Лицо для Сумасшедшей принцессы

Но меня лишь позабавила и немного рассердила эта несвоевременно прорезавшаяся откровенность любимого. Нашел время! Мне так не хотелось разрушать удивительное очарование этой ночи, лишаться сияния его прекрасных очей, губить свою долгожданную сказку! Возможно, это и есть то, что называют женской непоследовательностью и отсутствием логики, но сейчас меня совершенно не волновало, кем на самом деле является мужчина, которого я самоотверженно полюбила душой и телом. Сейчас он был просто моим избранником – единственным и желанным, из-за которого я могла пожертвовать всем! Сейчас я жила лишь этой ночью, лишь этим моментом! Поэтому я укоризненно зашипела и накрыла его рот своей ладонью, требовательно приказывая молчать.

Глаза принца вспыхнули, будто две звезды. Он накрыл мою ладонь своими сильными пальцами и припал к ней долгим нежным поцелуем. Очарованно смежив веки, я впитывала истекающий от него жар страсти, вплавлявшийся в каждую линию и складку моей кожи, в каждую клеточку, во все мое естество. Наконец он прервал поцелуй, схватил меня за руку и притянул к себе. Его теплое, упоительно благоухающее лавандой дыхание щекотало мою шею, его пальцы играли моими волосами, с каждым движением запутываясь в них все глубже, словно вьющиеся буйные рыжие локоны навеки связывали нас все сильнее и ближе, превращая в одно неразрывное целое. Пухлые, сладкие, как вишня, губы коснулись моего виска, раскрываясь, как перезревший плод, лопнувший от переполняющего его любовного сока.

– Ульрика, – чуть слышно шепнул он, – я знаю, что не должен этого делать, что не имею права любить тебя. Я знаю, что эта любовь принесет нам боль и муку и, возможно, мне придется заплатить на нее своей жизнью. Нам от рождения предназначалось стать непримиримыми врагами, но кто-то – ты или провидение – изменил, повернул вспять течение судьбы, подарив нам эту невозможную, безбожную любовь. И за это я тоже готов заплатить собой. Но перед лицом богов и демиургов, перед совестью и честью, перед временем и бесконечностью, перед землей и небом, перед бессмертьем и смертью клянусь: я хочу взять тебя в жены, и никогда не будет у меня другой женщины! – Он заглянул в мои глаза, и я ответила ему таким же открытым, счастливым взглядом. – Ульрика, любимая, скажи: готова ли ты стать моей супругой, моим побратимом?

– Да! – не раздумывая ответила я. – Готова! Да будет так!

Принц взял кинжал и недрогнувшей рукой провел лезвием себе по груди, прямо под сердцем. Тонкая струйка крови немедленно окрасила его бледную кожу. Я вынула кинжал из его пальцев, распахнула рубашку и уколола себя под левую грудь. Из неглубокого пореза тут же обильно закапала горячая алая кровь. Любимый обнял меня и привлек к себе, прижимая так крепко, что две наши раны соприкоснулись и слились в одну. И могу поклясться, что я физически ощутила, как в мои вены начало медленно вливаться что-то жгучее и благородное, как хорошо выдержанное вино. То была его кровь, кровь моего возлюбленного демона. Наши губы соединились, повторяя поцелуй наших ран. А потом я внезапно отстранилась и поднялась на ноги.

– Подожди меня, я сейчас вернусь, – попросила я, торопливо уходя в глубь пещеры.

Там я нашла свою сумку, а на ее дне – флакончик с магическими пилюлями, подаренный мне Марвином. С пилюлями, должными на короткое время подарить мне видимость красоты. Я вытряхнула на ладонь один черный шарик, подумала немного, а затем поднесла ко рту и проглотила волшебное средство. Выждала еще чуть-чуть, сняла маску и посмотрелась в до блеска начищенный щит, подобранный перед пещерой. Полированная металлическая поверхность отразила безупречно прекрасное лицо с высокими скулами, слегка раскосыми, миндалевидными изумрудными глазами и точеным носиком с породистой горбинкой. Я иронично хмыкнула и пошла обратно к свету костра. «Как там говорила Гельда? – вспомнила я. – У некромантов и демонов существует обычай: девушка, убившая врага, превосходящего ее силой и умением, получает право самостоятельно выбирать своего мужчину. Видит Аола, я убила достаточное количество врагов!»

– Твое лицо! – потрясенно вскрикнул принц. – О великие демоны Тьмы, ты прекраснее самой Аолы!

Я снова хмыкнула, сняла сапоги, сбросила штаны и рубашку и, зябко переступая босыми ногами, шагнула прямо в объятия его дрожащих рук, жадно тянущихся мне навстречу…

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

ГЛАВА 1

Несмотря на то что главная базарная площадь уже закрывалась, а местные и приезжие купцы спешно сворачивали торговлю и запирали лавки, Ланс так увлеченно таращился по сторонам и вертел головой, что чуть не заработал двойное косоглазие и вывих шейных позвонков. А что случилось бы с ним, попади он в это потрясающее местечко в самый разгар торговли?

Следуя за невозмутимым дервишем, плавно покачивающимся на спине вислоухого ослика, друзья степенно проходили сквозь базарные ряды, составленные из легких тростниковых прилавков, прикрытых разноцветными ситцевыми навесами. Великая Аола, чего здесь только не было! Пирамидальные груды золотистых крутобоких благоухающих медом дынь, знаменитые рохосские арбузы, уже разрезанные пополам и сочащиеся сладким соком. Желтые яблоки из Нарроны, финики и инжир из жаркого Канагера, морепродукты из Ликерии. А украшения! Лансанариэлю даже пришлось шлепнуть себя по руке, воровато потянувшейся к удивительному серебряному ожерелью, выполненному в форме широкого воротника, щедро изукрашенного россыпью мелких изумрудов и розоватого речного жемчуга. Кокетливый полукровка разочарованно вздохнул, представив, как смотрелось бы это филигранное произведение местных ювелиров на его длинной шее. Огвур очарованно взирал на разнообразно представленное оружие, будучи совершенно не в силах оторваться от экзотически изогнутых сабель, тяжелых кинжалов-кордов, вычурных алебард и даже редкостных боевых бумерангов из черного, твердого, как железо, дерева, привозимых с далеких Зинданских островов. А достигнув следующей палатки, друзья не смогли сдержать возгласа возмущения, приглядевшись к неприкрыто выставленному в ней живому товару. Здесь продавали рабов – стеснительных, заплаканных девушек и юношей, гордо вскидывающих непокорные головы и тщетно придающих себе делано отстраненный вид.

– Мелеаны на вас не хватает! – сердито побурчал негодующий орк, опечаленно отворачиваясь от юных невольниц, выглядевших не старше двенадцати лет.

Хозяин палатки, богато разодетый старик с унизанными перстями пальцами, восхищенно приценивался к стройной фигуре Ланса, корыстно поблескивая маслянистыми маленькими глазками-изюминками:

– Если господин эльф желает жить в неге и роскоши, не беспокоясь о завтрашнем дне, то я могу устроить его в гарем нашего великого визиря Бухтияра, весьма неравнодушного к красивым юношам. Уверен, невзирая на то что во дворце визиря собран настоящий цветник из бесподобно прекрасных мужчин, ни один из них и близко не сравнится с вашей непревзойденной прелестью! Вы разительно похожи на статую языческого бога Радониса, олицетворяющего страсть и мужскую красоту.

Польщенный Ланс густо покраснел, захлопал длинными ресницами и приветливо заулыбался.

– Еще чего! – Мощная фигура недовольного орка, умевшего, когда нужно, ходить совершенно бесшумно, внезапно выросла перед носом сразу сникшего торгаша. – Наша страсть – не ваша напасть!

Но на лице наглого старика не дрогнула ни одна черточка. Похоже, у него вообще имелась единственная слащавая гримаса, припасенная на все случаи жизни. Он насмешливо низко поклонился огромному орку и вежливо ответил:

– Воин мудр, но еще слишком молод и поэтому многого не понимает. Порой жизнь выкидывает такое, что хочется подойти и подобрать. Желаю вам прочувствовать это в самое ближайшее время!

Озадаченный Огвур буркнул что-то неразборчивое и поспешно покинул непонятного торговца. Но старик весьма любезно распрощался с прекрасным полуэльфом, выдав ему в качестве подарка огромный шар воздушной сахарной ваты. Орк к сладостям дышал равнодушно, поэтому Ланс умял угощение в одиночку, чуть не подавившись от жадности гладко обструганной палочкой.

Колоритная троица, восхищенно глазевшая на товары, и сама, в свою очередь, привлекала слишком много ненужного внимания, поэтому осторожный Али-Баба постарался как можно быстрее миновать заманчивые чудеса базарной площади и свернуть на менее оживленную боковую улочку. Час был уже довольно поздний, истово верующие в Аолу горожане расстилали в садах маленькие коврики и, опустившись на колени, старательно совершали вечернюю молитву, ничуть не смущаясь присутствием чужеземцев, тихонько продвигающихся вдоль глинобитных оград. Ланс и Огвур, хоть и веровавшие в Дарующую жизнь не менее искренне, поклоны бить не намеревались, а что касалось их проводника, старого дервиша, так он, кажется, и так молился, не переставая, все свободное от сна и приема пищи время.