Лилея
Шрифт:
– Так все-таки… все-таки он? Ан Анку?
– Кому ж и быть-то, как ни ему? Так уж на роду написано.
– Ну, в нашей-то губернии мало кто с Ан Анку потягается, особенно в морском деле, - попыталась пошутить Нелли, но шутки не вышло.
– Будь щаслива, любезная моя подруга, будь очень щаслива!
– Господи! Будешь тут щасливою!
– Лицо Параши исказилось, она обеими руками схватила за руки Нелли, сжала изо всех сил, до боли.
– Как я тебя-то оставлю, касатка?! Хоть замуж не иди! Как ты без меня-то? А хворь нападет? Я-то, поди, все хвори твои знаю как себя самое!
– Как-нибудь слажу. Брось,
– Ну, за барином-то батюшкой пригляжу, сама знаешь, - загар растаял по вине отлившей крови: у Параши побелели теперь даже губы.
– Трав я тебе с собою положу, после сама выучись такие же рвать. Хоть чего-то должна ж ты помнить, про росу, про луну…
– Что за речь про луну?
Взволнованные разговором, Нелли и Параша даже не заметили, как к берегу спустилась Катя.
– Да не в луне дело, - недовольно сказала Параша.
– А в чем? Не в свадьбе ли?
– Молодая цыганка кинула Нелли хитрый взгляд, напоминающий, что для нее-то такая новость не вовсе внове.
– А хоть бы и в свадьбе!
– Да ладно злиться-то! Давно уж ясно было, к чему идет. Остаешься, стало быть?
– Остаюсь.
– Ох, не самое тут теплое сейчас местечко семью-то начинать, - вздохнула Катя.
– Синие докучать будут хуже мух навозных.
– Ништо, - лицо Параши прояснилось.
– Как все, так и мы. В лесах убежищ много.
– Ой, Парашка!
– Нелли всплеснула руками.
– Ты ж в католичество теперь запишешься! Что отец-то Модест скажет?
– Уж говорил, - Параша усмехнулась.
– Про католиков ты глупость говоришь, венчаться и в разной вере можно. Брак такой законен. Сокрушается он, понятное дело, что детки наши католиками станут. Только куда ж им деваться-то? Нашего-то русского храма, поди, по всей Бретани с огнем не сыскать.
Надлежало спешить с завершеньем разговора: вот-вот уж мужчины выйдут встречать приближающийся корабль.
– Уж не знаю, что тебе отец Модест говорит, а по мне так ничего, что ты за католика идешь, Бог, поди, простит. Католики теперь в гоненьях, прямо как первые христиане. Ежели они и неправы в чем, кровь мученическая многое смыть может.
– Нелли сокрушенно вздохнула.
– Сердце говорит, любимые мои подруги, сие была последняя наша встреча в этой жизни!
– Последняя - у попа жена, - сердито возразила Параша, закрывая рукавом подозрительно увлажнившиеся глаза.
– Не бось, еще свидимся.
– Не судьба, я карты раскидывала. Зряшно себя обманывать. Обещаемся лучше, что не дети, так внуки наши повстречаются.
– Катя нахмурилась.
– До Англии-острова с Вами доберусь, а там останусь переждать. Вообще-то мне теперь в угры ворочаться надобно.
– В табор?
– Покуда в табор, - неуверенно, к некоторому недоуменью Нелли, ответила Катя.
– Только сдается мне, что детям моим по земле не колесить. Пора б и оседлыми прикинуться. В уграх теперь затеряться легко, смута большая. Были у нас такие куруцы, те еще, по чести сказать, живодеры. Уж сколько лет после них прошло, а порядку нет.
Корабль уж был виден отчетливо, с подробностями остнастки и крошечными фигурками
суетящихся людей. На воду опускался шлюп.Маленький Роман бежал к воде впереди де Лекура и де Ларошжаклена. Подруги перекинулись взглядами. Даже пообещаться толком не вышло, ну да им и не нужны обещания!
– Сие судно называется «Роза Бреста», хоть оно и мало, да маневренно. Сие самое лучшее по неспокойным нашим водам сейчас, - рассказывал после господин де Роскоф отцу Модесту и Нелли. Они вновь прогуливались по океанскому берегу, втроем.
– Экипаж его - проверенные люди. Дальше Англии они не пойдут, им много дела здесь. Из Франции увозят морем тех, кому не должно сражаться, во Францию везут оружие и воинов. Битва за Бретань еще не проиграна, она - впереди. Однако ж в портах британских не трудно будет сыскать судно, следующее коли не прямо в Россию, так к Балтийскому морю.
– А уж оттуда рукою подать до Санкт-Петербурга, - согласно кивнул отец Модест.
– Оно и быстро получится. Но не терзайся, маленькая Нелли, ты верно рассудила тогда добираться через Гельвецию. Выбраться из Франции морем вправду проще ныне, чем проникнуть в нее. К тому ж это из Бретани. Но разве знала ты, что путь твой не только в Париж?
– Я, отче, много чего тогда не знала, - усмехнулась Нелли.
– И не я одна. Парашке-то венчаться теперь как, двойным чином?
– Толку-то, - отец Модест нахмурился.
– Брак католический для нас законен, мы вить католиков не перекрещиваем и не перевенчиваем. А обещаться воспитать детей православными она все одно не может. Одно меня утешает - здесь, на новой своей родине, словно бабочка выпорхнет она из кокона дурной колдовской славы. В добрый час.
– Парашка не может вовсе перестать ворожить, - встревожилась Нелли.
– Это уж она не она будет.
– Сдается мне, здешний народ лучше умеет управляться с подобными проблемами, - отец Модест глядел через ее плечо, куда-то вдаль. Нелли обернулась по направлению его взгляда. Согбенная летами старуха-крестьянка шла в сторону деревни с корзинкою водорослей на спине и грабельками у пояса. Черная шаль, черная же юбка с высокою тальей - все сие делало ее неприметною в угрюмом осеннем пейзаже.
– У бретонцев, я чаю, кровь темней, нежели у русских, - улыбнулся господин де Роскоф.
– Древняя мудрость помогла нам перелить старое вино в новые мехи. А коли отвлечься от любезных мне гематических тем, так получается теперь все по-честному. Франция отдала России мужчину - взяла у ней женщину.
ГЛАВА XLI
– Нет уж, вдове в подружки негоже, - уперлась Нелли.
– Ты, Катька, будешь.
Ни цветочка, даже осенние листья и те пожухли!
Единственным украшеньем, до которого додумались подруги, явились оставленные приливом в песке мелкие раковины. Больше других годились двойные с перламутровыми изнутри створками. Нелли собирала их, а Катя низала мудреное ожерелье.
– В волоса вплесть, так и ничего будет, - бормотала она нод нос, сидя у растворенной верхней половинки окошка: в домике было темно, а снаружи слишком стыли пальцы.
– Господи, что б я дала за утюг, - Параша чистила платье намоченною губкой.
– Только ближняя деревня шибко бедная, нету у них.