Лилии распускаются в полночь

– А как она себя чувствовала? Вы не помните, что она говорила?

На приятном, идеальным слоем замазанном тональным кремом лице отразилось недопонимание.

– Простите, я хочу понять, почему вы задаете эти вопросы. Вы следователь?

Никакой грубости. Вежливость, легкая улыбка, капелька заискивания, но вместе с тем – настороженная твердость. Надо что-то отвечать…

– Нет, что вы. Просто, как я уже сказала, меня послала ее сестра. Видите ли, она сама сейчас не в состоянии ни с кем беседовать, но местный доктор рассказал ей о состоянии здоровья Богданы. Она не поверила. И просила меня выяснить, как чувствовала себя ее сестра накануне. Она просто не может постигнуть, как это случалось. Вероника – моя подруга, она убита горем, кем я буду, если откажу в этой маленькой просьбе…

– Конечно-конечно, простите, что спросила! – залепетала девушка. – Просто я каждый раз сопровождаю гостей теплохода в этот номер, поэтому впечатления стираются очень быстро, а Марина была с нами в первый раз, вообще, это не входит в круг ее обязанностей, но так получилось, что со мной отправлять было некого, а одна я не справлюсь. В каюте можно находиться только в присутствии пассажира, соответственно, менять белье, полотенца, вытирать пыль – этого нельзя сделать заранее.

– То есть Марина впервые была в люксе, я правильно поняла?

– Именно.

– Тогда можно ее позвать? Я бы хотела и с ней обсудить состояние Богданы.

– Да, конечно.

Лена кого-то подозвала, о чем-то пошепталась, этот человек убежал, а через пару минут к нам подошла красивая блондинка – та самая, с которой разговаривал Громов перед кинотеатром. На груди была табличка – «Марина». И тут меня стукнуло. «Елена не знала Г. Валентин не знал Г. Марина не знала Г». Это могут быть они? Значит, Владлен говорил с ней о каком-то Г., предположительно Горгоне. И с Еленой этой, получается, тоже успел пообщаться. И с каким-то Валентином. Как мне у них спросить?

– Э, девушка? – поторопила меня Елена, так как Марина, оказывается, что-то то ли спросила, то ли сказала, а я продолжала молчать.

Я разозлилась на себя за то, что опять думала о Громове, вместо того чтобы думать о расследовании, и задала ей тот же вопрос относительно самочувствия Богданы.

– О, она была весьма немногословна. Наверно, ее кто-то перед этим расстроил, мне показалось, она сильно грустит. Я вот была в нокауте, когда увидела все это великолепие! – Елена еле слышно кашлянула, Марина спохватилась: – Ой, простите, я имела в виду, что…

– Я поняла. Давайте дальше.

– Дальше я только спросила ее, не желает ли она вселиться вместе с сестрами, тогда бы я предоставила запасные комплекты постельного белья – там еще две спальни на втором этаже. Но нет, она ответила, что будет жить одна. Вот и все.

– А внешне как она выглядела? Я не знаю… бледная? Синяки под глазами? Кашляла? Хваталась за сердце? Что угодно! – почти умоляла я.

– Нет-нет, все было в порядке.

– Ясно. Что ж… – «О чем ты шепталась с Громовым?» Нельзя! Нельзя! – Это все, спасибо вам. Я передам сестре Богданы наш разговор.

Девушки удовлетворенно кивнули и оставили меня на лестнице. Следующим в списке намеченных собеседников был капитан. Я вернулась к его комнате и только хотела постучать, как услышала недовольные крики за дверью: «Это последняя капля! Уймитесь же, наконец, или нам придется расстаться!» Сразу за этим послышались шаги, я тут же припустила к соседней двери и укрылась за ней всего за миг до того, как хлопнула капитанская дверь. М-да, общение Ефима Алексеевича с бывшим поклонником моей матери продлилось дольше, чем я ожидала. Как хорошо, что я снова не попалась ему на глаза! Весьма неприятный тип. Утерев пот со лба, я обернулась и тут только заметила, что в помещении не одна. Четверо матросов, резавшихся в дурака, так и замерли с открытыми ртами, а один с поднятой рукой, зажавшей туза – он как раз собирался покрыть им валета, когда я вломилась в частное владение.

– Простите, – пискнула я и вылетела в коридор. Следом раздалось дружное улюлюканье.

Войдя в комнату Вадима Михайловича, я застала его в удрученном состоянии духа.

– А, это ты, – буркнул он и осушил налитый только что до половины бокал вина.

– Разве можно стоять у штурвала нетрезвым? – не могла я не выразить свое недовольство.

– В моем положении можно.

– А что случилось?

– Катя, меня уволят, если я еще что-нибудь скажу тебе про лайнер. Давай закроем эту тему. Просто обещай выйти в следующем порту. Можешь, в принципе, успеть прямо сейчас. Позвони подружке, пусть вернется, вместе быстрее уложите свои чемоданы.

– Я же сказала: я никуда не уеду. И подружке звонить не буду, у нее свидание. – Капитан глубоко вздохнул. – Так что вы хотели мне сказать? Что с этим теплоходом не так? – Он приложил палец к губам и с опаской воззрился на дверь. Я поняла намек, резко распахнула ее, выглянула – никого. Затем громко захлопнула. – Никто нас не подслушивает! Говорите! – Он молчал, смотря куда-то мимо меня. – Будьте же мужчиной! Вы – капитан! Капитаны ничего не боятся!

При этих словах он подскочил ко мне, я от испуга чуть подалась в сторону, но Вадим лишь наклонился к моему уху и зашептал:

– Все, кто когда-либо вселялся в двухуровневый люкс, умирали. Когда каюту стали разыгрывать среди пассажиров нижней палубы, я понял, что ты в опасности. Потому и велел тебе убираться с теплохода.

– Именно в этот люкс? – шепотом переспросила я. Вероника говорила про то, что люди, по словам ее возлюбленного, здесь часто умирают, но матрос, видимо, не уточнял, что это были пассажиры самой дорогой каюты.

– Да. – Он отошел на два шага и заговорил уже громче. – Теперь ты понимаешь? Вам нужно уходить.

– Я не уйду, пока не разберусь, что здесь происходит.

– Но как ты разберешься?!

– Проведу расследование. Сколько было жертв?

– Теплоход переоборудовали недавно. С момента, как на судне появился люкс, и до этого рейса успели умереть трое. В два совпадения я мог еще поверить, но после третьей загадочной смерти распорядился снять люкс с продажи. Однако меня никто не послушал. Некоторые умеют думать только о личной выгоде. Им плевать на жизни других людей.

– Вместе с актрисой и Богданой жертв уже пять. Значит, все умерли явно не своей смертью. Кто-нибудь из пассажиров повторялся за все это время?

Вадим покачал головой.

– Последние два раза я тщательно проверял списки пассажиров, – он об этом уже говорил, вспомнила я. Просто не рассказывал о причинах такой скрупулезности. – На предыдущем рейсе никого из нынешних пассажиров не было. А первые два списка, увы, утеряны.

– То есть вы можете назвать всех, кто плавал на этом судне предпоследний раз и кто плывет сейчас, я правильно поняла? Можно мне взглянуть на списки?

– Катя, нет. Я уже проверил, забудь это. А теперь иди.