Лихо. Двенадцать железных цепей
Шрифт:
– Колдун связан с Добромыслом?
– Никак не связан, – успокоила госпожа. – Он живёт в глухом лесу и дел с венценосными не имеет. Спасибо, Амельфа. – Скользнула взглядом по Уршуле и Ляйде. – Почему вы не угощаетесь?
– Господарь как всегда всех смущает, – заметила Амельфа. – Спасу нет.
Зубы Нельги блеснули.
– Ах уж этот господарь, – засмеялся он. – Только бы и посмущать девиц, да?
Уршула смотрела на блюдо с узорной каймой и думала, что меньшее, чего она хотела бы сейчас, – оставаться здесь и слушать чужую беседу, понимая, что ей не положено ни слова вставить. Вдруг скажет не то?
– Госпожа. – Она встретилась со светлыми, желтовато-зелёными
– О, дитя. – Губы госпожи сложились в ласковую улыбку. – Конечно ступай. Уверена, Нельга не против. Ляйде проводить тебя?
Ну не бросать же её тут.
– Да, – хрипнула Уршула, пряча свиток за пазуху и поднимаясь. – Было бы славно.
Они распрощались, Нельга пожелал ей здоровья, а Амельфа выразила надежду, что когда-нибудь они поужинают все вместе. Уршула подумала: нет, спасибо. Ляйда подхватила её под локоть, и вместе они выпорхнули из душистого, ненавязчиво-приятного запаха покоев госпожи Кажимеры. Двери за ними закрылись.
Только на улице Ляйда спросила:
– Что в свитке?
И, поразмышляв, добавила:
– Спасибо, что не оставила меня там.
Солнце село, и чародейки шагали по господарскому двору в мягком полумраке. Хоромы, в которых они жили, располагались за домами для челяди в паре шагов – даже превращаться лень. В окнах по-прежнему горели огни, раздавались перекликающиеся голоса – двор и не думал засыпать.
Уршула вздохнула.
– У меня хорошее зрение…
– Орлиное.
– Орлиное, – согласилась, – но не настолько. Сейчас даже я не разгляжу.
Ляйда нетерпеливо фыркнула.
– Ладно. Тогда идём быстрее. – И потянула Уршулу за руку.
Как только они вошли в хоромы, Ляйда звякнула браслетом и высекла потрескивающий огонёк – колдовать в открытую, прилюдно им не советовала госпожа. Ляйда убедила Уршулу открыть свиток прямо здесь, не поднимаясь в комнаты, и та, хоть и не разделяла любопытства, сломала печать.
Оперевшись о бревенчатую стену, стала читать. Имена в свитке были выведены тонким почерком госпожи Кажимеры, безупречно ровно, с легчайшим одинаковым наклоном. Завитушки походили на те, что были у рукописных иофатских букв – госпожа учила своих лучших воспитанниц и иофатскому, и савайарскому, но Уршуле языки давались плохо. Амельфа и Ляйда преуспели в этом куда больше её.
Рядом с именами – краткое описание человека. Кто, откуда, где живёт и чем знаменит, если верить тому, кто раздобыл для госпожи Кажимеры эти вести.
– Надо же. – Ляйда перебросила огонёк с указательного пальца на средний и обратно. – Все – бывшие ученики Йовара.
Валда. Пятро. Ратмила. Стась – рядом с этим именем подпись: «Предположительно убит в Топожих Топях сыном деревенского головы, проверить».
– Это что ещё… – пробормотала Уршула и ткнула в конец списка.
«Чеслав?»
Изящный знак вопроса, заметно выделенный нажимом пера.
«Сын кузнеца Хведара из деревни Засижье, убит Йоваром в 932 от В-ния к-ля Б-да».
В письмах госпожа Кажимера до сих пор отмеряла время по иофатскому летоисчислению – от воцарения легендарного короля Брюгвальда.
– Откуда она всё знает? – Ляйда оторвала взгляд от свитка. – Кто приносит ей новости, если не мы? Найти столько про каких-то борожских крестьян, которые, может, и колдовали-то последний раз лет десять назад, ещё при Йоваре… Пятро – мельник. Ратмила – жена бортника.
Даже у Уршулы по спине прошёл холодок. Было странно осознавать, что сейчас она читала подробные заметки
про людей, которые давно жили своей жизнью и, наверное, хотели бы забыть про Дикий двор, но их всё равно нашли. Записали красивым иофатским почерком их имена, и имена их родных, и названия местечек, в которых их видели в последний раз.– Неправильно, что мы обсуждаем это на ходу.
– Брось, здесь никого нет. – Ляйда тряхнула головой. – Я бы учуяла. Да и ты тоже.
Не лишено истины: в этом крыле они жили как царицы. Им было куда свободнее и просторнее, чем другим ученицам. И уж явно веселее, чем тем бедняжкам-подросткам, в чьё восточное крыло по весне ворвалось чудище, которое позже назвали Сущностью из Стоегоста.
Уршула свернула свиток.
– Обсудим с госпожой позже.
– Обсудим, – эхом повторила Ляйда. Она задумчиво свила огонёк в кольцо. – Как думаешь, Урыська, тот, кто создал тварь, бесстрашный или просто глупый?
Уршула пожала плечами.
Ляйда усмехнулась.
– Хотела бы я знать, что госпожа сделает с ним, когда найдёт. С ним или с ней, кто бы там ни был.
– Если это Йовар, – проговорила Уршула, убирая свиток, – то прикажет заковать в цепи.
– А если не Йовар? Если кто-то из этих борожских колдунов или стоегостских интриганов? – Ляйда покачала головой. Её карие глаза полыхнули в отблесках янтарно-красного огня. – Помнишь, как она расправилась с парнем, который пытался изнасиловать Вельмиру?
Забудешь такое. Кричал так, что весь Стоегост слышал, – а мужчины лишний раз убедились, что не нужно приставать к ученицам колдуньи-советницы. Та, кто умела ворожить над разумом, умела причинять самую изощрённую боль.
– Так вот… – Ляйда перекатилась с пятки на носок, заговорила восторженно и хищно: – Того, кто создал Сущность, она явно не пожалеет.
Уршула решила, что Ляйда оказалась к ней слишком близко, поэтому отступила к лестнице. Криво улыбнулась.
– Господарь Нельга захочет наказать виновника сам.
– Господарь Нельга сможет засунуть свои хотелки в любое срамное место, до которого дотянется. – Тёмные косы оттеняли лицо Ляйды, делая его одновременно очаровательным и жутким, как у смуглых красавиц с лубочных картинок. – Госпожа никого ему не отдаст.
– Не отдаст, – согласилась Уршула, похлопывая по перилам. – Ни ему, ни Драга Ложе.
Повисло молчание.
Не туша огонь, Ляйда сладко потянулась – пламя перекинулось на тыльную сторону ладони и вернулось на пальцы.
– Ладно, Урыська, – подмигнула она. – Доброй ночи. Я не очень хочу мотаться с тобой по северным далям, но, видно, выбора у нас нет.
– Нет, – кивнула Уршула. И добавила, поднимаясь по лестнице: – Доброй ночи.
Удивительно, как с их везением им до сих пор удавалось спасаться от чудовища. По мнению Ольжаны, нужно было хорошенько постараться, чтобы найти негостеприимного кубретца, но они с Лале успешно с этим справились.
Хозяин жил одиноко, на холме, и до ближайших соседей ехать и ехать. Он отказался дать путникам ночлег, и Ольжана стала его уговаривать: меньше всего ей хотелось остаться на дороге после недавнего отдыха в монастыре. Слишком опасно, Сущность могла настигнуть. Ольжана пообещала заплатить хозяину столько, сколько заплатила бы за просторную комнату в хорошей корчме. Она сказала, что её дядя, пользующийся почтением в ордене башильеров, не забудет такой отзывчивости и обязательно попросит Перстов послеживать за этим домом с вниманием и добротой. Самим же путникам не нужно ни воды, ни хлеба – только простой угол под крышей, и всё. Хозяин скривился, но глядя на посверкивающие монеты, уступил.