Лицом к лицу
Шрифт:
А задачи таковы:
1. Постараться разыскать следы Герберта Ломача. Он был одним из ключевых сотрудников в штабе Розенберга по грабежу наших культурных ценностей. В 1944-1945 годах отвечал за организацию тайных складов для произведений искусства в соляных копях Саксонии и Чехословакии. Саксонию он знал отменно, потому что перед войной работал в Дрездене. Два года назад его видели в Кланстхал-Целлерфельде, что в Гарце.
2. Предпринять попытку обнаружить следы еще одного сотрудника Розенберга, доктора Дитриха Розкампа; в начале пятидесятых годов он был хозяином картинной
3. Встретиться с начальником личного штаба Гиммлера, нацистским преступником обергруппенфюрером СС Карлом Вольфом.
2
...Наутро адрес Карла Вольфа, высшего генерала СС, начавшего сепаратные переговоры с Даллесом в Швейцарии весной сорок пятого, помогли установить коллеги из мюнхенского Института истории современности.
Позвонил в Дармштадт по телефону, который мне передали историки.
– Вольф, - услышал я резкий, глуховатый голос.
– Господин Карл Вольф?
– уточнил я.
– Именно так.
Я представился. Пауза.
– Вы из Москвы?
– Да, но сейчас живу в Бонне.
– Но имеете право вернуться в Россию?
– Бесспорное.
– Хм. Что же вам надо?
– Увидеться с вами.
– Цель?
– Обсудить некоторые вопросы, связанные с историей второй мировой войны.
– Сколько можете уплатить за встречу?
Я, признаться, опешил:
– То есть как это "уплатить"?!
– Очень просто! Вы ведь намерены опубликовать нашу беседу, не так ли?! Так вот, какую часть гонорара вы можете перевести на мой текущий счет? Я получаю мизерную пенсию, всего триста марок в месяц, это вопиющее нарушение боннским правительством гражданских прав, я никогда не был "черным СС", я всегда был солдатом Германии на дымных полях войны за социальную справедливость и мир!
Ясно?! Вот так-то! Все бывшие генералы СС сейчас оказываются борцами за гуманизм и добро.
– Денег у меня нет, генерал, а вот отблагодарить за беседу парой бутылок водки, обедом и икрою - это мне под силу.
– Хорошо. Завтра в час дня я буду ждать в центре Дармштадта, в итальянском ресторане.
– Он назвал адрес и телефон, пожелай спокойной ночи и положил трубку.
...Я опоздал не потому, что хотел опоздать и этим унизить нациста, просто-напросто запутался в обилии дорожных указателей; в хорошем тоже надобно соблюдать чувство меры.
Молодой итальянский официант в белой рубашке, розовой жилетке и слишком уж обтягивающих черных брюках распахнул дверь; заметив фотоаппарат, указал рукою налево:
– Генерал вас ждет, проходите, пожалуйста.
Я вошел в маленький деревянный зал и сразу же узнал его: Карл Вольф сидел в синем костюме, крахмальной рубашке и туго повязанном синем галстуке. Роста высокого, плечист, кряжист; лицо покрыто темно-желтым загаром - явно генерал не так давно вернулся с гор.
Вольф поднялся, пожал мне руку (она у него такая же большая и о л а д ь и с т а я, как у Скорцени), усмехнулся:
– Я заказал себе еду, не дожидаясь вашего приезда, вы не против?
– Мы ж уговорились, я угощаю, так что, пожалуйста, выбирайте от души.
– Ну, так какие же ко мне вопросы?
– Первый вопрос: где это
вы так загорели?– В горах. Я летаю в Альпы, старые товарищи финансируют наш отдых.
– "Наш"?
– Нет-нет, я одинок, летаю "соло". Когда я говорю "наш", то имею в виду тех, кто оказался разорен после войны...
– Вам приходилось сталкиваться с проблемами искусства, культурных ценностей?
– А как же! Я, именно я, передал Аллену Даллесу ценности из галереи Уфицци! Если б я знал, что американская разведка столь неблагодарна, я б оставил себе пару-тройку полотен и не было бы мне сейчас нужды получать подачку из Бонна - триста марок в месяц, позорная нищета боевого генерала...
– Но вы ведь не сражались на фронте, если мне не изменяет память.
– Я был в такой должности, когда фронт окружал меня повсюду! Американцы поставили условием при начале переговоров о компромиссном мире против большевиков передачу им картинных галерей Италии, чтобы это все не было отправлено в рейх...
– Кому? Гитлеру?
И тут я впервые увидал воочию глаза Карла Вольфа - маленькие, пронзительно-голубые буравчики вспыхнули вдруг, ввинчиваясь в тебя стремительно, безжалостно, т о р г о в о.
– А почему вы решили, что эта живопись предназначалась фюреру?!
– спросил Вольф чуть не по слогам.
– А кому же еще?
– отыграл я.
Г л а з больше не было; так, стертые, размытые старческие глазки; тихие, добрые, если не знать, кто сидит напротив; дедуля на отдыхе, да и только.
– Ну а разве Геббельс, отвечавший и за музеи рейха, не мог претендовать на эти полотна?
– еще аккуратнее отыграл я.
– Вот это ближе к правде, - как-то умиротворенно согласился Вольф, и глаз по-прежнему не было на его лице, значит, вопрос не т р о н у л, значит - м и м о, значит - Геббельс здесь ни при чем.
– Или Розенберг?
– Нет, вряд ли. Розенберг в эти месяцы был совершенно потерянным человеком... Фюрер порекомендовал ему сосредоточиться на работе в главном органе партии - "Фолькишер Беобахтер".
– А Борман?
– Что - Борман?!
– Глаза-льдинки словно бы отталкивают меня; эк они пронзительны, экие они живчики, диву только можно даваться! И еще одно примечательно: и Скорцени, и многие другие нацисты машинально повторяют имя "Борман", когда ты впервые произносишь его.
– Нет, ничего, я интересуюсь всеми деталями, относящимися к этому комплексу... У вас нет информации о причастности Бормана к проблеме культурных ценностей?
– Он не был к этому причастен.
– Убеждены?
– Абсолютно.
– Мы говорим о последнем периоде нацизма, о весне сорок пятого.
– Верно.
– А если бы речь шла о сорок втором или сорок третьем годе?
Вольф улыбнулся:
– В сорок третьем году речь не могла идти о сепаратном мире мой дорогой господин Семенов... Американцы умеют считать лучше, чем мы с вами: они высадились в Европу, зная цену каждой картине в галереях Италии и рейха...
– А им были известны расценки на те произведения, которые складировались под охраной СС в тайных горных "депо" Баварии, Саксонии и Австрии...