Лицом к лицу

А сколько дел полиция не могла расследовать! И каждое из этих дел особое: террористы использовали динамит, в их распоряжении были гоночные автомобили, их ждали авиабилеты на рейсы, отправлявшиеся из Италии через сорок минут после того, как произошел взрыв, щелкнул выстрел или автобус свалился в пропасть. В тех редких случаях, когда не срабатывала цепь, мафиози защищали лучшие адвокаты Италии, гонорары были баснословны.

Итальянские журналисты Пино Буонджорно и Маурицио де Лука приводят поразительные данные: десятая часть должностей в полиции вакантна, люди боятся служить власти.

В Турине во время процесса над "краснобригадовцами" из двадцати шести присяжных в суд пришли только четыре человека - остальные убоялись. Суд был отложен на полгода.

Служба безопасности срочно и безуспешно пыталась заполучить 2000 агентов специальной охраны: необходимо (хотя бы формально) обеспечить охрану руководителям конституционных партий, сенаторам и депутатам парламента.

Борьба против с п л а н и р о в а н н о й на многие годы вперед преступности, утверждают люди из "отдела внутренней безопасности", сейчас невозможна: "70 тысяч лир (примерно восемьдесят долларов), которые мы платили информатору Джаннеттини (этот Джаннетгини был одновременно агентом СИД, контрразведки Италии, и одним из руководителей правых ультра; СИД прикрывал его преступления), - говорят полицейские тем политическим деятелям, которые упрекают их в безынициативности, - вызывают смех у осведомителей. Им всем заткнули рот преступные организации, в том числе и политические, которые, благодаря в ы к у п а м, получаемым за похищения, располагают миллиардами!"

А кто начал бизнес п о х и щ е н и й? Кто отработал этот бизнес, проверил на деле?

Мафия.

4

...Восемь тысяч человек в коричневых гитлеровских униформах - сапоги, галифе, портупея, - "служба безопасности", и восемнадцать тысяч человек, составляющих службу охраны порядка (они с гордостью говорят о себе: "Мы испанские СС, охранные отряды нашей родной партии "Фуэрса нуэва"), образовали каре-соты, в которых на громадной площади Ориенте в Мадриде собрапось более 250 тысяч человек. Возле трибуны, на которой стоял Блас Пиньяр, фюрер испанского фашизма, толпились, замерев в гитлеровском салюте, представители итальянских неофашистских организаций, прилетевшие на официальное торжество 20 ноября, день испанского фашизма, день былого триумфа Франко. Рядом с ними делегация чилийской "Патриа и либертад". (Я помнил их по встречам в Сантьяго во времена Альенде. "Какие мы наци?
– воспитанно улыбаясь, говорили они мне. Мы же носим белые рубашки и выступаем за компетентность, - ничего более". Они надели коричневые куртки в ночь пиночетовского переворота и расстреляли всех тех компетентнейших руководителей демократического эксперимента, которые были известны миру своим антифашизмом.) Замерли в гитлеровском салюте представители германских неонацистских партий, бельгийские фашисты, гитлеровцы из Уругвая, Парагвая, Гватемалы. Тянул руку Альберто Ройуэла, на которого власти объявили розыск, - участник убийства левых активистов, он сейчас был без парика и грима, а вокруг него стеною стояли семь телохранителей из испанского "гитлерюгенд" - "Фуэрса ховен".

Фюрер Пиньяр приветствовал гостей на немецком, французском, итальянском и английском языках.

Прогрохотало по площади:

– Хайль!!! Зиг хайль!

...Это я видел в ноябре 1977 года. Франко уже умер. Однако над Площадью высились транспаранты: "Франко презенте!" - "Франко с нами!" Это очень страшно - живой фашизм.

Мне говорили:

– Это несерьезно, пусть себе, в конце концов правила демократической игры предполагают свободу для самовыражения.

Я отвечал:

– Если понятием "демократия" не жонглировать, но относиться к нему серьезно, тогда Пиньяра надо арестовать, а его банду разоружить, они же все носят пистолеты и дубинки.

Мне возражали:

– Демократия предполагает свободу слова и мысли.

Я отвечал:

– Не для того мы отдали двадцать миллионов жизней в борьбе против гитлеризма, чтобы младогитлеровцы маршировали по улицам. Это - глумление над памятью мира. И если вы называете право кричать "хайль" проявлением истинной демократии, то я считаю это предательством, хуже того, пособничеством фашизму.

...СС оберштурмбанфюрер Мигель Эскерра сидит под портретом Гитлера. На лацкане - рыцарский крест, врученный ему Гитлером: "Вы, герой "Голубой дивизии", стали знаменем испанской нации в нашей совместной борьбе против большевизма".

У СС оберштурмбанфюрера вполне интеллигентное лицо, добрые глаза, в высшей мере "милая" манера разговора:

– Я плюю на демократию с рассвета и до заката. Мы, истинные национал-социалисты, солдаты Гитлера, еще вернемся к могуществу, поверьте мне, сеньор. Наши ряды в Европе растут. Даже здесь, в Испании, которой ныне правят предатели, наши люди стали во главе "Фуэрсы нуэвы" и сплотили вокруг нее наших сторонников, а ведь когда начинал Франко, за ним было три корпуса, сотня тысяч, не более того... Как я отношусь к террору? Что ж, террор есть форма политической борьбы - в нынешней схватке коммунизма и национал-социализма смешно отвергать такого рода инструмент... Как бы сейчас ни подвергали гонениям фюрера "воинов короля Христова", моего боевого друга по борьбе против красных Мариано Санчеса Ковису, я убежден, что он еще докажет свое: на силу надо отвечать силой, на удар - ударом. Мне пришлось мыкаться по миру после нашей неудачи в сорок пятом (он так и сказал - "наша неудача в сорок пятом"!). Я был одним из руководителей генштаба "Антикоммунистического легиона зоны Карибского бассейна", но Трухильо оказался дерьмом и трусом, а наши американские финансисты - чистоплюями. Я дрался против красных в составе вооруженных сил Парагвая, Гаити, Чили...

Партайгеноссе Мигель Эскерра выслушивает вопросы в высшей мере внимательно, отвечает со всей искренностью, лицо его освещает кроткая и ясная улыбка:

– Вы спрашиваете о человеческом идеале? Солдат - нет для меня выше идеала. Искусство? Вы имеете в виду кино? Нет, я не люблю кино, потому что презираю порнографию, сейчас показывают порнографию или коммунистическую пропаганду. Я, однако, смотрю все фильмы на военную тему. Книга? Нет, я читаю только те книги, которые пахнут порохом. Живопись? Не знаю, не знаю. Герой? Адольф Гитлер. Кого я ненавижу? Красных, понятно! Презираю? Евреев. Если мне надо оскорбить врага, я просто называю его евреем.

...Район Мадрида, который называется "Саламанка". Район фешенебельный, самый, пожалуй, дорогой. Кафе "Калифорния" - штаб-квартира "воинов короля Христова", фюрер которых Ковиса так дружен с оберштурмбанфюрером Мигелем Эскерра.

"Воины" - молоды, лет двадцати, ухожены, с ы н к и.

– С кем мы сотрудничаем? С ГБИ, - усмехаются они, - с "гарильерос баррачос инконтроладос", так мы называем простачков из "фуэрса ховен", - "пьяные неконтролируемые партизаны". Плата? Нет, мы - идейные борцы. Некоторым из ГБИ платят, тысяч тридцать песет за акцию.

– Что такое акция?

Они смотрят на меня с интересом.

– Акция - это когда надо отлупить красных.

Наш разговор прервался: вошел пожилой мужчина. "Воины" поднялись из-за стоек - никто из них не пил виски, все тянули соки. Мужчину они приветствовали достойно, сдержанно, торжествующе:

– Хайль Гитлер!

Они ушли с ним вниз, к туалетам. Вернулись минут через пять - все, как один, с сигаретками-самокрутками в зубах. Глаза их светились особо, ноздри побелели, сделались тонкими - дурак не поймет, марихуана. Фашистам нужен допинг, без затяжки марихуаны боязно идти на дело. Мафия готова к услугам; ей неважно, кто под чьим портретом сидит - Гитлера ли, Муссолини, - важно, чтобы раскачивало...

5

В Нью-Йорке, в одном из "старых и ветхих" сорокаэтажных небоскребов, построенных перед началом экономического кризиса, во время "бурных двадцатых", я встречался с директором строительной фирмы.

После беседы мы подошли к двери, и здесь к нам пристроился двухметровый верзила с несмываемой улыбкой и быстрыми маленькими глазами. Он открыл дверь лифта, пропустил нас вперед, нажал кнопочку с буквой "л" - "лобби", то есть "вестибюль", и лифт мягко обвалился с тридцатого этажа.

Я чувствовал себя несколько неудобно, оттого что мой хозяин не представил нас друг другу: верзила улыбайся добро и, как мне казалось, неуверенно.

– Это Пол, - словно бы поняв меня, сказал любезный хозяин.
– Он работает в несколько экзотической должности. Он - мой телохранитель.

– Хау ду ю ду?
– Верзила протянул огромную руку; на мгновение улыбка сошла с его лица и в глазах появилось особое выражение: так игроки рассматривают лошадей на ипподроме.

Верзила пропустил нас, мы вышли из лифта, но каким-то чудом он оказался впереди; улыбка по-прежнему озаряла его лицо, глаза снова были оловянными глаза человека, который выборочен в своих наблюдениях, которого не интересует красота женщины или уродство мужчины; он натренирован лишь на движение резкое падающее, когда выхватывается пистолет и грохочут выстрелы.