Лихо. Двенадцать железных цепей
Шрифт:
И выделил им сарай.
Четыре хлипких стены и груда старого хлама внутри. Ольжане казалось: чудовищу, если оно всё же доберётся до них сегодня, даже не придётся выламывать в дверь, как было тогда, у бани мельника. Нет, Сущность рыкнет – и сарай развалится. Внутри было пыльно, сквозь трещины задувал ветерок прохладной летней ночи, но Ольжана поблагодарила со всей горячностью, на какую была способна, – всяко лучше, чем видеть злое лицо хозяина целый вечер.
– А это, – сказала она, показывая лишнюю монету, – за то, чтобы ты дал нам пару тюфяков попышнее. Я-то здорова, но не хочу, чтобы мой
Ладно, буркнул хозяин, сцапывая монету лапищей. Будут тебе тюфяки, мол.
Когда Ольжана вернулась к сараю, Лале уже распряг Сэдемею и привязал к ближайшему дереву. Сказал, что хозяйка – неласковая, но всё же радушнее мужа – разрешила лошадке напиться из бочки с дождевой водой. Ольжана мельком проверила, крепок ли сглаз от незнакомцев, который она наложила на кибитку спустя недели пути. Простое, но рабочее заклятие – привет от её борожской юности. Сглаз был нужен, чтобы отвадить воров, – если в кибитку залезет незнакомец, он закашляется так, что точно их с Лале разбудит.
– Думаете, нас попытаются ограбить? – полюбопытствовал Лале, когда Ольжана зашла в сарай и прикрыла за собой дверь.
– Кто знает? – Пожала плечами. – Хозяева выглядят недобро. Видели их дочку? Бедная девочка. Мне кажется, они её замучили.
Тюфяки им тоже принесла хозяйская дочка – бледная кубретка лет шестнадцати, с косынкой, завязанной под чёрной косой. Лале помог ей доволочь тюфяки, и она тихо поблагодарила, хотя благодарить следовало гостям.
– Погоди. – Ольжана присела и открыла сумку. – У нас есть фрукты. Сливы и абрикосы, мы купили их к югу отсюда, и они чудо какие сладкие. Пожалуйста, угощайся.
Но девушка испуганно замахала и выскользнула из сарая.
– Ладно, – сказала Ольжана кисло и протянула абрикосы Лале. – Тогда вы держите.
– Ого, – просиял Лале, отряхивая руки. – Я тоже сгожусь?
Ольжана выпрямилась с кряхтеньем.
– Не пропадать же добру.
Потом они укутали тюфяки своими плащами, устроили в самом чистом углу и уселись сверху. Хотя как «уселись» – Лале осторожно опустился, а Ольжана плюхнулась с блаженным вздохом. Подумала: как же много поменялось за время их путешествия. Сейчас ей не было неловко полусидеть на тюфяке, брошенном так близко к Лале, – наоборот, ощущалось уютно и по-домашнему, точно у костра. Она сказала Лале об этом.
– Вряд ли хозяин одобрит, если мы разведём костёр, – заметил Лале. В глазах плясали бесята. На удивление Ольжана хорошо его видела: на небо выплыла огромная яркая луна, и весь сарай поблескивал в серебряном свете, просачивающемся через бреши в потолке (Ольжана успела понадеяться, что даже такой латаный-перелатаный домишко лучше, чем кибитка, для тех, кто спасается от чудищ: тут есть крыша и порог).
На дворе что-то зазвенело. Залаяли цепные псы.
– Ах ты косорукая су-у… – заорал хозяин. – Чтоб ещё хоть раз ты…
Извинения тонким девичьим голоском.
– Какой кошмар. – Ольжана стиснула зубы. – Может, она ему падчерица, а не родная дочь? Хотя и это не объясняет такого поведения. – И выругалась шёпотом.
Хозяин же ругался зычно, в полный голос.
– Если бы я не жила при Йоваре, то
узнала бы много новых слов. – Повернулась к Лале: – Но он тот ещё ценитель витиеватых выражений.– Охотно верю.
– Вы бывали когда-нибудь в Борожском господарстве? – спросила Ольжана, устраиваясь поудобнее. Тюфяк кололся даже через плащ. – У нас мужики любят хвастать богатством словарного запаса.
– Я ходил в море и сидел в хал-азарской тюрьме. – Лале задумчиво погладил затылок. – От моряков и тюремщиков можно узнать не меньше, чем от мудрых мёртвых башильеров.
Хозяин наконец замолчал. Собаки успокоились.
Ольжана поплотнее укутала ноги второй накидкой. Потуже затянула платок, чтобы случайно не коснуться волосами тюфяка, – мало ли что там водится и что может прогрызть себе путь сквозь волокна плаща.
– Вы спите?
– Нет. – Судя по голосу, Лале улыбнулся. – Не сплю.
– Ну так спите.
– Как скажете.
– Вы не голодный?
Лале подавился смехом.
– Слушайте, – сказал он почти нежно, – какая вы всё-таки потешная.
– Сами вы потешный, – заворчала Ольжана шутливо и снова поёрзала на тюфяке. – Это самая глупая трата денег за всю мою жизнь. За столько господариков хотелось бы лежать на перине.
– Зато не на лавке в кибитке.
– Тоже верно.
Ольжана повернулась к Лале:
– Правда, что ночью в море небо так низко, что созвездие Ладьи скользит по волнам? А созвездие Ящера едва ли не набирает воду в пасть?
– Я не видел в Хал-Азаре этих созвездий, госпожа Ольжана.
Она разочарованно вздохнула.
– Очень жаль. – Перекатилась на другой бок. – Ну ладно, подурачились и хватит. Простите. Доброй ночи.
Однако на дворе снова закричал хозяин, и собаки, будто повторяя за ним, залились лаем.
Ольжана застонала.
– Да что такое!.. Кажется, там целая свора.
Хозяин бранился, а собаки лаяли так оглушительно и без остановки, что их голоса отдавались у Ольжаны в голове. Она попыталась отвлечься от них, представляя шипение волн и звёздного Ящера, зачерпывающего пастью морскую воду, и её плавно закачало в полусне, но…
Ящер оскалил зубы и зарычал – так знакомо, что Ольжана вздрогнула и резко села.
Рядом шевельнулся Лале.
– Это не чудовище, – сказал он успокаивающе. – Госпожа Ольжана, это просто собаки.
Сердце забилось взволнованно и горячо. По телу растеклась тёплая дрожь. Ольжана вскочила и наскоро обулась, чуть было не запуталась в собственных юбках, однако устояла.
– Да, – сказала она, поправляя рубаху и распахнутые половины безрукавки. – Да, я знаю.
– Что вы делаете? – Лале приподнялся. – Длани, подождите…
Но Ольжана в пару шагов оказалась у дверей сарая, выбежала во двор.
Первым, что она увидела, была грузная фигура хозяина, выбеленная лунным светом. Злющий, вооружённый палкой хозяин замахивался на рычащего чёрного пса. Рядом стояла девушка – дочка или падчерица, кем бы она ему ни была, – и держалась за плечо, точно её волокли силой и только сейчас выпустили. С крыльца выглядывала хозяйка.
– Не смей, – крикнула Ольжана на бегу, – не смей его бить! Это моя собака.
Она заглотила слишком много воздуха и закашлялась, но упрямо продолжила: