Личная жизнь духов и привидений. Путешествие в занятный мир шарлатанов

Отлично, мы на верном пути. Скептикам стоит прекратить подрывную деятельность и начать образовательную. Так давайте учиться! Я изучал нечто называемое «холодным чтением» — метод, при помощи которого медиум может читать язык тела и получать информацию. То есть скептики считают медиумов кем-то вроде Шерлоков Холмсов, так?

Вовсе нет.

— «Холодное чтение» — это миф, — объясняет профессор Вайзмен. — Медиумы не воспринимают скрытый язык тела. Не все настолько чувствительны. Некоторые медиумы ведут себя грубо и не умеют общаться с людьми. Они просто много говорят и совсем не слушают, — считает профессор.

«Холодное чтение» также применяют скептики, чтобы разоблачать медиумов, однако профессор Вайзмен, рьяный скептик, в этом сомневается. Многие скептики верят в этот метод, а Вайзмен — нет. Я поражен.

— Всю работу за медиума выполняет клиент, — добавляет он.

Господи Иисусе, так они еще и бездельники!

— Они частенько делают спорные заявления. Они говорят, что у вас в прошлом была травма, вы понимаете, что имеется в виду? Когда клиент говорит «да, это так» или «потрясающе, как вы догадались», вам очень захочется узнать, о чем он думает. Я считаю, что люди, посещающие предсказателей, готовы сделать за них всю работу. Клиенты совмещают утверждения, сделанные предсказателем, со своей жизнью, — поясняет Вайзмен.

Это подтверждает исследование, проведенное психологом Сьюзен Блэкмор. Она изучила более шести тысяч человек, спрашивая, правдиво ли для них некое специфическое утверждение. Одна треть испытуемых согласилась с утверждением «У меня есть шрам на левом колене», а четверть сказала «да» на заявление «В моей семье есть человек по имени Джек».

— Медиумы используют этот феномен во время сеансов, которые кажутся очень точными, но на самом деле состоят из общих утверждений, применимых к большинству клиентов, — продолжает Вайзмен.

Этот феномен также называется эффектом Барнума в честь знаменитого американского шоумена Ф. Т. Барнума, который утверждал, что в хорошем цирке «есть понемножку для каждого».

Но профессор Вайзмен полагает, что не все так просто. Мне стоило бы этого ожидать.

— Жизнь — сложная штука, и даже в обычном разговоре вам приходится напрягаться, чтобы понять каждую фразу, — говорит профессор, потягивая газированную воду. — То же происходит, когда вы обращаетесь к медиуму. Совсем необязательно, что все утверждения подчиняются эффекту Барнума.

Хорошо, если все дело в людях, которые с трудом понимают смысл фраз, с чем я, кстати, не совсем согласен, то как насчет предчувствий? Ведь медиумы не выдумали их, чтобы заработать денег? Они посещают и обычных людей, у которых нет повода быть нечестными. Тот факт, что в день катастрофы в поезда садится меньше людей, или что некоторым смерть друга снится прежде, чем это происходит, вполне понятен.

— Нет, не вполне, — возражает Вайзмен. — Я не верю в предчувствия. Это бессмыслица. Подумайте серьезно.

Мне казалось, я вполне разумен.

— Те, кто знает, что поезд разобьется, приписывают это сверхъестественному чутью какого-нибудь медиума, потому что не хотят влипнуть в неприятности из-за того, что водят знакомство с нехорошими людьми, — говорит он.

Ладно, но как быть с теми, кому предчувствия приходили во снах? Такие случаи четко задокументированы.

— В единичных случаях — да, но какой процент снов сбывается? Подумайте об этом. Если нам снится по три сна за ночь и нас пятьдесят шесть миллионов, то в сумме получается множество снов. Сколько из них будут беспокойными? О близких, летящих на самолетах? И как много самолетов должно разбиться, чтобы все предчувствия получили подтверждение?

Что ж, возможно, мы склонны видеть во сне всяческие нехорошие вещи, и иногда беспокойные сны сбываются. А миллионы нейтральных ночных видений мы попросту игнорируем. Но как же статистические исследования Уильяма Кокса, который пришел к выводу, что в день катастроф людей в поездах было меньше?

— Дело в погоде, — не задумываясь, отвечает профессор. — Немногие любят путешествовать в плохую погоду, ведь именно тогда чаще всего происходят несчастные случаи.

Вайзмену пора уходить. Он встает и неторопливо идет к лифту, оставив меня наедине с запутанными и неопределенными мыслями. Я заказываю минералку с газом. Ему она определенно помогла. Я смотрю в лондонское небо, на строительные краны и силуэты недостроенных зданий и понимаю, что медиумы и люди, которые в них верят, борются как раз с разумным подходом профессора Вайзмена. Ему не надо быть грубым и агрессивным. Достаточно просто по кирпичику разбирать стену их веры.

Профессор, возможно, не хотел, но все же подарил мне надежду. Его вера в то, что нельзя отрицать талант медиума, не протестировав его, совпадает с моим намерением проверять медиумов, снова и снова выслушивая предсказания касательно моего будущего. Может, если я буду продолжать поиски достаточно, я найду то, что ищу: медиума, который верно предскажет грядущее.

Еще я кое-что понял о вере. Пусть профессор Вайзмен недооценивает предчувствия и предвидения, посещающие обычных людей, я с ним не согласен. Мне нравится идея, что у нас есть возможность чувствовать будущее, пусть даже мельком, подобно животным, чующим опасность.

Я направляюсь на улицу, размышляя о том, где найти необходимые доказательства, способные убедить такого скептика, как Вайзмен. Еще мне хочется понять, где найти могущественного и заслуживающего доверия медиума. Осознав, что мне еще многое предстоит, я направляюсь к Оксфордской площади, задаваясь вопросом, что же сейчас делает этот могущественный медиум.

6. Жизнь на другой планете

Никто не понимал, что призрак Джанни Гандольфи болтается по парикмахерской «Дж и К» вот уже более двух лет, кричит во весь голос, но никак не может привлечь внимание. Гандольфи был владельцем заведения, но все вели себя так, словно его нет. До смерти Джанни был громогласным и эмоциональным мужчиной. Типичный итальянец, как говорили люди. Его невероятная жизненная сила, казалось, просочилась сквозь барьер, разделяющий жизнь и смерть. И неудивительно, что его разочарование возрастало с каждым днем — парикмахеры работали, не замечая того, как он машет руками и кричит. Ему было о чем кричать. Он страдал. Страдал оттого, что умер внезапно, оставив свою подругу и совладелицу парикмахерской Клоди в горестях, по уши в долгах и без малейшего представления о том, что делать с документацией, которую он оставил в таком беспорядке.

Иногда Джанни стоял рядом с ней, пока она стригла постоянного клиента, и кричал об особой бумаге, которую должен составить юрист, чтобы их совместное дело полностью перешло к ней. Они не были женаты, поэтому в завещании тоже были моменты, с которыми надо было разобраться.

Джанни ходил туда-сюда по парикмахерской так, словно до сих пор был жив, проверял стрижки, пытался подмести остриженные волосы, следил, чтобы в кассе всегда хватало сдачи. Но как бы он ни пытался, ему ни на что не удавалось повлиять.

Однажды утром отчаяние переполнило его, и он прокричал, что Клоди за все это время ни разу не посетила медиума. А ведь если бы Клоди проявила инициативу и пришла к ясновидящей, последняя смогла бы установить с ним связь и Джанни вновь поговорил бы с любовью всей своей жизни и исправил многие ошибки.

Тем же прохладным майским утром медиум Анджела Донован прибыла к дверям парикмахерской. Она пришла не для того, чтобы связаться с духом Джанни, ей просто надо было постричься. Анджела пренебрегла защитными ритуалами, которые совершают все медиумы, прежде чем связаться с умершими. Таким образом ясновидящие защищаются от энергии духов, словно это провода высокого напряжения.