Лидия

В этот момент я проснулся.

Была ночь.

Бледные фонари едва освещали аллею, на которой я когда-то поцеловал Лиду. Я подошёл к окну и, сощурившись, как от яркого света, посмотрел на чёрное небо.

Где-то у неразборчивого, похожего на застывшую волну темноты горизонта вспыхнул огонёк, и стремительная пульсирующая звезда устремилась вверх, вырываясь из гравитационного колодца.

43

Практические занятия начались на четвёртом курсе.

Перед этим для нас провели несколько тренировок на тренажёрах, которые, в отличие от центрифуги, имитировали реальные перегрузки при взлёте и посадке — вплоть до предельных для среднетонажных кораблей 6G. Перегрузки тогда уже не причиняли мне таких мучений; более того, костюмы, которые нас заставляли надевать — плотные и облегающие скафандры из странного материала, напоминавшего колючую резину — причиняли мне гораздо больше неудобств, чем неудержимая сила ускорения.

А потом в первый раз нас повезли на настоящий космодром — на таком же рейсовом автобусе, на котором мы когда-то с Виктором ехали в Тенешкино, чтобы посмотреть на взлётные шахты через пелену дождя.

— Чего? Дрожишь? — спросил меня Виктор, когда автобус только поднялся на эстакаду.

Я наглотался с утра успокоительного, хотя Тихонов всегда отговаривал нас принимать таблетки, чтобы не выработать привычки, и чувствовал лишь тупое вялое безразличие.

— Это же не экзамен, — сказал я. — Все действия контролируются настоящим оператором. Ты в принципе не сможешь сделать ничего такого.

— Настоящим оператором, — усмехнулся Виктор.

Мы мчались по эстакаде, которая поднималась вверх, как разводной мост — за высоким отбойником поначалу мелькали верхушки деревьев и уродливые столбы ретрансляторов, а потом я не видел уже ничего, кроме безоблачного голубого неба.

— Ты сам-то как? — спросил я.

Виктор поморщился и потёр рукой лоб.

— Да чёрт его знает, — сказал он. — Я пока не разобрался. Но, как ты говоришь, настоящий оператор, все дела. Можно просто тупить весь сеанс, и ничего не случится.

Я зевнул в ответ. Мелькающий вид за окном действовал на меня усыпляюще, солнце припекало, несмотря на ранний час, и я заснул, привалившись плечом к нагревшемуся стеклу.

Мне показалось, что Виктор растолкал меня буквально через несколько секунд.

— Хватит дрыхнуть! — фыркнул он. — Приехали!

— Как?

Я несколько раз моргнул и осмотрелся. Автобус стоял на широкой бетонной парковке — посреди мёртвого, похожего на радиоактивную пустошь поля, — а какие-то люди в невзрачной серой форме руководили высадкой, выпуская всех из автобуса по одному.

Мы с Виктором встали в очередь.

— Ты какой-то сегодня… никакой, — сказал Виктор. — Не спал что ли всю ночь опять?

— Вроде спал, — ответил я.

— Ладно, — сказал Виктор. — Поздно уже дёргаться. Это ведь и правда не экзамен.

Когда мы вышли из автобуса, я остановился, мешая остальным идти.

Поднялся ветер, и над выщербленным полотном парковки закружились маленькие смерчи из пыли. На секунду я представил, что маленький островок из бетона, на котором стоял наш автобус, со всех сторон, на сотни километров, окружает ровная выжженная земля, бесконечная пустыня, и только потом заметил горящую на солнце полосу дороги — где-то там, на обочине, я оставил свою прокатную машину, когда мы с Лидой смотрели, как взлетают из пусковых шахт корабли.

Я вздохнул. Ветер нёс в лицо колкую пыль, хотя небо было безоблачным и чистым, как в настоящей пустыне.

Виктор потянул меня за плечо.

— Пойдём, — сказал он. — Тут и ослепнуть недолго.

Нас разместили в пустом и унылом зале — таком же, как накопитель в Тенешкино, с белыми стенами и хлипкими просиженными скамейками, — только без окон и с яркими лампами дневного света под потолком.

Нас было ровно шестеро — именно такое количество операторов управляло большинством кораблей, — но мы до сих пор не знали, какие каждый из нас будет выполнять функции. По идее занятия должны были подготовить нас к любой из ролей, однако, думаю, мало кто тогда хотел стать первым пилотом.

Нас сопровождал молодой преподаватель — лет двадцати пяти на вид, — который иногда подменял Тихонова на лабораторных.

— Наш корабль называется Аэропа, — сказал он. — Это пассажирский корабль, который до недавнего времени совершал рейсы между Землёй и… — Преподаватель на секунду замолк, чтобы перевести дыхание. — Но рейс мы совершать не будем, — он хихикнул, — как и выходить в открытый космос… Впрочем, вам всё уже объясняли ведь так?

В зале раздалось невразумительное мычание.

— Пока нам придётся немного подождать. Всё уже почти готово. Шахта, из которой будет производиться запуск, находится отсюда на расстоянии где-то двадцати километров, и мы…

— Мне казалось, тут будет куча военных, металлоискатели, обыск и все дела, — сказал Виктор.

— Ты как будто разочарован, — хмыкнул я.

— Да нет. Просто странно.

— Пока нас пустили только в ободранную комнату со скамейками, — сказал я. — Посмотрим, что будет.

— Честно… — Виктор вздохнул. — Если честно, не верится, что мы выйдем в космос.

— Мне тоже, — сказал я.

Нас проводили в лифт, похожий на грузовой. На стенах, обшитых металлизированным пластиком, не было ни кнопок, ни индикаторов — так что оставалось лишь гадать, насколько глубоко мы спускаемся. У меня заложило в ушах.

Из лифта мы вышли в такое же пустое помещение с белыми стенами и лампами на потолке, как и то, в котором только что находились. Нас встретили двое мужчин в серых комбинезонах. Девушек в нашей группе не было, и нас всех отвели в одну раздевалку.

— Вещи оставляйте здесь, — сказал один из мужчин в комбинезонах. — Ничего, я повторяю — ничего, с собой не брать. Особенно суазоры. В противном случае вы не пройдёте через рамку и вас снимут с задания.

— Ну вот, — сказал я Виктору, — а ты беспокоился о проверке.

Виктор что-то промычал в ответ.

— Трусы-то хоть оставить можно? — пошутил кто-то.

— Можно, — недовольно ответил мужчина. — Одевайте костюмы поверх нижнего белья. Костюмы безразмерные.