да ну.

Не хотелось в это верить.

Ужасно не хотелось.

Я закусила губу и шумно втянула носом воздух. Может быть, я сумею успокоиться и мыслить более ясно? Сейчас перечитаю это письмо ещё раз. Мало ли в мире Людвигов! И мне казалось, что на письме сначала не было имен и фамилий, только адрес, а потом, когда я присмотрелась, они появились.

Но я не успела взяться за дочитывание письма.

— Казимир, вам не рассказывали, что прятаться за шторами — не слишком достойное для мужчины занятие? — голос Людвига заставил меня вздрогнуть и обернуться. Ненависть всколыхнулась во мне, хотелось сию же секунду впиться ему ногтями в глаза, но я изо всех сил сдерживала себя, убеждала, что не буду так реагировать. Не стану делать глупостей.

По крайней мере, если мы с Людвигом и не будем счастливы вместе, то я хоть деньги свои получу, когда выйду за него замуж! И бусина чего-то белеет, хотя мне сейчас совсем не до неё.

— Что тут происходит? — Людвиг выдернул Хогберга из-за шторы. — Гера, что это у тебя?

— Письмо, — тихо ответила я.

— Какое?

— Твое письмо, — прошипела, не в силах сдерживать эмоции. — Любовное! Вот, полюбуйся!

И протянула ему лист бумаги, упорно реагируя повисшую на мне Иоганну.

Глава двадцатая. Людвиг

То, с каким видом Гертруда смотрела на меня, пока я брал в руки письмо, настораживало. Я понятия не имел, что там могло быть такого, чтобы она аж позеленела, но уже подозревал, что ничего хорошего. Тем более, Казик, которого я вытащил из-за шторы, как-то так противненько улыбался, и Иоганна тоже очень странно косилась на Геру.

Однако, в тот миг, когда я пробежался взглядом по строкам письма, понял, что больше всего на свете мне хочется активировать какое-нибудь боевое заклинание и уничтожить тут всех.

Геру. Иоганну. Этого мерзопакостного досмотрщика.

"Любимая Герушка! Пишет тебе твой Эдуард… Как жаль, что ты вынуждена терпеть рядом с собой этого инквизитора! Но ты должна помнить: оно того стоит. Пусть тебе придется притворяться, что ты до смерти влюблена в этого мужчину, разыгрывать страсть перед ним, ты должна помнить: после мучений, когда все утрясется, ты сможешь его бросить, и мы наконец-то воссоединимся, но не будем уже страх, что утеряем наследство.

Порой мне, впрочем, хочется умолять тебя вернуться, забыв о деньгах. Когда я представляю, что ты целуешь этого мерзкого мужчину, обнимаешь его, позволяешь ласкать себя, мне хочется уничтожить весь этот мир. Да, я знаю, что ты такая же жертва обстоятельств, как и я, но я согласен жить даже в нищете, лишь бы ты вновь была рядом со мной.

Всё же, очень рад, что ты проявляешь благоразумие. Нашей доченьке очень нужны эти деньги. Без них она не выживет… Увы, но в тот день, когда Амьен попробовал ввести свои законы наследования на территории Видама, едва не разрушилась и наша счастливая семья.

Но я свято верю: всё ещё пойдет на лад!

Ах, как бы мне хотелось сжечь твоего инквизитора! Быть вместо него рядом с тобой. Касаться твоих плеч ладонями, целовать твои губы, всматриваться в твои карие глаза, наслаждаться твоей ласковой улыбкой…"

Я, не выдержав, оторвал взгляд от письма.

— Ты ничего не хочешь мне объяснить? — прошипел я.

Магия, которая и без того не особенно держалась в узде, теперь вообще рвалась на свободу. Я чувствовал, что огонь хотел выплеснуться сию же секунду. Охватить это письмо, а вместе с ним и всё поместье.

Деньги? Да сдались мне эти деньги! У Гертруды есть дочь?!

— Я? Я должна объяснять?! — ахнула Гера.

— А кто, я? Кто такой этот Эдуард?!

— Какой к монахам Эдуард, кто такая Эдита?!

— Какая Эдита?!

— Та, от которой у тебя дочь и которая ждет, пока ты бросишь мерзкую ведьму и прибудешь к ней со своим наследством! — выпалила Гертруда, забыв даже о том, что Казимир стоит совсем рядом и готов уже отмечать каждое произнесенное слово.

— У меня есть дочь?! И ты смеешь говорить мне о таком, когда я читаю письмо, в котором твой любовник пишет о вашем ребенке?! — прошипел я. — Да прекрати ты калякать!

Последнее относилось уже к Казику. Я выдрал из его рук блокнот и, даже не присматриваясь к записям, сжег прямо на своей ладони. Порыв ветра развеял пепел по коридору, но мне было не до порядка в поместье. Сейчас единственным предметом интереса было письмо, открывавшее мне глаза на всё то, что происходило в нашей с Герой семье.