Личный убийца

— Пусть не вкладывают, — сдали нервы у президента фонда Ленюка. — У нас есть такая поговорка: «Насильно мил не будешь». У России достаточно большие ресурсы и внутренние возможности наладить свою экономику. Другое дело, что эти ресурсы, как и национальные культурные силы, интеллект, сегодня разбазариваются, перетекают за рубеж. Прекратить этот процесс — одна из задач партии.

— «Вестдойче альгемайне», Ганс Губерт, — представился следующий корреспондент. — Как вы собираетесь это делать?

— Укреплением власти и наведением порядка в экономике, политике, армии в соответствий с существующими законами, — ответил Костромской. — Никаких репрессий, господин Губерт, не будет. Спасибо всем, пресс-конференция окончена. Приглашаем на небольшой фуршет, господа. В банкетном зале на втором этаже для вас накрыты столы.

Напряжение мгновенно спало, послышались шутки, смех.

— Кого ты сюда наприглашал, Леша? — недовольно проворчал Глуховец, обращаясь к пресс-секретарю Кандыбину. — Завтра половина этих бумагомарак представит нас как последователей Пиночета и заговорщиков!

— Зато другая половина сейчас нажрется на банкете и напишет о нашей партии как о панацее от развала страны, — ухмыльнулся седовласый господин в отлично сидящем на нем дорогом костюме, финансист Аркадий Эфраимович Либерман.

Несколько человек, оставшихся на сцене, не спеша собирали бумаги со стола. Молчаливые крутолобые сотрудники безопасности фонда «Альтаир» обходили зал, внимательно осматривая кресла, плинтусы, отдушины. Сворачивали аппаратуру телевизионщики.

— По законам психологии восприятия, Марк Иванович, не имеет значения, с каким знаком идет информация — плюсом или минусом, — заметил пресс-секретарь, перематывая кассету в диктофоне. — Эксцентричный Жириновский, способный дать в морду корреспондентке или затолкать в кладовку бабушек — смотрительниц музея, успешно сидит на своем партийном месте и находит поддержку у избирателей — не меньшую, чем образованный и интеллигентный Явлинский.

— Ладно, оставь ты этот ликбез для своих детей! — напыжился генерал.

— Все будет хорошо, — заверил молчавший все это время казначей партии Богданович, владевший сетью супермаркетов в центре столицы. — Сейчас наши ребятки им нальют, проинструктируют, дадут по конвертику кому следует.

— Тихо прошло, — покачал головой заместитель министра юстиции Донец, — слишком мягко.

— По-твоему, нужно было устроить скандал? — улыбнулся вице-президент федерации мотобола, заместитель Костромского Грэм Напрасников.

— Либо скандал, либо начать с фуршета. А то, понимаешь, «Власть и порядок», а ни порядка, ни власти они не почувствовали.

— Почувствуют еще, дай срок, — засмеялся полковник Мукосеев, пропуская «партайгеноссе» вперед к выходу.

Через час два ящика с водкой «Абсолют» опустели, поредели на подносах бутерброды с сырокопченой колбасой. Было разрешено курить в банкетном зале, разговор прессы с партийцами вошел в предусмотренное организаторами русло. Сумбурные речи, пьяные речи, даже нестройное пение.

— Господа! — пошатнувшись, вышел на середину зала корреспондент Мозин. — Есть предложение выпить за власть и порядок!

Член партии Кокоша подмигнул полковнику Ряхину, позировавшему фотокору «Огонька»:

— А ты говорил, «Нью-Йорк дейли ньюс» нас представит в негативном свете!

Полковник улыбнулся, мигнула вспышка.

Леонтий Богданович задержался в раздевалке. Отойдя в сторону, пока одевались Аден с Напрасниковым, он суетливо ощупал карманы брюк и пиджака, проверил кожаное пальто, открыв «дипломат» на шифрозамках, выложил на подоконник штемпель, чернильную подушечку, бланки ведомостей в розовой пластиковой папке, футляр с авторучкой «Паркер», электронную записную книжку, проверил карманы, затем принялся складывать все это обратно.

— Что-то забыл? — поинтересовался Аден.

— Все в порядке. Квитанцию о перечислении взносов… вот она, — пробормотал Богданович и поспешил захлопнуть «дипломат».

На самом деле он не мог найти ключи от сейфа. Оставалось надеяться на то, что оставил их дома. Он шел за Напрасниковым и Аденом к выходу, мучительно вспоминая, когда доставал их из кармана в последний раз или пользовался брелоком-фонариком, но слишком много выпил и никак не мог сосредоточиться. Они вышли на воздух, не спеша направились к стоянке. Впереди и сзади шли телохранители Адена. Приятель Напрасникова Холмский громко рассказывал скабрезный анекдот, хохотали чемпионы по мотогонкам Бецкой и Чердаков. Уже стемнело, шел одиннадцатый час. Машины со стоянки вливались в пестревший огнями поток на Старопетровском проспекте. Богдановича должен был подбросить до дома Аден — за рулем его «Хонды» сидел шофер. Об этом они договорились еще днем, когда Аден приезжал в маркет «Ихтиандр» за рыбой: хотелось отвести душу, надраться на банкете, а водителя Богданович отпустил на похороны, поэтому его «Вольво» оставался в гараже.

«Может, я их в машине забыл?» — подумал он о пресловутых ключах и немного успокоился.

На стоянке они простились с Напрасниковым. Телохранители Адена сели в «девятку», за исключением одного, занявшего место рядом с водителем «Хонды». Аден пропустил Богдановича вперед — тому предстояло выйти раньше, на Парковой.

— Что ты кислый такой, Леонтий? — спросил заместитель председателя партии, когда машина выехала на площадь Ганецкого. — Дома нелады?

Богданович через силу улыбнулся:

— С чего ты взял?

— Если возникли проблемы — не молчи, мы их сейчас решим, и будешь спать спокойно.

— Да какие проблемы, Коля? Жизнь прекрасна и удивительна!

В последнее время он все чаще прикладывался к бутылке, приходилось выпивать то с тем, то с этим, выезжать на банкеты, принимать у себя налоговых инспекторов, торговое начальство, чиновников Минфина. В целом все складывалось благополучно, но нервы начинали пошаливать. Он понимал, что своими успехами в бизнесе и скорым продвижением по партийной лестнице обязан не столько способностям, сколько могущественным людям, поставившим на него, как на беговую лошадку. Шесть лет тому назад не без участия прокурора Шорникова и минюстовского чиновника Донца его освободили из мест не столь отдаленных, где он отбывал срок за изнасилование. О судимости знали несколько человек, ни в каких бумагах она не фигурировала, но факт этот мог всплыть в любой момент — стоило показать зубы или не подчиниться. Партийная касса, за которую отвечал Богданович, была ему обузой, тем более что положение дел у него на работе не выдержало бы сколько-нибудь серьезной проверки. Деньги давили на Богдановича тяжким грузом, сковывали его по рукам и ногам, он чувствовал себя держателем воровского общака. Куда уместнее было возложить обязанности казначея на президента «Альтаира» Ленюка или банкира Либермана!

— АРК перечислил взносы? — поинтересовался Аден как бы невзначай.

— Нет. Но я звонил, обещали на этой неделе, — ответил Богданович.

Архангельский региональный комитет тянул с перечислением уже два месяца, что было вопиющим нарушением устава: взносы должны были собираться точно в срок, это было непременным условием партийной дисциплины. Задержка даже на неделю означала отсутствие порядка и власти.

— Возможно, тебе снова придется поехать туда, — сказал Аден. — Если наши данные подтвердятся, назначим перевыборную конференцию.

— Что за данные?

— Похоже, архангелогородцы намерены выйти из-под контроля. В марте они выслали делегацию в Кемерово и Мурманск, обсуждали устав. Их там порядка тридцати тысяч.

— Решили отделиться для борьбы с местной администрацией?

— Не смешно! — нахмурился Аден. — Плохо, Леонтий. За ними пойдут остальные, сегодня тридцать, завтра — триста. Если возникнет раскол, мы потеряем голоса накануне выборов. После наших громких заявлений о власти и порядке нас поднимут на смех, просочись такая информация.