Лихорадка

Клэр отрегулировала окуляр и вгляделась в предметное стекло. Она могла идентифицировать большинство клеток, благо еще не забыла лекции по гистологии, прослушанные в медицинском университете. Она распознала звездочки астроцитов, присутствие макрофагов — своеобразных чистильщиков, которые наводят порядок в организме после вторжения инфекции. Увидела и то, что успел заметить Ротстейн: завитки гранулированной ткани, или рубцевание — возможно, последствия сильного воспаления.

Повернув предметное стекло, она стала рассматривать следующую группу клеток. Перед глазами возник необычный рисунок — завиток фиброзного вещества толщиной в несколько клеток образовывал микроскопическую тканевую оболочку.

— Я вижу здесь инкапсуляцию, — доложила она. — Слой рубцовой ткани. Может, это киста? Какой-то инфекционный процесс, который иммунная система сумела оградить защитной стенкой?

— Уже теплее. Помните его компьютерную томограмму?

— Да. В мозге были обособленные массы с кальцинозом.

— После того как пациент был доставлен к нам, ему сделали магнитно-резонансную томографию, — добавил Ротстейн. — Она показала примерно то же. Обособленное инкапсулированное поражение ткани с кальцинозом.

— Верно, — одобрил Клевенджер. — А то, что сейчас идентифицировала доктор Эллиот, и есть защитная стенка. Иммунная система организма сформировала рубцовую ткань, которая обособила очаг воспаления.

— Каким же микроорганизмом была вызвана инфекция? — поинтересовался Ротстейн, отрываясь от микроскопа и глядя на Клевенджера.

— Вот в чем загадка, верно?

Клэр медленно переместила препарат. И то, что она увидела на этот раз, потрясло ее.

— Что это такое, черт возьми? — произнесла она.

Клевенджер издал возглас почти детского восторга.

— Вы нашли его!

— Да, но я не знаю, что это.

Ротстейн снова прильнул к микроскопу.

— Бог мой. Я тоже не знаю, что это.

— Опишите его, доктор Эллиот, — попросил Клевенджер.

Клэр молчала, крутя ручку перемещения препарата. То, что она видела, напоминало причудливую архитектурную форму, частично обызвествленную.

— Похоже на выродившуюся ткань. Даже не знаю, можно ли это назвать артефактом, — такое впечатление, будто какой-то микроорганизм сжался в гармошку, а потом окаменел.

— Отлично. Отлично! — воскликнул Клевенджер. — Мне нравится это определение — «окаменел». Словно ископаемое.

— Да, но какое?

— А вы уменьшите изображение и взгляните на общую картину. Клэр снизила степень увеличения, пытаясь поймать общий вид.

Микроорганизм приобрел более четкие очертания, и стало видно, что он как будто скручен в спираль. Клэр в недоумении посмотрела на Клевенджера.

— Это какой-то паразит, — предположила она.

— Да! И разве это не чудо?

— Какого черта делал паразит в мозге моего пациента? — удивился Ротстейн.

— Похоже, он пробыл там много лет. Проник в серое вещество, вызвав временный энцефалит. Иммунная система запустила ответную реакцию на воспаление. Произошел мощный выброс лейкоцитов, эозинофилов и прочих клеток. В конце концов организм пациента берет верх и окружает паразита защитной стенкой, заключает его в грануляционную ткань, обособляет. Паразит погибает. Происходит его обызвествление — или окаменение, если угодно. И вот, по прошествии многих лет, он предстает перед нами в таком виде. — Он кивнул на микроскоп. — Мертвый паразит, упакованный в рубцовую ткань. Возможно, он-то и является причиной приступов. Капсула, содержащая мертвого червя, влияет на мозг.

— О каком паразите идет речь? — осведомилась Клэр. — Мне известен только один вид, проникающий в мозг, — это цистицерк.

— Совершенно верно. Я не берусь с точностью идентифицировать этот образец — он уже выродился. Но почти с уверенностью могу сказать, что мы имеем дело с болезнью под названием цистицеркоз, вызываемой личинкой Taenia solium. Свиным цепнем.

Ротстейн был поражен.

— Я всегда считал, что Taenia solium встречается только в слаборазвитых странах.

— Чаще всего. Его можно встретить в Мексике, Южной Америке, иногда в Африке и Азии. Поэтому я так и разволновался, когда увидел этот срез. Встретить случай цистицеркоза здесь, в северном Мэне, это просто сенсация. Она определенно заслуживает публикации в «Медицинском журнале Новой Англии». Но прежде нам нужно выяснить, когда и где пациент мог подцепить личинку этого паразита.

— Судя по всему, по заграницам он не ездил, — сказала Клэр. — Говорит, что всю жизнь прожил в этом штате.

— Тогда это тем более сенсация. Я проведу анализ на антитела, чтобы подтвердить диагноз. Если это действительно Taenia solium, он даст положительный результат при иммуноферментном анализе на сыворотку и цереброспинальную жидкость. А есть в истории болезни отметка о первичной реакции на воспаление? Может быть, какие-то симптомы, которые подскажут нам, когда он заразился?

— Какие именно симптомы? — уточнил Ротстейн.

— Ну, скажем, развившийся менингит или энцефалит. Или первый приступ эпилепсии.

— Эпилептический припадок впервые случился, когда ему еще не было восемнадцати лет.

— Это тоже подсказка.

— А какие еще симптомы могли проявиться?

— Возможны какие-нибудь едва уловимые признаки. Он мог симулировать опухоль головного мозга и целый спектр психических расстройств.

По спине Клэр побежали мурашки.

— Насильственное поведение? — подсказала она.

— Возможно, — согласился Клевенджер. — Я, правда, не встречал упоминания об этом в справочных материалах. Но агрессивность вполне может быть вызвана обострением болезни.

— Когда Уоррену Эмерсону было четырнадцать лет, — сообщила Клэр, — он убил своих родителей.

Мужчины в ужасе уставились на нее.

— Я этого не знал, — пробормотал Ротстейн. — Вы никогда не упоминали об этом.

— Это не имело отношения к его клиническому состоянию. По крайней мере, я так думала. — Клэр снова посмотрела в микроскоп, на паразита, образ которого врезался в ее память. «Первичная инфекция, вызванная личинками паразита, с последующей симптоматикой энцефалита. Раздражительность. Даже жестокость».

— Я очень давно окончила университет, — призналась она. — И уже мало что помню про Taenia solium. Каков жизненный цикл этого организма?

— Taenia solium относится к классу цестодов, — пояснил Клевенджер. — Обычно живет в желудочно-кишечном тракте хозяина. В организм человека попадает со свининой, зараженной личинками. У личинки есть присоски, которыми она закрепляется на внутренней стенке тонкого кишечника, и там обживается, питаясь поступающей пищей. Личинки могут жить в кишечнике десятилетиями, не вызывая никаких побочных симптомов, их длина может достигнуть трех метров! Иногда черви выходят наружу, изгоняются. Можете себе представить, каково это — проснуться однажды утром и обнаружить рядом с собой в постели такое чудище.