Лига мартинариев

6

— Я назначил свидание, а ты не пришла!

— Вад, я же сказала: нет!

— Но я ждал, я надеялся, — Вадим ковылял за мной уже второй квартал, семеня вразвалку на своих уродливых коротких ножках и размахивая такими же короткими ручками, приделанными к крепкому, мужскому телу.

Ворот старенькой футболки лопнул на могучей, как ствол дерева, шее. А глаза под набрякшими веками смотрели по-собачьему преданно. Вообще внешне он чем-то похож на печального Бассет-хаунда. Но в отличие от нелепого пса, этот человек не вызывает у меня умиления.

— Вад, ты через две недели поедешь в клинику. Орас обещал сегодня открыть благотворительный счет. Как только бумаги будут у тебя на руках, ты сможешь начать лечение. Это долго и мучительно, но ты станешь таким, как все… — я невольно глянула на его руки. Чтобы сделать нормальными эти культяпки, их сломают несколько раз и снова срастят, после каждого перелома удлиняя на несколько сантиметров. Стоило это безумно дорого. Я даже не знала, что меня больше волнует — цифра на счете или мучительность предстоящей процедуры.

— К черту лечение! Ничего мне не надо! Только ты! Ты мне нужна! Ты! — выкрикнул Вад на всю улицу.

Я ускорила шаги. Наверное, это было жестоко. Пытаясь поспеть за мной, Вад, смешно подпрыгивая, бежал следом. Но я не в силах была остановиться, и сама побежала, думая лишь об одном — чтобы он отстал наконец.

— Ты придешь! Слышишь, ты придешь или я умру! — проорал он, останавливаясь на перекрестке.

Я оглянулась. Он стоял посреди улицы на островке, очерченным белым, и не двигался. Несмотря на то, что мне удалось убежать, я чувствовала себя затравленным зверем. Как было бы здорово, если бы Вад был красивым здоровым парнем — тогда бы без всяких угрызений совести я послала бы его ко всем чертям! Но проклятая жалость вязала меня по рукам и ногам, и я чувствовала, что не смогу противиться, хотя меня тошнило при одной мысли, что ЭТИМ можно заняться с Вадом. Самое противное, что Вад разнюхал все подробности моей личной жизни, и когда я в прошлый раз сказала, что у меня есть парень, он зло оборвал меня: «Всё врешь, у тебя никого нет». И у меня не хватило наглости это отрицать.

Я вновь бросилась бежать и остановилась лишь, когда отворила дверь на лестницу в угловом домике. Внутри царили тишина и прохлада, хотелось присесть на широкий подоконник лестничного окна и так сидеть, не двигаясь, закрыв глаза, чтобы не видеть обшарпанные стены, и мечтать о чем-нибудь невозможно хорошем. Жаль только, что нельзя просидеть так всю жизнь.

— Не хочу я к нему идти, — проговорила я вслух, чуть не плача и, запрокинув голову, глянула наверх, в полумрак завернувшейся спиралью лестницы, будто там, наверху, в пыльном полумраке, стоял некто и выслушивал мои оправдания. — Его жалко, но он ни капельки мне не нравится. Он мелочный, себялюбивый. И зачем он только ко мне привязался?.. — Я молитвенно сложила руки, будто в самом деле находилась сейчас в храме, а не на грязной обшарпанной лестнице.

И тут на правой ладони заныл ожог. И я безвольно уронила руки — молиться было бесполезно. Меня заклеймили, как проданный скот, подлежащий отправке на бойню. Сашка предал меня еще раз, на этот раз — окончательно. В эту минуту я поняла, что сопротивляться не имеет смысла. На свете нет человека, который мог бы меня защитить.

Мне сделалось так жаль себя, что я буквально завыла в голос. Я, конечно, не такая красавица, как Лидка, но и не уродина же в конце концов! Высокий рост, хорошая фигура, немного полноватая. Но в меру. Многим такие как раз и нравятся. А волосы просто роскошные. Пшеничные, густые, с золотистым отливом, и вьются надо лбом. Господи, да неужели я не достойна никого, лучше Вада?

Разумеется, я знала, что достойна настоящего принца. Но какой-то подленький мерзкий голосочек, изнывая от страха, доказывал мне, что я должна уступить, потому что Вад не вынесет отказа. Или я хочу быть виновной еще в одной смерти? Ну почему мужчины, когда их опекают, хотят, чтобы их непременно пожалели в постели, иначе все, чтобы ты ни сделал — ни в счет? Вместо ответа на поставленный вопрос явилась мысль совершенно безумная:

«Вад будет боготворить меня, если я соглашусь… И никогда не бросит, как Сашка».

Бедный Сашка!

Ведь я-то знаю, как это больно, когда тебя не любят. Вада всю жизнь унижали… Так неужели я — как все? И мне тоже нужна только фигура супермена, а израненная душа ничего не значит?

Итак, этот чужой, жалостливый голосок победил… Понадобилось каких-то пятнадцать минут, чтобы переломить себя. А я-то была уверена, что ни в жизни не уступлю… Жаль…

Я медленно поднялась на второй этаж и надавила кнопку звонка.

— Не заперто, — отозвался надтреснутый старушечий голос.

7

— Ты пришла? — Вад изумленно смотрел на меня, не веря в свою удачу. — Сейчас я быстро… Что-нибудь выпить и поесть…

Я присела к столу, не снимая плаща и сжимая в руках сумочку, будто пришла на минутку сказать что-нибудь важное и тут же уйти. Сжимая зубы, смотрела, как Вад ковыляет от буфета к столу. За стеклянными дверцами покосившейся мебелюхи притаилась пузатая бутылка дорогого ликера. «Наверняка для меня сберегал…» — мелькнула мысль. Но Вад вытащил грубую безэтикетную флягу, достал две старые стопки и попытался коротким пальцем выковырять коричневую засохлость со дна.

«Говорят, бывают шлюхи от одной только жалости к мужикам. Может, я из тех, дуреха безотказная?»

— Вад, налей мне чего-нибудь покрепче. Обожаю ликер.

Он сделал вид, что не понял намека и набулькал мне стопку до краев из своей чернявой фляги. Оказалось — мерзейший самогон. Меня замутило от одного глотка.

Со всей ясностью я замечала маленькие и жалкие уловки Вада, будто на него был направлен слепящий свет юпитеров. Но все проходило мимо моего сознания. В голове постоянно вертелись обрывки вчерашнего: похороны, пустые фразы, выдавленные через силу слезы на щеках Лидки. И Сашкина фотография на серванте: ореол золотистых кудрей, как вспышка, белозубость улыбки. Я все еще пребывала там, сегодняшний вечер казался продолжением вчерашнего.

Я отставила пустую стопку и поднялась. Передо мной была дверь из крошеной Вадовой комнатушки прямо на лестницу. Можно открыть ее и исчезнуть в вечернем сумраке. Как здорово, если бы я могла сделать эти три маленьких шажка! Но я повернулась к двери спиной и ненатурально улыбнулась Вадиму:

— Давай-ка посмотрим, какая у тебя спальня…

Он взял меня за руку и повел в соседнюю комнатку, отгороженную от первой фанерной перегородкой. Старый продавленный диван, засаленное одеяло. Наволочка на подушки грязно-коричневого цвета. И никаких признаков простыней. Зато с потолка свешивался ночник на бронзовых цепочках. Эта старинная вещица меня тронула. Я стала подозревать некую романтическую жилку в душе Вада. Вообще я обожаю людей романтического склада. Я бы никогда не могла полюбить такого человека как Орас — он слишком практичен.

Я отбросила плащ и сумочку в угол и начала торопливо стаскивать платье. Хотелось, чтобы все кончилось побыстрее…

……………………………………………………………………………………………………………………….

— Ты — холодная, — пробормотал Вад сквозь зевоту. — Лежала как бревно. Могла бы немного пошевелиться. Терпеть не могу фригидин.

— Другие были лучше? — от обиды у меня задрожал голос.

А мне-то представлялось, что «после» Вад будет рыдать от благодарности и восторга.

— Да, хотя бы Лидка. Она куда занятнее, — вновь сквозь зевоту прозвучал ответ. — Мы с ней на танцах повстречались. Со мной друзья были — все о-го-го какие ребята — метра по два! А она ушла со мной — очень ей попробовать захотелось, каким я окажусь в постели.