Лифчик для героя. Путь самца - 2.
Шрифт:
Дебют
— Мужик вечером снял бабу, трахнул. С утра просыпается и видит на стене ее комнаты портрет накачанного типа: «Это муж?» — «Нет». — «Брат?» — «Нет». — «А кто, твой парень?» — «Да не ссы ты! Это я до операции».... Итак, встречайте — пиздатый мужик, или хуевая баба! —
доносится со сцены в гримерку голос Трахтенберга.Значит, мне пора выходить...
...В ушах звенит. Если бы я могла позволить себе рухнуть сейчас в обморок — так и поступила бы. Но тридцать долларов за вечер — как нашатырь. Конечно, я все себе представляла по-другому. Если бы я стала размышлять о морально-этической стороне моей новой профессии, то обязательно бы покинула это «гиблое место», но и в первый вечер, да и во всю последующую неделю я даже не видела лиц зрителей и плохо понимала, о чем говорит Роман, когда танцую. До сих пор мою наготу видели только врачи. Я не оголялась даже во время секса: благо, что случайные ceксуальные партнеры и не требовали этого. Не до ТОГО нам было на холодной улице, да в тесноте машины... Хорошо, что и сейчас нет времени ни на обдумывание, ни на раскаяние. И так каждый день. Тайм из мани!
Но зато вне сцены, точнее за сценой, жизнь оказалась насыщена интересными людьми и событиями. Местные девчонки — полная противоположность моих, побитых жизнью, бывших коллег. Это вам не зашоренный бабский коллективчик «Гербалайфа», где трудятся доведенные до отчаяния, озлобленные старые клячи. Здесь другой расклад, и в этой конюшне обитают жизнерадостные молодые лошадки. Свободные от комплексов и семейной рутины, ухоженные, длинноногие, полные сил. Праздник начинается, едва приходишь на работу, и продолжается до утра. После программы практически ежедневно едем зажигать дальше. Через неделю таких походов я даже почувствовала себя завсегдатаем модных питерских заведений. Новая жизнь затянула и закрутила меня ураганом. Кровать, сцена, ночной полет и «пике» опять же в кровать.
Правда, я пока летаю, то есть гуляю в долг. Зарплату здесь выдают в конце недели...
— Хельга, иди к управляющему за деньгами. Очереди уже нет. — В гримерке появилась Блевотина, танцовщица, с которой я сдружилась больше остальных.
— Вот черт! А мы тут запизделись, — неожиданно выпалила я.
Мы действительно заговорились с кукольниками на тему марионеток. А ведь сегодня у меня первая зарплата!
— Хеля, всего неделю работаешь, а хуями кроешь, прямо как Трахтенберг.
— А сама-то разве лучше?
— Когда это я на хуй материлась?
«Да, они правы, матерные выражения ужасно заразны, надо за собой следить», — ругала я себя, быстрым шагом направляясь к «смотрящему». Это был неприятный тип, поставленный одним из хозяев клуба присматривать за всеми.
— Стоп! — неожиданно резко выпалил он. — Не подходи ко мне! Сейчас посчитаю, положу здесь, потом возьмешь!
Я в недоумении остановилась. Невысокий, коротко стриженый молдавский «джентльмен» строго, поплевывая на пальцы, отмусоливал купюры. Рядом хихикали четверо охранников, мелкие и такие же нагло заточенные, с гнилыми улыбками и не омраченным интеллектом лицами.
— И вообще... возьмешь последней, — смотрящий жестко подвел черту.
На глаза навернулись слезы, к горлу уже подкатывал ком, еще немного — и со мной случится истерика.
— Ой, смотрите, петушок плачет, — вякнул кто-то из их своры.
Я повернулась спиной и рванула в гримерку, где уже не сдерживала рыданий...
Мою первую зарплату забрала и принесла мне Пиздюлина.
— Ты чего? — успокаивала она. — Мне вчера один из них, «мелкий», чуть палец не сломал. Хотел кольцо снять и посмотреть, — она показала распухший палец. — Но им что-то дашь, потом фиг заберешь.