Лицо под маской

Из лодки ловко выпрыгнул уже знакомый мне секретарь в серой рясе, открыл дверцу и помог перебраться через борт хрупкой фигурке, закутанной в коричневый плащ.

— Синьора Хемилтон-Дайер, — он слегка обозначил поклон. — Монсиньор просил передать вам всяческое благоволение.

— Благодарю вас, — я столь же церемонно склонила голову.

Мужчина вернулся на борт, и лодка мгновенно сорвалась с места, оставив за собой длинный пенный след. Я повернулась к девушке.

— Беатриче, я полагаю? — она кивнула, не поднимая глаз. — Пойдемте, что-то похолодало. В доме будет теплее. Синьора Пальдини, попросите, пожалуйста, Джузеппину сделать нам кофе… Или чаю? В общем, чего-нибудь горячего. И, по-моему, из кухни пахло булочками с кремом.

Домоправительница присела в реверансе и исчезла за дверью кухни, а я пошла к лестнице. Девушка не последовала за мной: она стояла посреди холла, на мраморном полу, выложенной в шахматном порядке темными и белыми клетками, и с восторгом осматривала сверкающие зеркала, золоченые подсвечники в рост человека, хрустальные подвески люстр. Я вспомнила, как сама приехала сюда в первый раз — месяц прошел, а кажется, я живу в этом доме всегда…

— Пойдемте, Беатриче, — я мягко взяла ее за руку. — Мне хотелось бы, чтобы вы посмотрели вашу комнату.

Девушка посмотрела на меня. Глаза у нее были серо-голубые, огромные на осунувшемся личике. Да что их там, вовсе не кормили, что ли?

— Вы здесь живете, синьора?

— Да.

— И зачем здесь я? — голос ее был твердым; кажется, у девочки есть характер. Это хорошо.

— Я все расскажу за чашкой кофе. Если вам что-то не понравится, вы всегда сможете вернуться в монастырь.

— Вот уж туда я точно не вернусь! — ее передернуло.

— И об этом тоже расскажете.

За кофе и булочками Беатриче слегка оттаяла, и я, наконец, решилась спросить:

— Ну, как, вы готовы поговорить?

— Да, синьора, — ответила она, опустив глаза и сложив руки на коленях.

— Для начала — меня зовут Нора Хемилтон-Дайер. Вы можете называть меня по имени, если хотите. Я медик, но вообще сейчас в длительном отпуске. Мне понадобилась ваша помощь, поэтому я и обратилась к монсиньору Гвискари с просьбой — доставить вас сюда из монастыря.

— Синьора… Нора… я ничего не понимаю в медицине! Как же я смогу помочь?

— Я все расскажу. А пока, Беатриче, расскажите мне, как вы попали в монастырь?

— Но дело в том, синьора, что я этого не помню! — девушка посмотрела на меня. Сейчас, когда гадкий коричневый плащ был оставлен в гардеробной, на ней было серо-голубое платье и белый платок послушницы монастыря. Среди ярких красок моей гостиной глаза ее тоже стали ярче и засияли голубым.

— Как это — не помните?

— Мой брат… У меня есть брат, Гвидо. Он учится у синьора Паски, мага.

— Почему не в Университете?

— Так получилось, — она снова опустила глаза. — Из Университета он ушел, его там… не понимали, не давали тренироваться. А он говорил, что для мага самое важное — тренировки. Поэтому он стал учиться у наставника, частным образом.

— Понятно. Так при чем тут ваш брат?

— Ну, я… — она опустила глаза и стала дергать за ниточку, торчащую из белоснежного манжета. Потом снова взглянула на меня, — У меня был возлюбленный, Карло. И однажды он… остался у меня. На ночь, понимаете? Брата не должно было быть в городе, но утром он вдруг ворвался в мою комнату и увидел… нас с Карло. Дальше я помню крики, Карло вскочил с постели, потянулся за одеждой. Тут Гвидо рассмеялся… и все, больше я не помню ничего. Я пришла в себя от пощечины матери Прокопии, уже в монастыре.

— Вот как… — Я покачала головой. — В следующий раз надо покрепче запирать двери, дорогая Беатриче!

— Какой следующий раз, синьора! Неужели вы думаете, настоятельница выпустит меня из-под своего надзора?

— Ну, вы же здесь, не так ли? И это значит, что ни мать Прокопия, ни прочие… гарпии из монастыря авеллинок больше над вами власти не имеют. У меня есть для вас новости и информация, — я прищелкнула языком. — В основном, новости неприятные. Готовы ли вы их выслушать, или хотите сперва отдохнуть?

— Знаете, если я должна узнать что-то скверное, так лучше поскорее.

— Понятно. Итак, Гвидо, по всей вероятности, усыпил вас и отвез в монастырь. Не знаю, хотел ли он вас забрать оттуда через какое-то время, или был настолько зол, чтобы оставить навсегда, это уже неважно. Мы не знали имени его учителя, поэтому никак не могли выяснить подробности произошедшего. Все, что нам известно — он умер, наслав на вашего Карло посмертное проклятие.

— Карло… умер?

— Нет, он жив, но выглядит он теперь вот так.

Я развернула к Беатриче коммуникатор с картинкой: серебряная маска Volto, под ней живые карие глаза.

— Ох! — девушка побледнела. — И он целый год живет вот так?

Интересно, о брате она не спрашивала ничего. Что-то подсказывает мне, что их отношения вовсе не были безоблачными. Впрочем, это можно было понять хотя бы по тому, что монастырь он для сестры выбрал самый людоедский…

— Да. Меня попросили прооперировать его, убрать эту маску. Но без снятия проклятия можно даже не пытаться начинать операцию. Снять посмертное проклятие можно лишь с помощью кровного родственника.

— Я понимаю, — глаза Беатриче горели решимостью. — Все, что от меня зависит…

Она пристукнула по колену кулачком. Кулачок был небольшой, но вполне убедительный. Ой, кажется, все семейство Контарини ждут еще немалые сюрпризы!

— Пойдемте, — я встала. — Я покажу вам вашу спальню. И вот еще что… вы, наверное, захотите переодеться?

Девушка осмотрела свой монастырский наряд, потом кивнула:

— Да уж, хотелось бы.

— Мои джинсы вам, боюсь, не подойдут, но у меня есть отличная юбка с запАхом. Ванная комната вот здесь, — я распахнула дверь, — по-моему, все шампуни и прочее на месте. Отдохните, полежите в ванне, через часа полтора поужинаем, а завтра будем начинать новую жизнь.

— Ванна, с ума сойти! И горячая вода… Знаете, Нора, — она повернулась ко мне, — там, в монастыре, горячей воды не было. Совсем. Даже зимой мы мылись холодной. И как-то раз, в начале января, когда был особенно сильный мороз, я попросила на кухне горячей воды из чайника.

— И как, дали?

— О, нет, сестра Казимира нажаловалась настоятельнице, и меня отправили в карцер. Неотапливаемый. Я думала, что я там замерзну насмерть, и все кончится. Меня спасло воспоминание о Карло, мы с ним однажды дурачились, и влезли вместе в ванну. Залили все вокруг, конечно…