Лицом к лицу

– Даже если половина жителей нашего города станет полицейскими, все равно торговля наркотиками будет продолжаться, ибо не решено главное - социальная проблема, порождающая наркоманию. Я начал работать в качестве консультанта-психолога десять лет назад, не получая за это ни копейки от государства. Я видел, что несет с собою наркомания, я считал своим долгом включиться в борьбу. Волну наркомании, захлестнувшую Западный Берлин в шестидесятых годах, кое-кто пытался камуфлировать политическими мотивами. Был даже лозунг: "Гашиш расширяет мировоззрение, с помощью гашиша изменим общество!" (То есть некие стратеги "героиновой атаки" намеренно подбрасывали молодежи марихуану, чтобы оторвать ее от социапьных проблем, от борьбы за их решение.)

Исследование появления наркотиков в Западной Европе и США, - продолжал Хекман, - приводит к любопытным выводам. Сначала, в шестидесятых, на рынок выбросили марихуану. Это было напрямую связано с хиппи, с их идеологией "ухода от реалий буржуазной жизни". Именно тогда стали раздаваться голоса, что выступления студентов против несправедливости - проявление наркомании, а никак не реакция честной молодежи против истеблишмента. Марихуана, "мягкие наркотики" распространялись именно среди студенчества. Но этого кому-то показалось недостаточным: в начале семидесятых годов появился "твердый" наркотик - героин. А героин стали продвигать уже не в студенческой среде, а в рабочих кварталах. Наркоманы, употребляющие героин в течение года, лишаются каких бы то ни было социальных привязок, превращаются в деклассированный элемент, в отбросы общества... Сенат Западного Берлина очнулся только в прошлом году, когда у нас было зарегистрировано восемьдесят смертей от отравления героином. Тогда-то я из "любителя" превратился в "уполномоченного по борьбе с наркотиками". Но я тот уполномоченный, которого слушают, но далеко не всегда с ним считаются. Наши интересы, например, сталкиваются с интересами двенадцати бургомистров районов Западного Берлина. Они очень не любят, когда мы говорим, что в их районах торгуют героином. "Откуда у вас эти данные?" - "Я знаю трех молодых людей, которые в барах покупают наркотики". Начинаю работу с молодыми наркоманами (главное, как я считаю, это профилактика и еще раз профилактика), а бургомистр отправляет в бар полицию, чтобы его не упрекнули в бездействии и не прокатили на следующих выборах... Арестуют ребят, ни о какой профилактике не может быть и речи, доверие утеряно. Наркоманию надо лечить социально, - заключает Хекман.

– Надо обеспечить больного койкой в больнице. Мы создали "терапевтические общества", но на десять тысяч западноберлинских наркоманов мы имеем всего триста больничных коек. Значит, сначала надо обеспечить наркомана, который согласен лечиться, медицинской помощью, а затем, что так же трудно, обеспечить его работой... Задачи перед нами стоят невероятно трудные, и, пытаясь их решать, я и мои коллеги прибегаем и к великому Макаренко - по-моему, педагогического опыта значительнее коммуны имени Дзержинского не было еще в мире...

...Вот так в процессе поиска Янтарной комнаты и других наших культурных сокровищ жизнь сталкивает с трагедиями, которые сотрясают Запад, особенно молодое поколение - прекрасное, чистое, ищущее, доверчивое, мятущееся.

Порою мне кажется невозможным достоверно и понятно описать с т р у к т у р у ужаса: охраняемые армией плантации опиума; переброска наркотиков в Европу и США; мафия; люди, занятые в героиновом бизнесе, - умные люди, не стоит делать из них кровожадных болванов с глазами, налитыми кровью; они точно калькулируют будущее, следят за биржей и рынками, культуры в том числе; опорные точки торговли являются прекрасными центрами для сбора информации; обобщают ее и исследуют в секретных вычислительных центрах синдиката преступников; одна из форм легализации кровавых героиновых денег - вложение их в картины, иконы, книги, гобелены, ковры.

(Я то и дело возвращаюсь мыслью к роману "Пресс-центр", который вынашиваю уже лет восемь. И очень боюсь его начинать: удастся ли показать с т р у к т у р у? Это ведь так важно - увидеть все проблемы мира вкупе.

Конечно, иные ценители изящной словесности станут воротить нос: "Это не в традициях литературы! Где страдание маленького человека? Где его внутренний мир?! И - другое в том же роде. Переживем. Выйдет ли? Смогу ли - вот главное, что мучит.

Заставляю отвечать себе словами моих сибирских друзей, когда я попал туда впервые в начале пятидесятых годов: самым распространенным словом у них тогда было "надо". Нельзя пройти сквозь тайгу. по всем законам нельзя, а - надо; нельзя посадить самолет в пургу на крошечный пятачок, а - н а д о. Нельзя отправить из тайги любимую женщину, нельзя оторвать ее от сердца, но ведь у других нет ее подле, значит - надо.

...Только писал я об этом, когда мне было двадцать пять, черт возьми. Остановись, мгновенье, ты - прекрасно! Не остановится. А ты - спеши тем не менее.)

Глава,

в которой рассказывается о программе коммуниста Колера, письме фашиста Саксе и торге барона Фальц-Фейна

1

...Пауль Колер излагает проблему кратко и точно:

– Давай-ка я еще раз сформулирую вопросы, а ты запиши в блокнотик, может, что пригодится в процессе поиска. Итак, первое. Кто знает хотя бы одного человека, который плыл из Кенигсберга в Киль на крейсере "Эмден"? Второе. Кто знает что-либо о перемещении музейных ценностей из Танненберга в Бернтероде? Третье. Кто обладает информацией складирования культурных собраний из Кенигсберга в Веймаре или других районах Саксонии? Четвертое. Кому известно о колонне грузовиков швейцарского Красного Креста весной 1945 года в районе Веймара? Пятое. Кто знает события, произошедшие 12 апреля 1945 года в Тюрингии или Саксонии, когда в тех районах шла колонна грузовиков Красного Креста?

– Очень интересные вопросы, Пауль.

– Нужные вопросы, согласен...

– Георг Штайн нашел капитана "Эмдена".

– Я думаю, капитан будет молчать; на флоте сильны пронацистские настроения. Впрочем, буду рад ошибиться... Вспомни, как хоронили гитлеровского преемника адмирала Деница, сколько военных шло за гробом этого пирата...

– Я, кстати, разговаривал с директором франкфуртского "музея кож" Галлом.

Братья Галл, оба музейные работники, родились в семье бывшего "директора управления парков и заповедников Пруссии", - именно в распоряжение их отца, доктора Галла, особая зондеркоманда передала Янтарную комнату, а он уж переадресовал ее в Кенигсбергский замок, профессору Роде.

– Ну и?..
– спросил Пауль.

– Он ответил, что искать следы можно в Карлсхорсте: "Мой отец работал с русским офицером-историком летом сорок пятого, тот должен быть в курсе; впрочем, я слыхал, что русский офицер умер".

– И все?

– И все.

– Франкфурт-на-Майне - город, где можно и нужно искать, старина, там есть следы...

...Пауль Колер был прав: в этом суматошном городе один след оказался очень интересным, и вел он в окружение Мучмана, гитлеровского гауляйтера Саксонии, со штаб-квартирой в Дрездене. А именно Мучман занимался созданием "неприступной крепости" в горах, где, по замыслу Бормана, Геббельса и гауляйтера Восточной Пруссии Коха, фюрер должен был стать главой подземного нацистского царства. Следовательно, Мучман и его люди могли знать все или почти все о тайных складах культурных ценностей в горах Тюрингии и Саксонии.

Дама, с которой я говорил во Франкфурте-на-Майне, посоветовала мне обратиться к некоему Саксе:

– Он был адъютантом самого близкого Мучману человека, постоянно сопровождал своего шефа, дружил с семьей Мучмана... Он, правда, заядлый охотник, мало бывает дома, все время путешествует, но если вы его застанете, он расскажет много интересного...

– А где его нужно искать?

– По-моему, в Кобленце. Да, именно там...

И я нашел телефон Саксе.

Он выслушал меня и попросил прислать ему вопросы в письменном виде. Что я и сделал.

Ответ пришел вскорости; привожу его целиком:

"Господину Юлиану Семенову.

Ссылаться: Ваше письмо без даты, полученное мною 18.6.1980 г.

Уважаемый господин Семенов, в связи с Вашим телефонным разговором, когда Вы сказали, что недостаточно хорошо говорите по-немецки, я прошу Вас ответить на следующие вопросы: 1) Являетесь ли Вы немецким гражданином, или же Вы иностранец? 2) Является ли Лиссем Вашим постоянным местом жительства, или же у Вас есть квартира в другой стране? 3) Кто именно назвал мое имя? Кто сказал Вам о моей прежней деятельности? Я с нетерпением жду Вашего ответа..."

Вот так...

А как подступиться к тайне машин швейцарского Красного Креста?

Просить Жоржа Сименона? Или поднять архивы во Дворце наций - позволят ли только? Сможет ли Штайн помочь чем-то в Швейцарии?

2

Много работаю с прессой. Масса сюжетов. Вот один из них: Вольфганг Кепке слыл красивым и сильным человеком. Он не был кинозвездою, хотя съемки наиболее популярных западногерманских телевизионных сериалов "Таторт" или "Деррик" без его участия были немыслимы - как дублер он выделывал головоломные трюки; риск стал постоянным фактором его жизни. Кинематографисты неплохо оплачивали смертельный риск одного из лучших каскадеров мира, однако п р е с т и ж н о с т ь - в том ужасном, истинно мещанском, понимании, которое часто определяет положение в обществе той или иной звезды на Западе, - требовала от Кепке все больших и больших затрат на жизнь. А тут еще тридцатичетырехлетний спортсмен задумал осуществить самое главное дело своей жизни: создать школу для подготовки каскадеров. Понятно, такая школа стоит огромных денег: аренда помещения, приглашение тренеров, покупка техники - все это невероятные траты. А получить деньги под школу совсем не просто: наивно полагать, что финансировать ее станут министерства или благотворительные общества - школа, она и есть школа, это вам не выгодный бизнес, какой смысл вкладывать в нее деньги?!

Поэтому Вольфганг Кепке решил сделать головоломный трюк, который бы принес ему деньги, достаточные для создания школы.

Трюк был таким жутким, что была необходима консультация психиатра. Один из крупнейших врачей - после длительного и всестороннего исследования спортсмена - пришел к выводу: Кепке понимает, что такое страх.

И Кепке начал серию головоломных представлений: человек-факел, в горящем комбинезоне он прыгал в Гамбургский канал с двадцатиметровой высоты. Каждый сенсационный прыжок такого рода стоил 2500 марок. Однако, чтобы собрать денег на школу, надо было совершить сотни таких прыжков - слишком долго ждать.