Лилея

–  Тут в сентябре начали было ломать ограду на пики, - хвастливо пояснил он.
– Расшатать расшатали, а доламывать не стали. В соседнем доме как раз оружие нашли, так все туда кинулись.

Подобрав юбки, Елена пригнулась и ступила внутрь. Потревоженная сорная трава побежала волнами. Как буйно разрослись розы, никто не подрезает ветвей. Седые одуванчики пробиваются меж камней мощеной к дому дорожки.

–  Эй, деньги-то!

–  Возьми. Постой-ка! Ты что, сам видал, как ломали ограду? Иначе откуда б тебе знать, что прутья расшатаны!

–  А то не видал!
– Мальчишка нагнулся за лопнувшим зеленым ежиком каштана.
– Я ж местный, такого в дистрикте сроду не случалось, что б без меня обошлось.

–  А как здешнего хозяина арестовывали? Видал?

Дом, теперь видный во всем своем уютном необычьи, наполовину барочный, наполовину просто старый, верно не раз перестроенный, приближался к ней со скоростью ее шагов.

–  Да что арестовывали, я близко стоял, когда он в мешок чихнул!
– Мальчишка не забывал на ходу умножать свою ношу.
– Уж я знаю, как к гильотине подобраться на десять шагов! Иногда занятно бывает, страсть. Но в тот раз зря бежал со всеми. Старик помер глядеть не на что. Молчком поднялся, только перекрестился покуда рук не связали. Никто его не провожал, да и некому было. Один он жил, почти все слуги разбежались со страху. Во всем дому один старый слуга оставался, ходить за ним. Да вот смех, вышло наоборот! Как арестовывать пришли, слуга неделю в горячке лежал в своей каморке. Приходилось барину за рабом ухаживать. Сюда, на это крыльцо, вышел в эдаком атласном халате на беличьем меху да в туфлях. «Не шумите, - говорит, - мой слуга тяжело болен».

–  Как звали слугу? Что с ним потом сталось?
– быстро спросила Елена.

Старый добрый дом уже нависал над ними двумя с половиною своими этажами. Стекла окон были грязны, некоторые - разбиты.

–  Эмиль, а может и не Эмиль. Может и Батист. Он небось все одно помер, в горячке без воды лежать - последнее дело. А сам подняться не мог, патриоты наши хотели его заодно отволочь, да первое заразы побоялись, второе решили и так в два дни загнется! Эй, гражданка, а чего в доме-то забыла? Там живого места не осталось, все вывезено да ободрано!

–  Так он же заперт, - Елена держалась уже за потемневшую бронзовую ручку.

–  Заперт, да не для всех!
– Мальчишка скорчил рожу.
– По нашей улице право на вывоз из домов казненных мебели да книг выкупил товарищ Тюваш, повар самого гражданина Дантона.

–  Зачем повару книги?
– Елена уже не в силах была владеть собою. Еще немного, и она себя выдаст. Глупый вопрос задан был единственно лишь бы что сказать, а не завыть волком.

–  Как то есть зачем? Он всю зиму ими потихонечку на топливо торговал. И уж свои руки погрел неплохо, так сам шутил.

Махнув мальчишке рукою, чтобы отстал, Нелли устремилась в затхлый но благодетельный полумрак дома. Филипп, какое щастье, что ты тебе сего никогда не узнать! Батюшка, Ваша благородная голова упала в корзину, а драгоценные тени витавших в ней мыслей - тысячи страниц - горели зимою в жалких очагах, и плебс варил на сем огне свой луковый суп!

ГЛАВА IX

Вбежавшая следом Параша застала Нелли уткнувшейся лицом в стену темной передней. Рука ее гладила сырую штукатурку, кое-где сохранившую лоскуты некогда обтягивавшей стены кордовской кожи: казалось, она утешала дом, словно больное живое существо.

–  Ты чего это скисла, как вчерашние сливки?
– Параша с силою обняла подругу за плечи.
– Дома горевать будем, слышишь? Опасность по дому бродит, половичками скрипит.

–  Да какая тут опасность?
– Нелли прошла в покосившийся высокий проем, ощетинившийся петлями от сбитых дверей. Кто только сказал, что вещи не живут и не умирают? Мертвые клавикорды у высокого окна стояли под слоем пыли, как в саване. Грязные стекла над ними, там, где не были разбиты, казались незрячими глазами. Не болен, мертв сей дом, отлетевшей его душой был убиенный хозяин. Можно настелить новые паркеты, можно обтянуть стены сверкающими драпировками, обновить роспись потолков, начистить бронзу, можно разжечь в каминах веселый огонь. Но звенящая тоскливая пустота останется звучать в комнатах и залах, по которым прошли сперва убийцы, а за ними грабители.

–  Какая тут опасность?
– повторила Елена.
– Покойно, как на кладбище.

–  Какая не знаю, а половички скрипят, - Параша словно вправду к чему-то прислушивалась.
– Шли бы мы восвояси, а, касаточка моя? Нету здесь свекра-батюшки, да и искать нечего.

–  Погоди, - Нелли переходила из комнаты в комнату: картины запустения сменялись перед нею как в страшном сне. Что за ящик валяется на боку посередь небольшой комнаты, отапливаемой зимою не камином, а теплою изразцовой печью? Нет, то не ящик с отломанною стенкой, как сперва показалось!

–  Кукольной дом!
– Елена присела рядом с игрушечными руинами среди руин настоящих.
– Парашка, это ж домик Филипповых сестер сводных, тех, что умерли до его рождения! Как же он уцелел, как не пошел на дрова?

Неуклюжая игрушка сделана была с любовью, верно ладил ее не кукольник, а кто-то из домашних слуг. Боле тридцати лет тому рука маленькой Николетт де Роскоф снимала ставенки, затепляла в оловянных канделябрах крошечные свечки, рассаживала фарфоровых кукол за обеденным столом. А после грациозная, не маленькой Нелли чета, девочка обходила домик с другой стороны, подглядывала в окошки и верила в жизнь самой же сотворенных картин.

–  Идут сюда!

–  Небось мальчишки каштановые, - Елена все не могла оторваться от жалкого домика.

–  Как бы, мальчишки, сапожищами-то! Решай скорей, как отбрехиваться станем?

Елена, все еще сидя на полу, подняла голову: округлое лицо Параши, обыкновенно приятно румяное, сделалось бледно. Приближающиеся шаги впрямь казались грубы.

Однако ж почти тут же она облегченно перевела дух: вбежал не кто-нибудь, а как раз давешний Поль со своим мешком на плече.

–  Ну вот ви…

–  Они здесь!!
– громкий вопль мальчишки прервал Елену на полуслове.
– Здесь, никуда не делись!

Следом вошли трое человек в синем, с трехцветными кушаками.

–  Молодец, сорванец!
– хмыкнул вошедший первым коренастый человек с почти непременными среди синих закрученными кверху усами. Отличье мундира от двух других, верно, выдавало в нем старшего, но Елена не знала санкюлотских форменных знаков.
– Отвечайте-ка, гражданки, зачем это вы тайком пробрались в дом изменника?

Но ответ уже вспал на ум.

–  Я хочу купить в Париже хороший особняк от казны, отчего б и не посмотреть? Разве по мне не видать, что я могу сделать таковую покупку?

–  Чем докажешь, гражданка?

–  А что еще можно подумать обо мне?
– Елена кичливо вскинула подбородок.
– Что я залезла сюда растопку воровать?

–  Вас две, - не ответив, главный синий перевел мутноватый взор на Парашу.
– Что ж вторая гражданка, немая?

–  Она не говорит по французски.

–  Вот как, иностранные шпионки!
– встрял в разговор второй из солдат.
– Может еще и англичанки!