Лиходолье

Харлекин улыбнулся, нарезая мясо толстыми ломтями, а я, взяв у дудочника хлеб и сыр, подсела поближе к Искре, выхватив у него очередной кусочек едва ли не из-под ножа.

– Змейка, ты так не делай больше, а то нож у нашего музыканта такой острый, что не заметишь, как без пальца останешься. Я не шучу.

– И зачем он ему такой острый? – как бы между делом поинтересовалась я, кладя мясо на хлеб и откусывая первый кусок. Дудочник лишь неопределенно пожал плечами, а взгляд харлекина ощутимо похолодел.

Давно я уже не видела у него такого взгляда – усталого, серьезного, полного решимости идти до конца. Взгляд загнанного в ловушку, уже порядком измотанного и израненного лиса, к которому тем не менее не решается подойти ни один охотник. Потому как этот лис, нехорошо зыркающий золотисто-карими глазами из того самого угла, куда его загнала тявкающая собачья стая, непременно попытается вцепиться в горло первому, кто подойдет на расстояние прыжка. Захочет продать свою жизнь подороже, и можно поставить пять к одному, что у него это получится.

– Трофеи легче добывать с помощью хорошо заточенного инструмента. Шкуры снимать, к примеру, – наконец-то произнес Искра таким тоном, что аппетит у меня как-то улетучился, и смотреть на широкое блестящее лезвие, аккуратно нарезающее нежно-розовую ветчину, стало неприятно.

– Мне что, извиниться? – едко поинтересовался Викториан, нарочито беззаботно присаживаясь рядом со мной и беря с расстеленного на камне льняного полотенца краюшку. – Так я запросто, мне не жалко. Только вот странно, почему сидящий передо мной людоед так ненавязчиво намекает, что использовать нож для добивания раненой нечисти плохо, а приобретать новую личину через поедание человеческой плоти – хорошо? И кстати, для «добывания трофеев» у меня есть совсем другое орудие, а это я ношу для хозяйственных нужд.

– Вот только не подеритесь, – вздохнула я, отворачиваясь и глядя с высоты козырька на большой город, раскинувшийся у подножия ноздреватой охряно-желтой горы.

Красивый такой – белые, будто слепленные из снега небольшие домики, похожие на детские кубики с узкими окошками под самой крышей, узкие улочки, переплетающиеся друг с другом и образующие причудливый, сложный лабиринт, а в самом центре города на большой площади стоял не то дворец, не то храм, обрамленный двумя кольцами зелени. Несколько узких башен, каждая из которых была увенчана сияющей в лучах утреннего солнца золотой маковкой, тесно обступали основное строение с воздушным узорчатым куполом, который издалека казался переливчатой чешуей всех цветов радуги. Высокая оборонная стена с аркой ворот и опущенным подвесным мостом, в который упирался наезженный торговый тракт. Широкий ров, заполненный мутной зеленой водой, – из-за жары он обмелел, и кое-где над маслянисто блестящей поверхностью показались облепленные грязью и тиной острия кольев.

Город был живым, он дышал и существовал своей собственной суетливой, но в то же время ленивой жизнью. Он уже проснулся, главные ворота были раскрыты настежь, и по подвесному мосту с неторопливой деловитостью ехали груженные добром телеги, запряженные волами, шли погонщики, торговцы, да и просто дорожные люди.

Если не знать, что поднимается над этим местом с каждым закатом солнца, ни за что не поверишь, что под этим бело-золотым городом затаилось нечто опасное, голодное и неестественное. Не злое и не доброе – просто неправильное, искусственно вплетенное в полотно Мироздания. Чуждое семя, пустившее зараженные гнилью корни в плодородную почву. Если такое деревце не выкорчевать вовремя, весь сад может погибнуть.

– А что это за место? – наконец поинтересовалась я, дожевывая хлеб и запивая его водой из заботливо подсунутой Искрой фляги.

– Златополь, – неохотно ответил змеелов. – Был когда-то столицей Лиходолья, богатым и весьма удачно расположенным городом. Под землей у них течет река, которая никогда не пересыхает, даже в самую страшную засуху, поэтому город не испытывает недостатка в воде. В краях, где к одному колодцу по очереди ходят люди из нескольких деревень, такое обилие воды – это не просто богатство, а неслыханная роскошь. Потому Златополь опоясывают такие толстые и крепкие стены, дома образуют настоящий лабиринт, а ширина большинства улиц такова, что редко два человека, идущие друг другу навстречу, могут разойтись, не столкнувшись плечами. Этот город – одна большая крепость, которую тяжело осаждать, но еще тяжелее брать штурмом. Потому он и стал столицей в лихой степи, где набеги кочевников – обыденное явление. Из него Славенское царство диктовало свою волю и призывало к себе на службу самых лучших, самых сильных и самых талантливых. Воинов, лекарей, мастеров. – Викториан пристально посмотрел на меня. – И ромалийцев тоже. Всем табором брали, особенно если с лирхой приходили. И взять этого город так никому и не удалось… Почти никому.

– Но кто-то все же сумел? – тихо спросила я, обеими руками держась за легкую деревянную кружку с потемневшим от времени донцем.

– Не кто-то, а что-то, – поправил меня музыкант, глядя куда-то в сторону. – Лиходолье смогло сделать то, что не удавалось нескольким поколениям кочевых племен. Оно расширялось, рождая все более причудливую нелюдь в своих землях, росло – и однажды так случилось, что Златополь оказался внутри обережного круга. Запертый, отрезанный от «нормального» мира колдовской стеной из верстовых столбов с красными остриями. Ты их видела у Черноречья. Такие же стоят верстах в сорока за Златополем, обозначая восточный край лиходольской степи.

– Но город-то жив, – возразила я, указывая на вереницу повозок, постепенно скрывающихся за воротами.

– Так и Лиходолье не обезлюдело от того, что Орден отсек его от Славении колдовскими столбами, – пожал плечами Викториан, неторопливо жуя хлеб. – Конечно, тут нечисти всякой – под каждым кустом при желании найти можно, но люди все равно сюда приезжают. Торговцы – потому что через степь проходит самый короткий путь до южного морского порта. Каторжники и бандиты – потому что здесь им не грозит виселица. Бродяги, искатели сокровищ, тайные влюбленные, да и просто дураки, которым мерещится слава победителя чудищ, – все они стремятся в Лиходолье, поскольку здесь не станет преследовать власть, кредиторы и суровые родители. Разве что заклятые враги сунутся.

– Тебя послушать, так здесь почти рай, – ухмыльнулся оборотень, тщательно вытирая нож о полотенце и протягивая его Вику рукоятью вперед.

– Для тех, кому Славения стала преисподней, – еще какой, – серьезно ответил змеелов, принимая нож и, не глядя, убрав его в ножны на поясе. – Вас ведь сюда тоже не от хорошей жизни потянуло. Впрочем, вам-то в этой степи и бояться почти никого не стоит.

– Хорошо сказал, – согласилась я. – Почти.

Солнце поднималось все выше, и на скале становилось все жарче. Дудочник уже давно ждал нас у «козьей тропы», прижимая к боку раздутую дорожную сумку, и с любопытством наблюдал, как мы с оборотнем прячем свои вещи в маленькой пещерке, оставив при себе лишь узелок с едой и Искров широкий нож. Все остальное – сумки, одеяла, сменную одежду и все те мелочи, что успели захватить с собой, покидая обжитый дом в Огнеце, – оставили, замаскировав камнями.

Странное дело, но сейчас, оставшись без посоха, без тихо позванивающих при каждом шаге браслетов, без привычной тяжести мешочка с таррами на поясе, я чувствовала себя как шасса, впервые сбросившая шкуру. Тот момент, когда старая чешуя, тонкая и ломкая, уже сползла, оставшись грязными обрывками у ближайшей расселины, а новая, блескучая, гладкая и мягкая, еще не успела окрепнуть и затвердеть. Время, когда с головой окутывает постепенно проходящее ощущение уязвимости и незащищенности. К счастью, чешуя у молоденьких шасс крепнет очень быстро – и дня после линьки не проходит, как шкура становится еще крепче, чем была.

Но после первой линьки все мы запоминаем, какими уязвимыми можем быть…

– Хороший схрон получился. С пяти шагов не разглядеть, – усмехнулся змеелов, опираясь на трость. – Правда, на шестом шаге можно уже вниз ухнуть, но это мелочи.

– Это тебе в наследство останется, – нарочито весело отозвался харлекин, вешая нож на пояс и сдвигая его за спину. – Если в этот раз нас со Змейкой эта тварь сожрет, все твое будет.

– Сами за барахлом своим явитесь, еще не хватало носильщиком у оборотней подрабатывать, – едко отозвался Вик и, не дожидаясь ответной колкости, принялся спускаться по тропе, да так быстро, что поневоле пришлось последовать его примеру, чтобы не отстать.