Лицо ее закройте

Решили собраться в кабинете. Кто-то рас­ставил стулья полукругом подле массивно­го стола, кто-то налил воды в графин и поставил справа от Далглиша. Далглиш сидел за столом, позади него – Мартин, и на­блюдал, как входят в кабинет подозревае­мые. Элеонора Макси выглядела самой со­бранной. Выбрала стул, на который падал свет, и села, отрешенная и спокойная, глядя на луг и деревья вдали. Казалось, тяжелые испытания позади. Стивен Макси вошел размашистой походкой, бросил на Далглиша взгляд, полный презрения и вызова, и сел подле матери. Феликс Херн и Дебора вошли вместе, но, не взглянув друг на друга, сели порознь. Далглиш понял, что их отноше­ния несколько изменились после неудачно разыгранного прошлой ночью спектакля. Странно, что Херн позволил втянуть себя в такой явный обман. Поглядывая на тем­ный синяк на шее девушки, лишь наполо­вину скрытый вязаным шарфиком, еще больше он удивлялся тому, с какой силой Херну пришлось душить Дебору. Самой пос­ледней появилась Кэтрин Бауэрз. Она вспых­нула под взглядами сидевших и поспешила к свободному стулу, словно взволнованный абитуриент, опоздавший на лекцию. Ког­да Далглиш открывал свою папку, он ус­лышал медленные удары колокола. В его первый приезд в Мартингейл тоже звони­ли колокола. Звонили и когда он вел до­просы, то была музыка убийства. Теперь это, похоже, был поминальный звон, и Далг­лиш, ни о чем не догадываясь, подумал: кто бы это мог умереть в деревне, по ком звонят колокола, по Салли они так не звонили.

Он оторвался от бумаг, голос его зву­чал спокойно:

– Одна из самых необычных особенно­стей этого убийства в том, что оно явно кем-то замышлялось. Но совершенно не­преднамеренно. Об этом свидетельствуют ме­дицинские показания. Жертву не душили долго и медленно. Имеется несколько клас­сических симптомов асфиксии. Была при­менена сила, раздавили верхний хрящ гор­тани. Но все же смерть наступила в результате защемления блуждающего нерва, наступи­ла внезапно. Она могла наступить, даже если бы убийца применил меньшую силу. Учи­тывая эти факты, мы должны сделать вы­вод, что совершено единичное непредна­меренное нападение. То же подтверждают действия убийцы. Когда кто-то намерева­ется убить свою жертву, он обычно пользуется веревкой, или шарфом, или чулком. Возможны и другое варианты, но мои рассуж­дения вам понятны. Считанное число лю­дей могут быть уверены в своей способности убить голыми руками. В этой комнате лишь один человек, который может быть уверен в этом, но не думаю, чтобы он стал действовать подобным образом. Существу­ют более эффективные способы убийства без оружия, и он знает их.

Феликс Херн пробурчал еле слышно:

– Но то было в другой стране. К тому же девка умерла [26] .

Может, Далглиш и услышал эту цитату или почувствовал, как слегка напряглись со­бравшиеся, чтобы подавить в себе желание взглянуть на Херна, но вида не подал и тихо продолжал:

– По контрасту с этим явно импульсив­ным поступком мы имеем доказательство пред­принятой попытки подбросить девушке нар­котики, чтобы она потеряла сознание. Это, вероятно, было сделано для того, чтобы по­том легче было проникнуть в ее спальню, не разбудив ее, и убить во сне. Я отклоняю версию двух отдельных, не имеющих отношения одна к другой попыток покушения на нее в одну и ту же ночь. Ни у кого из сидящих в этой комнате не было причин любить Салли, а у некоторых были причины даже ненавидеть ее. Но трудно поверить, что два человека решили в одну и ту же ночь совершить убийство.

26

Слова Вараввы из трагедии «Мальтийский ев­рей» Кристофера Марло (1564 – 1593), IVакт.

– Может, мы и ненавидели ее, – ска­зала тихо Дебора, – но не только мы.

– Еще этот Пуллен, – сказала Кэт­рин. – Не убедите меня, что между ними ничего не было.

Кэтрин заметила, как Дебору передер­нуло от ее слов, но продолжала наступать:

– А как насчет мисс Лидделл? Да каж­дая собака в деревне знает, что Салли прознала о каких-то ее мерзостях и грозилась обна­родовать их. Если она способна была шан­тажировать одного, то почему бы ей не шантажировать и другого?!

Стивен Макси сухо сказал:

– Мне трудно представить себе, как ста­рушка Лидделл карабкается по приставной лестнице или крадется по черному ходу, чтобы застать Салли одну. У нее духу бы не хва­тило. И трудно представить, чтобы она за­думала задушить Салли голыми руками.

– Могла бы, – сказала Кэтрин, – если бы знала, что Салли под наркотиком.

– Но откуда ей было знать! – сказала Дебора. – И положить таблетки в кружку Салли она тоже не могла. Она уходила от нас с Эппсом, когда Салли шла с круж­кой в спальню. А взяла она мою кружку, вспомните. До того мисс Лидделл была с мамой в этой комнате.

– Она взяла твою кружку точно так же, как она надела такое же платье, как у те­бя, – сказала Кэтрин. – Но снотворное можно было положить в нее позже. Никто не собирался тебе давать наркотики.

– Позже нельзя было, – отрезала Де­бора. – Как? Кто-нибудь должен был про­красться с пузырьком моего отца, прикинуться, что зашел к ней поболтать, потом подождать, пока она наклонится к ребенку, и бросить таблетку-другую ей в какао. Чепуха какая-то.

Раздался спокойный голос Далглиша:

– Ни одна из версий не имеет смысла, если связывать таблетки и убийство. Да, как я уже сказал, считать, что некто ре­шил задушить Салли Джапп в ту же ночь, когда некто другой решил отравить ее, значит полагаться на маловероятное совпадение. Но может быть другое объяснение. А что, если эти таблетки – не единичный случай? Предположим, кто-то регулярно клал их в ночное питье Салли. Тот, кто знал, что только Салли пьет какао, и снотворное со­ответственно мог подложить в банку какао. Тот, кто знал, где хранятся таблетки, и был в курсе, какая именно требуется доза. Тот, кто хотел подпортить репутацию Салли, чтобы ее уволили, кто мог пожаловаться: она, мол, вечно просыпает. Тот, кто, может, боль­ше всех в доме страдал от Салли и с радос­тью хватался за любую возможность, пусть даже и не очень действенную, лишь бы обрести власть над девчонкой. В каком-то плане, как вы понимаете, это было рав­носильно убийству.

– Марта! – вырвалось у Кэтрин.

Макси молчали. Если они и поняли или догадались, о ком речь, никто из них и виду не подал. Элеонора Макси подумала об оп­лакивающей своего хозяина Марте, кото­рую оставили на кухне, и ей стало не по себе. Марта поднялась, когда она вошла, и стояла на пороге, сложив толстые гру­бые руки на фартуке. Она не шелохнулась, когда миссис Макси сказала ей о случив­шемся. Слезы беззвучно катились по ще­кам, отчего еще горше за нее было. Она заговорила, прекрасно владея голосом, хотя слезы все текли по лицу и капали на руки. Без лишних слов и объяснений она сооб­щила о своем решении. Она хотела бы взять расчет в конце недели. У нее есть приятель­ница в Херфордшире, у которой она оста­новится на время. Миссис Макси не воз­ражала и не уговаривала. Это было не в ее правилах. Теперь же, бросив на Далглиша внимательный взгляд, она попыталась ра­зобраться в мотивах, которые побудили ее удалить Марту от смертного одра ее хозяи­на, и удивилась своему открытию: предан­ность, которую все в семье принимали на веру, оказалась более сложной, менее податливой и послушной, чем они могли пред­положить, и вот теперь как далеко зашло дело.

Заговорила Кэтрин. Она явно не пони­мала, что происходит, и следила за объяс­нениями Далглиша, будто бы он рассказывал занимательную, нетипичную историю пре­ступления.

– Марта, конечно, в любую минуту могла взять снотворное. У вас в семье все возму­тительно беспечно относились к лекарству мистера Макси. Но зачем ей надо было давать снотворное Салли именно в эту ночь? После эпизода за ужином миссис Макси следова­ло бы больше беспокоиться по иному по­воду, нежели из-за того, что Салли не про­сыпается вовремя. Слишком поздно было избавляться от нее таким путем. И зачем Марте было прятать пузырек под колышек Деборы? Я-то всегда считала, что она пре­дана вашей семье.

– И мы так считали, – сказала сухо Дебора.

– Она снова подбросила таблетки в ка­као прошлой ночью, потому что ничего не знала о помолвке, – сказал Далглиш. – Ее не было в столовой в те минуты, и никто не сказал ей. Она пошла в комнату к мис­теру Макси, взяла снотворное, а потом в панике спрятала его, потому что решила, что это она убила Салли таблетками. Если вы все припомните, то поймете, что мис­сис Балтитафт единственная из домочадцев, кто не входил в комнату к Салли. Пока вы все стояли вокруг ее постели, ее единственным желанием было спрятать пузырек. Зря, ко­нечно, она это сделала, но она была не в состоянии поступить разумно. Она выбежала в сад и закопала его на первом попавшем­ся газоне. Думаю, она хотела потом поме­нять тайник. Поэтому и пометила колыш­ком, что валялся поблизости. Случайно он оказался вашим, миссис Рискоу. Потом она вернулась на кухню, выбросила остатки какао и бумагу из консервной банки в печь, вы­мыла банку и выкинула в мусорное ведро. Только она могла это сделать. Потом на кухню пришел мистер Херн проверить, как себя чувствует миссис Балтитафт, и предложить ей помощь. Так мне сам мистер Херн ска­зал.

Далглиш перевернул лист в папке и про­читал:

– «Она была в трансе и все причитала, что Салли, верно, сама на себя руки на­ложила. Я растолковал ей, что с анатоми­ческой точки зрения это не представляется возможным, отчего она еще больше стала убиваться. Она как-то странно взглянула на меня и зарыдала в голос».

Далглиш посмотрел на собравшихся.

– Думаю, можно согласиться, – ска­зал он, – что миссис Балтитафт приняла это сообщение с облегчением. Я также по­дозреваю, что до того, как мисс Бауэрз при­шла накормить ребенка, мистер Херн на­учил миссис Балтитафт, что говорить на допросе, которому ей предстояло подверг­нуться. Миссис Балтитафт сказала мне, что она не призналась – ни ему, ни кому дру­гому – в том, что давала Салли снотвор­ное. Может быть, это и правда. Но из этого не следует, что господин Херн сам не до­гадался. Его цель была запутать все как можно больше, сбить полицию со следа. К концу расследования, когда он разыграл нападе­ние на миссис Рискоу, он и сам принялся действовать, стремясь обмануть нас.

– Это я придумала, – тихо сказала Де­бора. – Я попросила его. Заставила.

Херн, не обращая внимания на Дебо­ру, сказал:

– Я, может, и догадывался о Марте. Но вроде бы она была вполне искренней. Ничего не сказала мне, а я не допытывал­ся. Не моего это ума дело.

– Да, – с горечью констатировал Дал­глиш. – Не вашего это ума дело.

Он перестал контролировать себя, го­лос потерял свою бесстрастность, и они с изумлением смотрели на него, пораженные его гневом.

– Это ваша жизненная установка, не так ли? Не совать нос в чужие дела. Не про­являть пошлого любопытства. Если так слу­чилось, что произошло убийство, будем относиться к нему, соблюдая правила хо­рошего тона. Даже ваши усилия помешать полиции были бы более плодотворными, если бы вы удосужились разузнать побольше друг от друга. Миссис Рискоу не пришлось бы уговаривать мистера Херна имитировать по­кушение на нее, пока ее брат находится в Лондоне, если бы братик сказал ей, что у него есть алиби. Дереку Пуллену не при­шлось бы терзаться – надо ему или нет за­щищать убийцу, если бы господин Стивен Макси потрудился объяснить, что он де­лал в саду в субботу вечером. В конце концов мы добились признания от Пуллена, но нам пришлось попотеть.