Лидия

— Многие ведь так ездят.

— Да, — согласился я, — хотя… Всё же в общежитии удобнее. Да и к тому же…

— Понимаю, — перебила меня Лида. — Извини.

— За что?

Мы остановились.

— За всё.

Ветер развевал её волосы, длинные чёрные пряди падали ей на лицо, но она не обращала на это внимание. Я вдруг вспомнил, как мы прощались в тот день, рядом с общежитием, когда от холода ломило кости, а я был в одной лёгкой рубашке с расстёгнутым воротником. Я вспомнил тепло на своих губах.

— Знаешь, — начал я, — ты могла бы извиниться и по суазору. Я на самом деле всё понимаю. Это ты меня извини.

— Не надо, — Лида нахмурилась. — Ничего ты не понимаешь. Всё… сложно. Я просто просила дать мне немного времени, но… Вчера я видела тебя на станции.

Мы шли по аллее — рядом, как парочка, которая ждёт, когда спустятся сумерки, и загорятся призрачным светом похожие на планеты фонари.

— Я тоже тебя видел, — сказал я.

— Да, — сказала Лида.

— Скажи, — спросил я, когда мы проходили мимо пустой скамейки, — а этот забавный куб, проектор голограмм, у тебя сейчас с собой?

Лида покачала головой.

— Нет. Я по ходу всё-таки его потеряла. Или, может, дома где-нибудь завалился. Но найти так и не смогла. А что? — Она улыбнулась. — Хотел бы посмотреть?

— Не знаю, — ответил я. — Наверное. Это было так красиво. В тот вечер, помнишь?

— Сейчас в любом случае ещё слишком светло.

— А не хочешь вернуться в кафе? Посидели бы вы, выпили кофе.

— Нет, извини. Погода хорошая, вечер приятный. Давай просто пройдёмся.

Мне казалось, что до станции монорельса остаётся лишь несколько шагов.

— Ветер вот только… — сказал я.

— На самом деле я хотела поговорить, — добавила Лида с таким видом, как если бы в кафе нам пришлось бы сидеть в вынужденном молчании, наблюдая за тем, как плывут в темноте фальшивые звёзды.

— Да… — начал я и осёкся; я вдруг взял Лиду за руку, и она остановилась, испуганно взглянув на меня. — Я же и так всё понимаю. Если ты просто хотела объяснить…

— Ничего ты не понимаешь, — повторила Лида.

Ветер снова разметал её волосы. Я держал её за руку.

— Тогда объясни, — сказал я.

Лида смотрела прямо перед собой и не говорила ни слова. Кто-то проходил мимо нас; вдалеке, над редкими деревьями, летел навстречу ветру электрический поезд; загорались, вздрагивая и моргая, как от перепадов напряжения, первые уличные фонари.

— Объясни, — повторил я.

Лида подняла на меня глаза и тут же отвернулась, закусив нижнюю губу. Её кисть в моей руке напряглась.

— Отпусти, — сказала она.

Я отпустил.

Встречный ветер ослаб — или просто переводил дыхание. Лида поправила спутавшиеся волосы и сделала несколько шагов вперёд, к очередной пустующей скамейке.

Потом остановилась, посмотрела на меня.

— Ты идёшь?

— А куда мы идём, Лида? — спросил я, не двигаясь с места.

— Ты идёшь? — повторила она. — Со мной?

И сама взяла меня за руку.

— Ты меня извини, — вновь начала она. — Я так запуталась. Я… Я понимаю, что для тебя сейчас очень тяжёлое время. На самом деле — для всех нас. Кто знает, быть может, уже завтра…

Она смотрела через вздрагивающие на ветру ветви на серое вечернее небо, словно ожидала увидеть там огни заходящих на орбиту кораблей.

— Кто был тот парень? — спросил я и тут же сказал сам: — Знаешь, я чувствую себя таким кретином…

— Мы встречались, — перебила меня Лида.

— Встречались? — спросил я. — А сейчас? Вчера мне показалось…

— Но сейчас уже не вчера! — сказала Лида. — На самом деле мы уже очень давно знакомы…

— Да, а Витя ведь говорил мне…

— Мы… — продолжала Лида. — На самом деле у нас сложные отношения. Мы расставились на время, а потом… — Она замолчала на несколько секунд, решая, что сказать. — А потом мы расстались снова.

Руки у меня вспотели.

— Знаешь, чего я сейчас больше всего боюсь? — сказал я.

— Чего? — спросила Лида.

— Того, что ты опять исчезнешь, — сказал я. — На несколько дней, на неделю, на месяц. Даже в соцветии ничего не будешь писать. А потом я как-нибудь встречу тебя на улице и…

— Я не исчезну, — сказала Лида, но тут же отвернулась и вновь посмотрела на вечернее небо.

— Я тебе не верю, — сказал я.

Она вздрогнула, как от удара током, глаза её блеснули, губы сжались, но потом лицо её неожиданно смягчилось, она прижалась ко мне, обняла за плечи.

— Что ты… — пробормотал я.

— Помолчи, — сказала она.

Мы стояли так долго, пока на аллее не зажглись все фонари. Я все ещё чувствовал тепло на губах, но не решался её поцеловать — я был уверен, что она исчезнет в тот самый миг, когда губы наши соприкоснутся.

— Давай сходим куда-нибудь, — сказал я.

— Сейчас?

— Необязательно сейчас. Можно завтра. Когда ты выберешь. Сходим как парень и девушка.

— А куда? — спросила она.

Лида прижалась ко мне щекой, и её дыхание щекотало мне шею.

— Космический театр? — сказал я.

— Звёзды и любовь? — Я почувствовал, как она улыбается. — Или как там это было? Можно, правда… там, по-моему, уже не идёт ничего интересного.

— Солнечное затмение больше не показывают? — спросил я.

— Не показывают, — сказала она.

— Ну, тогда мы могли бы…

— А помнишь, мы как-то ездили к реке? — сказала Лида. — Куда-то далеко, ночью. Ты ещё взял напрокат такую огромную машину… Я подумала, мы могли бы…

Лида подняла голову. Глаза у неё влажно блестели. Она хотела ещё что-то сказать, но слова застыли у неё на губах. Неожиданный порыв ветра разметал её волосы. Говорить больше было не нужно. Я склонился над ней и…