Ликвидатор. Исповедь легендарного киллера
Шрифт:
Если бы это происходило в Москве, а вместо фотоаппарата имелась хотя бы лёгкая винтовка, то шансы были бы высоки, но это были Афины, которых мы не знали, камера не годилась для стрельбы, а главное — после услышанного на их встрече с Ананьевским у меня вообще отпала охота смотреть на этого человека через прицел, хотя, признаюсь честно, по «измайловским» я буду работать ещё не один год, но всё более скрупулёзно собирая информацию и не производя ни одной серьёзной акции. Сделав несколько снимков, я попытался сопроводить такси, которое наняли новые гости столицы. Из-за одинаковости машин с шашечками, их большого количества и безобразной организации движения, я потерял их уже у самого отеля, к главному входу которого они свернули. Но через один день мы уже знали всё досконально и планировали покушение, выбрав точку стрельбы… посередине площади, где было круговое движение, а на самом пятаке велись за ограждением какие-то работы. «Солоник» предложил валить прямо отсюда с трёх стволов,
Ближе к вечеру я переговорил по телефону с Андреем и очень просил каким-то образом подействовать на «Культика», он обещал и, посочувствовав, сказал, что верит в мою изворотливость. Скоро они убедились в моей правоте, и мы втроём начали искать другой вариант. Место дислокации «Аксёна» скоро поменялось — то ли предупреждённый, то ли обладающий хорошей интуицией, он исчез из нашего поля зрения. Далее некоторое время мы были заняты наружным наблюдением в местах, где он мог появиться, которое я, из-за скуки, к радости своих подельников, взял на себя. Но «измайловец» не появлялся. Значит, так тому и быть.
В таких, несколько расстроенных чувствах, кто-то предложил посетить центральную дискотеку «Мамалунию». Она открыла нам свои двери, но всё кончилось почти ничем, если не считать того, что мы втроём, одетые в стиле «Harley Davidson», согнали всю местную молодежь с центрального пятачка на танцполе и глумились, пока не надоело. Пожалуй, мы сильно выделялись, и для девушек — в лучшую сторону, но ни они, ни мы не в состоянии оказались переступить какой-то порог, когда они вдруг понимали, что мы русские. Забава повторялась несколько раз, до тех пор, пока я лично не начал путаться в притирающихся всё ближе и ближе, почти одинаково одетых брюнетках, с длинными, прямыми волосами, со странно привлекающими к себе носиками греческого профиля, большими тёмными глазами, в очень коротких юбках (скорее, поясах) и высоких сапогах на больших шпильках. Выпитый алкоголь и взмокшие от танцев липкие волосы, размешивающая всю эту прелесть, увлекающая музыка и, в конечном итоге, бесцельность происходящего выгнали нас на свежий воздух, тем более что началось, оказывается, принятое здесь второе действие под национальные мотивы, вообще никак не вмещающееся в наш славянский менталитет.
Было принято решение, большинством голосов — три к нолю — посетить следующую дискотеку. Душа не просила, а требовала взрыва, хотя достаточно просто позвонить по номеру телефона, и скучающие знакомые «феи», представляющие Украину, Белоруссию, Молдавию, осветили бы собой любой выбор.
Следующая дискотека повторила героизм поглощения алкоголя, но, кажется, я покинул своих друзей ближе к полуночи в сопровождении двух ярких и молодых представительниц Голландии с явно выигрышными и более стройными формами, которые среди местных представительниц выделялись своими светлыми волосами. Обнаружил я себя на другой день непонятно в какой стороне Афин, спящий один на огромной кровати. Как ни странно, голова не болела, да и вообще ничего не испытывало неудобств. Поискав глазами, вещи обнаружить не удалось, зато явно слышалось шуршание душа. Шум утих, и мой взгляд наткнулся на вошедшую молодую особу, сверкающую капельками ещё не высохшей воды на плотном теле, очень привлекательную во всех отношениях, которая начала очень экспрессивно говорить, улыбаясь и ластясь. Я ничего не понимал, не зная языка и помня всё происходящее ночью лишь урывками, но, судя по всему, вёл себя очень даже прилично.
Размышляя, в какую историю я влип, приготовил похмельный коктейль из томатного сока, водки и желтка, посыпав солью и перцем, предложил ей и выпил сам. Одежда нашлась, мысли собрались в стройную цепочку, и, зажав в руке протянутый ею номер телефона и, наверное, адрес, я отказался от ключа к входной двери и мы вышли на улицу, о чём-то увлечённо беседуя — она говоря, я молча, не понимая ни слова, допивая свой коктейль. Очаровательная девушка, чарующая ночь и успокоенная ненадолго жажда…
Саня смеялся и говорил, что я могу неплохо заработать со своей внешностью, кто-то третий, зная о его похождениях, предложил нам обоим, шутки ради, прикинуться жигало. Это, наверное, было бы весело, но невозможно. На предложение я ответил, что, может, проще было бы
позвонить на оставленный телефон и договориться о новой встрече — зачем «жигалить», когда можно «зажечь»?Я стоял на Акрополе и смотрел на открывающийся вид, лежащий у стоп древнего памятника. Нравилось всё — и остатки разрушенного зодчества, и маленькие домики с терракотовыми крышами, и заросшие холмы, спускающиеся к морю. Представляя себя на спине большой черепахи, медленно двигающейся за этими возвышенностями, здесь хотелось остаться надолго, может навсегда. На моей памяти было всего ещё два таких места — наверное, немного, но тем они и ценнее. Второе я посетил через несколько месяцев — вулканическое плато перед самым пиком заснувшего вулкана Тейда на острове Гранд-Тенерифе. С одной стороны оно окружено стеной зубцов, забравшись на которые можно обозреть всю безграничность океана, если, конечно, взгляд не упрётся в плывущие у самых ног облака. Третьим местом станет приобретённая земля в местечке Спас-Дёминск под постройку деревянного дома и маленькую усадебку в Калужской губернии. Оно находилось на высоченном холме, даже выше верхушек здоровенных елей в лесу, начинающемся у среднего размера пруда, который появился впоследствии и моими стараниями в том числе. С большого балкона открывался вид на небо до самого горизонта, так что можно было встречать просыпающееся солнце.
В подобных местах ощутимо, до мурашек, осознаешь мощь и совершенство природы и её Создателя, ни разу нигде не повторяющегося ни красками, ни видом, ни бесконечностью замыслов, творящего, кажется, лишь для того, чтоб показать безграничность своих возможностей, а часто и отрезвить возомнившего о себе, как о венце сущности, человека.
Здесь не только заметно течение времени, но и его «временность», как категории непостоянной и имеющей значение лишь для всего, что имеет начало, а значит- и конец.
Мне полюбилось сюда приезжать, и два или три раза в неделю, покупая билет и кивая уже узнающему меня греку-контролёру, я весело и восторженно, будто в ожидании чего-то детского, взбирался по длиннющей мраморной лестнице, знавшей стопы стольких великих людей, по сравнению с которыми современность меркнет.
Стоило подняться наверх, и мысли уносились вслед за облаками, спешащими за мягким морским ветром. Вся окружающая меня суета казалась малозначительной и ненужной, я понимал свою ничтожность и сиюминутность в масштабе вечности, задумываясь над тем, что останется после, если останется вообще.
Задавая сам себе вопрос: «Кто ты «Солдат»?», — ничего не находил в ответ, кроме как «Солдат!»
Что я сделал в своей жизни из того, что будет заметно отсюда? Ничего. А что смогу сделать? Всё казалось никчёмным, и никому, кроме меня, а зачастую и мне, не нужным. Но потому и тянуло сюда, чтобы увидеть и рассмотреть, чтобы переоценить и запомнить. Смысл появлялся, и жизнь ценилась ещё больше, но «дыша» по-другому, не через раз, не по чьей-то прихоти или указке, но полной грудью и на полном ходу. Я уходил с избытком в лёгких воздуха истории, тщательно рассматривая каждый кусочек попадающегося камня, удивляясь восторженно, заряженный уверенностью в том, что когда-нибудь жизнь откроет перед мною ворота другой, какой-то новой жизни, пусть и будет это не сейчас, и дорога к ней, скорее всего, станет длинной и нелёгкой.
Сейчас, уже после того, как всё поменялось, и не один раз, я пишу эти строки в надежде поставить точку на прошлом и попытаться создать надёжный плацдарм для грядущего, основывая его не как раньше, на лжи себе о самом себе, прошлом, и необоснованных надеждах на будущее, но на правде, какая бы печальная, горькая и страшная она ни была.
Не в первый раз всё начинается с белого листа. Сегодня я наблюдаю течение времени, ведущего к окончанию существования каждого из нас, из места, где никто не спешит, хотя бы по той причине, что эти часы, дни, минуты и годы вырваны из жизни каждого, здесь находящегося, и редкий разумный пытается употребить их с пользой, чтобы они не пропали зря. Стоя у решётчатого окна и глядя сквозь него, не хочется вспоминать прошлое, каким бы оно ни было, ни хорошее, ни плохое. Будущее призрачно, хотя и существует понимание его благополучия, все силы устремляешь на день сегодняшний ради завтрашнего, но всё же учитывая, что прошлое — лучший подарок будущему.
Уже началась зима. Ради развлечения, хотя это осталось известно только двоим, к «Осе» прилетел человек, ни мне, ни Саше не знакомый — полковник ФСБ, который привёз в подарок Сергею женщину явно самой древней профессии, и не подумайте, что журналиста. Правда, несколько на свой экстравагантный вкус — с горящими глазами, всегда в новой шляпке, вуали или перчатках. Фланировала она между нами, безошибочно, как мотылёк, выбирая место выгодно падающего света, выделявшего всё необходимое, действующее на мужское начало, при этом всегда видя всех, а главное — слыша. Меня она не привлекала, что немного её злило, хотя чувство это было наиграно, и сквозь него просвечивалась мягкая благодарность, так как оплаченные слишком хорошо обязанности, куда, как кажется, входили и все желающие её мужчины, несколько тяготили, и не только её тело.