Лига мартинариев
Шрифт:
Шел дождь, и деревья вдоль дороги кутались в мокрую листву. Моя голова покоилась на плече Кентиса. Я попыталась пошевелиться, и вскрикнула от боли — шея задеревенела так, что я не могла повернуть голову. Пришлось осторожно просунуть ладонь под щеку и руками аккуратно приподнять голову.
— Хорошо, что идет дождь, — прошептала я. — В дождь немного легче жить. За мартинария страдает природа.
— Слушай, а где рукопись книги? — спросил Кентис.
— У меня под ногами, — нагло ухмыльнувшись, отозвался «педик».
Кентис захихикал:
— Мартинарием родился, мартинарием и помрешь.
Машина свернула на проселочную дорогу и буквально поплыла по жидкой грязи. Я в городе как-то отвыкла от подобных
— Что это, тюрьма? — спросила я, с трудом поворачивая шею, чтобы оглядеться.
— Это коровник, — отозвался супершкаф. — Коровник для мартинариев…
— Тайный коровник, — уточнил Кентис, разглядывая мрачное здание.
— Надо же, какой догадливый парнишка, — ухмыльнулся «педик». — Вылезайте, прибыли…
Мы вылезли и тут же по щиколотку утонули в грязи.
— А дорога — тоже мартинарий? — спросила я, тупо глядя себе под ноги.
— Все мы обречены, — ответил Кентис почти с восторгом.
«Нет, — подумала я, — совсем это не так. Я буду любить Андрея, и этого у меня не сумеют отнять. Любовь — твое солнце, пока ты живешь, и она уносит твою душу, когда ты исчезаешь…»
Часть 3
ГИБЕЛЬ АНГЕЛОВ
1
Говорят, наше время не благоволит к ученым. Но это под каким углом посмотреть. В прежние времена кто был самым уважаемым человеком? Правильно, товаровед в магазине или директор ресторана. А теперь кто торгует рыбой и овощами? Правильно — бывшие инженеры и кандидаты наук. Им еще немножко поднапрячься, поднатореть и, глядишь — тоже станут самыми уважаемыми. Немного осталось. Все возвращается на круги своя — и нам только кажется, что мы живем в какое-то особенное время.
Несмотря на всеобщий кризис науки, Институт фармакологии под руководством бойкого директора расцветал буквально на глазах: новая проходная, новая стоянка для машин, не говоря уже о кабинете директора и приемной. Сотрудники специально записывались на прием, чтобы взглянуть на заказанную в Италии роскошную мебель. Была еще комната отдыха, но туда никого не пускали, кроме начальства. Говорили, что особым вниманием институт пользуется у директора «Мастерленда», особенно новые разработки в области транквилизаторов… Но это, поверьте, беспочвенные слухи.
Зато у института были свои легенды: история о том, как директор выгнал завлаба только за то, что тот осмелился приезжать на работу в точно таком же «Мерсе», каковой имелся у директора. Еще ходила легенда о целой бригаде плотников, нанятых за счет института для отделки директорской виллы. Несколько сорокалетних дам, особенно преданных науке, ездили за город, виллу директора отыскали, но самих плотников не видели. Зато описание этой виллы тоже превратилось в легенду.
С коммерческой деятельностью в институте все обстояло отлично: в третьей лаборатории организовали буфет, торговали сосисками и пирожками — столовую пять лет назад ликвидировали за ненадобностью, благо сам директор обедал только в ресторане «Мечта» и всегда за одним и тем же столиком. Товар из буфета выдавали прямо через окно, чтобы не заставлять сотрудников плутать по коридорам, заставленных шкафами. Оголодавшие ученые вечно путали окошко «буфетной» с
окном Сергея, тоже открытом в летнюю пору, и поминутно в него заглядывали.— Буфет рядом! — раздраженно кричал Сергей, заслышав под окном цоканье каблучков.
В седьмой лаборатории продавали новые противозачаточные средства, в пятой круглосуточно принимали больных, своих и чужих, пропуская их через томограф, подаренный институту каким-то сумасшедшим заезжим спонсором. Для пополнения бюджета Сергей раз в неделю брал у «отличников» дежурство. Но самым выгодным делом — разумеется, для директора, а не для института, была распродажа корпусов старых зданий, выходящих фасадом на центральную улицу. За год под одной крышей с НИИ поселились: Секс-шоп, филиал крупного банка и магазин по продаже компьютерной техники. Выселенных сотрудников впихивали в оставшиеся помещения. К удивлению директора, оказалось, что этот процесс можно вести практически бесконечно. Так же, как и сокращение кадров. Там, где раньше работало три тысячи, теперь хватало пятьсот человек. А объем работы — то есть количество и толщина отчетов — оставались прежними.
Сегодня Сергей нервничал больше обычного, на экране компьютера с самого утра появилась лишь одна строчка будущего отчета. Но не отчет его не волновал — внутренне он был уже уверен, что вообще не будет сочинять эту дурацкую писульку. То и дело он поглядывал на часы. Если сегодня не пришлют приглашения, на конференцию, он опоздает. Внутренне он был уверен, что приглашения не пришлют, или оно придет слишком поздно. С ним такое случалось постоянно.
«Я опоздаю навсегда…» — и эта мысль доставила странное болезненное наслаждение.
Опять кто-то попытался заглянуть в окно.
— Все сосиски слопали! — крикнул Сергей, выходя из себя.
Раздался испуганный взвизг, а потом рассерженный женский голос произнес, всё больше и больше распаляясь:
— Сами просили сказать, если факс вам придет, Сергей Владиславович. Я и звонить по телефону не стала, чтобы Дульсинея не догадалась. Побежала к вам, а вы…
Сергей выглянул наружу. Маринка из центра связи стояла под окном, изобразив на лице обиду крайнюю.
— Ах, значит, пришел, — Сергей вновь посмотрел на часы.
«Если доновитал пойдет, подарю ей… что-нибудь такое подарю…» — наскоро в голову ничего не приходило.
Но отблагодарить надо будет обязательно. Сергей любил благодарить. Порой даже до приторности.
— За вами не угнаться, — бормотала Маринка, семеня за Сергеем через институтский двор. — У меня каблук сегодня от такой беготни сломался.
«Туфли подарю», - мысленно пообещал Сергей.
— Где же факс? — крикнул он с порога, едва открыл знакомую светло-серую дверь.
Девушка в коротком белом халатике, из новеньких, и Сергею вовсе незнакомая, поглядела на него недоуменно, тронула кончиком языка ярко накрашенные губы и вопросительно уставилась на Маринку.
— На счет конференции, — подсказала та.
— Так его наша Дульсинея забрала, — передернув плечами, сообщила новенькая.
— Но факс должен быть адресован мне! — возмутился Сергей.
— Я-то при чем? — девушка обидчиво выпятила губы. — Все вопросы к Дульсинее.
Сергей выразительно глянул на Маринку: маленькие подношения — шоколад, конфеты и помада — пропали даром.
— Может, Дульсинея отдаст, — неуверенно пробормотала Маринка.
Дульсинея сидела у себя в кабинете и поглощала кофе. Обтянутые тонким трикотажем перезрелые формы, желтоватая веснушчатая кожа шеи и рук, массивные золотые серьги в ушах — всё это Сергей изучил досконально, будто Дульсинея многие годы была его любовницей. Стол в кабинете располагался так, что входя, посетитель прежде всего видел спину Дульсинеи и ее набыченный затылок, выпирающий над плотным воротничком кофточки.