Лицо порока

Жирно подведенные глаза делали ее взгляд одновременно кокетливым, лукавым и томно-игривым. Сама она изо всех сил старалась вести себя предельно деловито.

— Вот мои заметки, — протянула Диана бумаги, не желая встречаться с моим взглядом. — Посмотрите, Иван Максимович, подойдут ли?

Не читая, я сложил листики вчетверо и сунул в карман.

— Спасибо, Диана Александровна, я уверен, что вы все написали отлично.

Растерянные, мы стояли по обе стороны письменного стола и не знали, что сказать еще. В кабинете повисла неловкая, напряженная тишина.

— Ну, вот… — Диана упорно избегала моего взгляда. — В этом году мы с вами, пожалуй, уже не увидимся… Так что… С наступающим, вас!

— И вас с наступающим, Диана Александровна! — я невольно улыбнулся, наблюдая за тем, как она нервно теребит бумаги на столе. — Вы сегодня очаровательны, как никогда.

— У нас будет собрание, — быстро произнесла она, как бы оправдываясь. — Нужно прилично выглядеть.

Я повернулся и сделал несколько неуверенных шагов к двери. Диана вышла из-за стола и подошла ко мне.

— Значит, теперь увидимся только в Новом году? — тихо и грустно спросил я. И пристально взглянул ей в лицо. Она тут же потупилась, кивнула:

— Ну да, так получается…

Не сдержавшись, я немного подался вперед. Волосы Дианы коснулись моего лица.

— Как вы хорошо пахнете, Диана Александровна! — сорвалось с моих губ страстное.

— Правда? — спросила она, боясь поднять голову.

Я взял ее за плечи и заглянул в глаза. Она скользнула по моему подбородку смятенным взглядом.

Поцелуй получился коротким, но горячим. Диана отчаянно вырывалась, отталкивая меня обеими руками. И лишь в последний момент, когда я уже хотел оторвать свои губы от ее теплых, трепетный и мягких губ, она пылко ответила на поцелуй и сама этого испугалась.

Когда я взглянул Диане в глаза — с той нежностью, на которую только был способен, — в них полыхал синий ужас.

Мы стояли друг против друга, тяжело дыша, не в силах расцепить крепко сплетенные руки. Наконец, не проронив больше ни слова, я отпустил Дианины пальцы и стремглав выскочил из кабинета. Дятел сосредоточенно долбил клавиатуру компьютера.

В коридоре редакции мы столкнулись нос к носу с Валентиной. Подняв голову, она вдруг дернулась, расширила глаза и прыснула смехом.

— Чего зубки скалишь, ведьмочка? — спросил я без злобы. Настроение у меня было превосходное.

— Извини! — пропищала она и скрылась в кабинете корректора.

Я зашел к компьютерщикам, забрал со стола сверстанную уже шестнадцатую полосу следующего, посленовогоднего номера газеты. И вышел. Закрывая дверь, услышал, как наборщица и верстальщики разразились хохотом. Я пожал плечами и поплелся в свой кабинет.

Но не успел сесть за стол, чтобы взглянуть на страницу, как ко мне вкрадчиво вошла корректор Сима. Конкретного дела у нее не было, она только спросила, будет ли сегодня подготовлена к вычитке пятнадцатая полоса, вроде не знала, что, естественно, будет.

Я нетерпеливо махнул рукой и послал ее ко всем чертям. Хитровато ухмыляясь, Сима удалилась.

Но тут в кабинет втащила свой необъятный зад Нина Николаевна. Цель ее визита тоже была непонятна. И до меня, наконец, дошло, что с моим внешним видом что-то явно не так.

Когда Нина Николаевна, хихикая, как дура, утащила свои телеса, я придирчиво осмотрел свой костюм. Он был в норме. Провел рукой по волосам — порядок. Тогда в чем же дело? Подумав, я побежал в туалетную комнату. Посмотрел на себя в зеркало и обомлел: на меня смотрела отвратительнейшая рожа клоуна. Половина лица, от подбородка до носа, была жестоко измазана ярко-красной помадой. Твою в тридцать три дивизии мать! Это в таком-то виде я три остановки ехал в троллейбусе из больницы в редакцию!

Отмыть помаду оказалось весьма непростым делом. Я провозился минут пятнадцать. Затем, приведя таки себя в порядок, злой, как некормленый бультерьер, подался прямиком к Валентине.

— Валька, зараза! — набросился я на нее. — Ты что же, стерва, сразу не сказала?

А она, упав головой на стол, задыхалась от смеха.

— Хороши… хороши… хороши же у тебя методы работы с авторами, — еле выговорила Валентина сквозь хохот.

Я обхватил ее за тонкую, как прутик, талию, оторвал от стула и, развернув к себе спиной, дважды крепко шлепнул ладонью по заднице.

— Ой-ой! Больно! — завизжала она.

Я бросил ее на стул и вышел из кабинета, люто хлопнув дверью.

Вот же змея подколодная!

В кабинете надрывался телефон.

— Да! — гаркнул я.

— Ванечка, здравствуй!

Это была Ольга. Моя злость в миг улетучилась.

Мы встретились, как повелось с самого зарождения наших отношений, недалеко от областной научной библиотеки. Я без лишних слов потащил Ольгу в квартиру на Новокузнецкой.

Ольга жаждала ласк, как жаждет воды заплутавший в пустыне путник. Она несколько раз выжала меня, будто тряпку, и разложила на кровати просыхать, а сама прилегла рядом.

— Отдохни чуток, Ванечка! Умаялся, бедненький!

— Ольга — ты зверь! — простонал я, чувствуя усталость и ломоту в каждой мышце своего бренного тела. — Ты искусала меня, и раны мои кровоточат!

Лучше бы я этого не говорил! Она прижалась к моей груди, опять начала целовать.

— Я их залижу! — пообещала, хищно ухмыляясь.

И с рвением принялась исполнять обещание.

Ох, умеет Ольга утомить мужика! Научил на свою голову!

Вскоре все началось снова. Она зажгла меня, как спичку, почти мгновенно. Я перевернул ее спиной кверху и прошелся губами от пяток до головы. Ольга урчала от удовольствия, как котенок. Но, видно, ласки мои на сей раз не были изощренными и быстро ей наскучили.

— Теперь моя очередь! — деловым тоном уведомила эта ненасытная самка и одним рывком подмяла меня под себя. — Твоя нежность уже истощилась, я сейчас покажу, как надо ласкать!

Передача инициативы в ее руки означает почти погибель. Резкое движение — и я оказался оседлан. Наездница пустилась вскачь, вовсю неистовствуя. Она рычала, будто тигрица, настигающая свою жертву. И я рычал, как тигр, только смертельно раненный, рычал хрипло и затравленно, теряя остатки сил.

Ну, мадам, ну, фурия! И зачем я только разбудил в тебе этот спящий вулкан?! Лучше бы ты тихо лежала, покорно раздвинув ноги, как делала это поначалу, и ничего не чувствовала.