Лицом к лицу

...Воистину, если бог хочет наказать человека, он лишает его разума. Неужели боги могут вновь решиться на то, чтобы наказать целый народ?!

3

...Бега в Кельне - совершенно особое зрелище. Здесь полно блатных (иначе здешних деклассированных не определишь), которые вьются п о н и з у, экономя на трибунах; там, наверху, в ложах, в удобных креслах устроился "бомон"; в правительственном отсеке сидел экс-бундеспрезидент с женою, - бывшие президенты пользуются правами, практически равными тем, которыми ублажают президентов функционирующих, разве что охранников поменьше, не более одного-двух.

Хотя ипподром большой, но ощущение тесноты и духоты не оставляет тебя, как только, - с трудом запарковав машину, - ты начинаешь в в е р ч и в а т ь с я в толпу.

Как же устойчив этот иллюзорный мир близкого счастья! Сколько раз умные математики объясняли невозможность выиграть так, чтобы раз и навсегда разбогатеть, сколько раз завсегдатаи перешептывались о том, кто и почему повесился, застрелился, сиганул с моста: вчера еще смеялся, обсуждал планы на будущее, мял в потном кулаке купюру, ан - нету человека, спекся... Химера мечтаний о сладком завтра привела к трагическому концу не один миллион горячих голов. Мечта тоже должна быть дисциплинированной, иначе, - если распустить ее, - черт те куда может привести!

...Мишель ждал меня возле кассы, я узнал его по описанию Шрайдера, да и он сделал шаг навстречу мне. Рука - крепкая; улыбка - белозубая, открытая; одежда - на некоем сломе, - так французы говорят о погоде: "между волком и овцою", серо-синие тона, то есть шикарно, но отнюдь не показно, не броско, рассчитано на ценителя, умеющего определить счет в банке по фасону ботинок собеседника.

– Дедушка хорошо описал вас, - сказал Мишель, - абсолютно словесный портрет, словно он работает в группе по борьбе с террором. Будете играть на тотализаторе? Не советую, сегодня х и т р ы е кони. Пойдемте, я кое-что покажу вам. Умеете обращаться с биноклем? Прекрасно. Знакомьтесь, - он подвел меня к красивой стареющей даме и мужчине с синеватым лицом, - это папа и мамочка. Господин Семенов, - представил он меня, - о котором вам говорил дедушка.

– Ах, как приятно, - сказала мама, протягивая руку, один палец которой просто-таки обвисал от бриллианта.
– Не ставьте на девятого, это из конюшни Зиверт, а она - приятельница мерзавки.

– Он пока не знает, кто такая мерзавка, - заметил ей папа, пожимая мою руку.
– Хотя надо, чтобы узнал, - сказал он мне.
– Вы действительно из Москвы? Как интересно! Собираетесь вернуться? Тогда не играйте, ни в коем случае не играйте, это говорю вам я, оставивший здесь не менее миллиона, ха-ха-ха!

– Более, - поправила мама, - значительно более. Мужчины - хвастуны, но в данном случае ты скромен, как статистическое управление, мой друг!

Мишель легонько тронул меня за руку; мы отошли к гаревой дорожке; он протянул мне бинокль, кивнул на ближнюю ложу:

– Посмотрите и постарайтесь запомнить это лицо.

Я посмотрел в окуляры: старая дама в ложе пристально разглядывала в свой бинокль меня и Мишо; рядом с нею сидела вторая дама - чуть помоложе, лет шестидесяти, о чем-то оживленно болтая с седоволосым соседом.

– Дама нас разглядывает, - сказал я Мишелю.

– Нет. Не нас. Она смотрит на меня, - ответил он.
– Эта дама и ее племянница разорили дедушку, пустили его по миру. У старика было припасено на старость пару миллионов и бриллиантов каратов на двадцать - все это ушло к ним в руки. Алчные, низкие люди. У них и хранится Янтарная комната.

Я опустил бинокль, обернулся к внуку Шрайдера. Он смотрел на меня не мигая, очень спокойно, без улыбки.

– Да-да, я не шучу. Эта старая дама в ложе - госпожа Эрбиг, ее муж входит в число самых богатых людей страны; его богатство состоялось еще при Гитлере, когда он выпускал лаки для авиации Геринга. "Эрболь". Мой папа называет даму "мерзавкой", а ее коней - она держит одну из самых крупных конюшен в Кельне папа называет "мерзавцами". Напрасно, кони - прекрасны.

Мы не стали дожидаться конца гонок; Мишель сел в свой спортивный двухсотлошадесильный гоночный "мерседес", я пристроился ему в хвост, и мы поехали к дедушке.

– Я не прошу у вас денег вперед, - сказал Якоб Шрайдер- - Только после того как вы вывезете в Москву Янтарную комнату. По сто тысяч на брата: мне, вам и моему другу Фреду, который видел эту комнату в доме старой дамы в Тессине.

– Вы готовы назвать адрес?
– спросил я.

Дедушка посмотрел на внука, тот кивнул.

– А почему бы и нет?
– ответил Шрайдер.
– Я даю вам адрес, а вы свидетельствуете, что платите деньги, - не вы, естественно, вы должны получить в равной доле со мною, - а государство. По-моему справедливо, не так ли?

– Справедливо, - сказан Мишель.
– Если вы имеете два свидетельства, господин Семенов, одно - дедушки, а второе - Фреда, то вы или ваша страна, - я уж не знаю, как тут удобней поступить, может быть, на определенном этапе драку надо вести лично вам, как гражданину СССР, - обращаетесь в суд и требуете возвращения краденого.

– Но старая дама говорит, что эта Янтарная комната - подарок ее дедушки к свадьбе, - - отвечаю я.
– И запрещает кому бы то ни было переступить порог ее дома. Или вы думаете, что прокуратура возьмет на себя смелость вторгнуться в дом той, кто причислен, по вашим же словам, к наиболее богатым людям в государстве?

– Если есть два свидетельских показания, - повторил Шрайдср, - то даме придется отвечать перед законом.

– Вы можете засвидетельствовать, что у дамы хранится именно наша Янтарная комната, господин Шрайдер?

– Я видел фотографию, опубликованную и в "Ди вельт" и в "Цайт". Мне кажется, что именно такие янтарные стены украшали зал в доме мерзавки в Баден-Бадене.

Я открыл портфель, достал цветную фотографию Янтарной комнаты, показал ее Шрайдеру:

– Вы готовы засвидетельствовать, что видели в Баден-Бадене именно эту комнату?

Шрайдер поменял очки, долго рассматривал фото, потом протянул фотографию племяннику, тот лишь пожал плечами:

– Я же не видел, дедушка, я не могу быть свидетелем. В д а н н о м вопросе я не могу быть даже советчиком. Ты убежден, ты и принимай решение.

Шрайдер снова посмотрел фотографию, потом отошел к пишущей машинке, установленной тоже на совершенно диковинном маленьком столике, украшенном бронзой, вензелями и перламутром, вставил в каретку свой фирменный бланк и напечатав "Подтверждение. Настоящим утверждаю, что примерно три года назад в доме Доктора Вольфганга Эрбига в Баден-Бадене, на улице Хершенбахштрассе, 29, я видел Янтарную комнату, величиною примерно пятьдесят квадратных метров. Мне кажется, что комната, которую я видел, и та, что изображена на фотографии, идентичны. Настоящую фотографию Янтарной комнаты предъявил мне для опознания господин Юлиан Семенов из Бад-Годесберга".

Он передал мне текст; затем раскрыл большую записную книгу и продиктовал мне телефон:

– Это номер моего друга Фреда. Он живет на острове Тенерифе, Канары. Он издатель, ему принадлежит журнал "Тенерифа вохе"...

– Позвони к нему, - сказа! Мишель.
– Расскажи ему о господине Семенове.

Шрайдер набрал номер (связь с Японией, Канарскими островами, США, Новой Зеландией - автоматическая, занимает это минуту, не более, какая разумная экономия времени), дождался ответа заговорил быстро - здесь приучены считать деньги даже тогда, когда говоришь по самому важному делу: оплата международных разговоров исчисляется секундами, не минутами.