Лидия

— Это просто неприемлемо, — говорил он. — Это ставит под сомнение всё, что мы когда-либо…

Лида качнула головой и, наконец, открыла свой суазор.

Она коснулась экрана пальцами, быстро пролистала какие-то сообщения и — замерла. Рука её застыла над суазором, а глаза испуганно расширились.

После занятий Лида была неразговорчива.

Она отказалась сходить со мной в кафе, сославшись на какие-то дела, но я всё равно вызвался проводить её домой. Мы молча дошли до станции, дождались поезда и всё так же молчали, сидя рядом в летящей над городом электричке. Я хотел спросить, что её так заботит, но сам боялся услышать ответ.

— Не стоило тебе со мной ехать, — сказала Лида, когда мы выходили на её остановке. — Возвращаться будешь в самый час пик.

— Это неважно, — сказал я.

— Я правда не могу сегодня. Встретимся завтра. Хочешь, можем сходить в этот твой любимый космический театр, хотя мы, наверное, там уже все программы пересмотрели.

— Мне казалось, он твой любимый, — сказал я.

Мы спустились с эстакады и остановились у пешеходного перехода. Горел красный. Я вдруг вспомнил, как бежал по этой улице с букетом цветов, будучи уверенным в том, что у нас остались лишь последние секунды до того, как всю планету накроет облако огня.

Я посмотрел на небо. Было ещё солнечно, но над городом сгущались низкие кучевые облака. Вечером обещали дождь.

— Что-то не так? — спросил я.

Лида покачала головой.

— Нет, — сказала она, — всё так. Я просто подумала…

— О том, о чём ты стараешься не думать? — спросил я.

— Да.

Загорелся зелёный, и мы зашагали через перекрёсток, подгоняемые командным голосом светофора.

— Думай, не думай, а ничего не изменится, — сказала Лида. — Ты вот сам думал…

Она не договорила.

— Ты знаешь, — сказал я, — наверное, я последнее время стараюсь, как и ты… Мы вместе, мы учимся на технологическом. К тому же скоро сессия — самый лучший способ прочистить себе мозги.

Лида рассмеялась.

— Кстати, твой друг…

— Витя?

— Да, он мне сказал, что ходят слухи… Ну, вроде как кто-то что-то подслушал или узнал через знакомого…

— В общем, как обычно.

— Да. Короче, он говорил, что исключений в этом году не будет, всех постараются вытянуть, разрешат неограниченное количество пересдач и всё такое прочее.

— Похоже, что они обходятся с нами, как с больными.

— Но ведь… — Лида коснулась рукой волос и как будто прикрылась от меня ладонью, — ведь в каком-то смысле мы и правда больны.

— В каком-то смысле? — спросил я.

— Ты думал, что будет, когда мы закончим? — сказала Лида. — Ведь эта ситуация… станет только хуже. Но даже те, кто всё-таки получит назначения…

— Мир уже никогда не будет прежним, — закончил я вместо неё. — Ты уже говорила.

— Но ведь это правда.

— Всё меняется, — сказал я. — Каждый день. Откуда мы знаем, что будет через три года? Три года сейчас — это…

— Целая жизнь, — сказала Лида.

— Целая жизнь, — сказал я.

Мы уже подходили к её дому. Я снова посмотрел на небо.

— Ты тоже… — вдруг спросила Лида, — ты тоже ждёшь, когда они появятся?

— На самом деле я верю тому, что говорят наши военные, — соврал я. — Оборона планеты, полная безопасность. Но это просто… сильнее меня… Знаешь, — я взял Лиду за руку, — мне однажды приснилось…

На мгновение всё вокруг потускнело — над нами пронеслась громадная тень скоростной электрички, скрывшейся за поворотом, поблёскивая горящими на солнце стёклами вагонов.

Лида остановилась, убрала волосы со лба и поцеловала меня в губы.

— Не говори, — прошептала она.

Я промолчал.

На следующий день мы пошли в космический театр и смотрели, как под громадным куполом образуется чёрная дыра. Планеты, солнца, созвездия превращались в пыль, исчезая в этой разверстой бездне. Сгинула целая галактика, погасли под куполом последние огни — над нами повисла давящая темнота.

Когда мы вышли из театра, Лида взяла меня под руку, прильнула ко мне и тихо, почти шёпотом сказала:

— Давай больше не будем ходить сюда.

52

Близилась сессия, финальные экзамены второго курса, а вслед за ними и долгие каникулы, а я всё не решался предложить Лиде съездить куда-нибудь вместе летом. Она так и не познакомила меня со своими родителями — в тот день, когда я приехал к ней с цветами, она была одна — и даже больше не приглашала меня к себе домой. Мы ходили вместе в кино, ездили загород, чтобы прогуляться по берегу реки, но иногда мне казалось, что Лида стесняется меня.

В первый день лета мы отправились загород на машине — на пустынный пляж, неподалёку от того места, где мы когда-то смотрели, как Патрокл встаёт на высокую орбиту Земли.

По радио рассказывали что-то о вооружённом столкновении с сепаратистами — вдали от Венеры, в нейтральном космосе, как теперь стали говорить. Правительство больше не настаивало на своей прежней версии — что у сепаратистов есть только один научно-исследовательский корабль, — однако никакой новой информации нам тоже не сообщали.

— Я не представляю, как так можно… — сказала Лида, с ненавистью глядя на хрипящий приёмник. — Уж лучше, как раньше, когда писали все, кому не лень. Ведь нам ничего толком не говорят, вообще ничего. Быть может, там давно уже…

— Лучше и правда об этом не думать, — сказал я.

— У тебя получается? — спросила Лида.

Я выключил приёмник.

Я перестроился в скоростной ряд и включил круизный режим; машина бесшумно неслась по удивительно пустой, многополосной автостраде. Блуждающая электронная тень на лобовом стекле пыталась поймать утренние лучи, которые иногда всё же пробивались через солнцезащитную дымку, и мне приходилось прикрывать ладонью глаза.

— Родители хотят, чтобы я перевелась, — сказала Лида.

— Как?

Я вздрогнул; солнце вновь засветило в глаза. Лида молчала, отвернувшись. Я взял её за руку.

— Куда? Перевестись куда?

— Я пока не знаю, — вздохнула Лида. — Я не знаю, хочу ли я. Но мне самой… становится страшно. Я раньше так мечтала об этом. Другие планеты, космические корабли, но теперь…

— Слушай, — начал я, — эта война… она не может так просто заставить нас отказаться…