Лира. Жизнь на грани миров

Ещё меня пощупали, померили температуру, заглянули в мой рот. Чувствовала себя лошадью при покупке.

Ли забрал бумаги себе, которые выдал лекарь.

Затем мы поездили по улочкам, где мне показывали разные производства. Всё это время жених общался со мной исключительно на французском. Я пробормотала, что дюже неловко перед ним было. Ещё подумает невесть что...

– Я вам доверяю, мадам, - сказал жених.

И вот поверил или нет? А пока домой не вернёмся, поговорить толком не выйдет.

Мы также посетили несколько фабрик, по делам Лигата. И я не осталась в кабриолете, а отправилась с ним.

Боже, какая вонь стояла там. Такое ощущение, что нужники вообще не чистились. Чуть в обморок не упала. Да и условия труда оставляли желать лучшего. Рабство. Самое настоящее. На меня же смотрели с ненавистью. Ли же, казалось, не замечали. Да и я б ненавидела богатеев, явившихся сюда либо поглазеть, либо использовать их труд. Приятного мало. И если хозяин вёл дела с другими предпринимателями, то вряд ли среди них были женщины. А значит, либо мне стало любопытно, либо... В любом случае, они живые люди, а не животные, запертые в клетках.

Условия труда были ужасны, рабочие вдыхали пыль, многие выглядели болезненно, на некоторых предприятиях работали лишь женщины и дети. Как эти хозяева добились того, чтобы люди шли на такую работу добровольно? На металлургических заводах было не лучше. Нестерпимая жара, полуголые мужчины, затхлый запах пота и испражнений.

Я была так ошарашена всем этим, что просто не находила слов. Ли периодами надевал очки. То ли, чтобы защититься от мелкой пыли, то ли ещё для чего.

И вот на одном заводе меня посетило видение, когда я увидела его владельца. Седого с бакенбардами мужчину, кого-то мне смутно напомнившего.

...Зубцы стены, выглядывающей из земли, которые начинают откапывать вот такие рабочие. Разве что все одетые, с головными уборами. Откапывают лопатами, весьма упорно. И руководит ими вот этот седой человек с бакенбардами или очень на него похожий. Постепенно проступают оконечности здания, и я узнаю металлургический завод своего города, полуразрушенный, засыпанный. Одно из инженерных сооружений откапывают в первую очередь, хозяин работников раздаёт указания на английском языке, велев ничего не трогать. Первым проникает внутрь. Затхлый воздух вызывает приступ кашля, но он с газовым фонарём идёт в помещение.

– Мадам Анри, Лизетт, - доносится знакомый голос, мне брызгают на лицо водой. Первым вижу Ли. Его глаза глядят обеспокоенно. Над ним вижу перекрытия завода. Он подхватывает меня на руки и выносит на улицу. Вот только легче дышать не становится.

Жених отнёс меня в кабриолет, велев вознице ехать в ближайший храм за городом.

Всё это время держал меня почти что на руках.

– Ли, - бормотал он, - держитесь!

Сам внёс меня в храм. Сразу же ощутила прилив сил. И крестик стал слегка покалывать.

Вот только к нам спешил священник. В отличие от наших настройщиков в белой форме, этот был в чёрной сутане и белым воротничком.

– Хотите пожениться?
– спросил он нас.
– Или вы исповедаться желаете?

Мы с женихом переглянулись.

– Исповедаться...
– прошептала я.

– Тогда оставьте нас, - сказал священник.

Пришлось Ли покинуть меня, хотя я и вцепилась в его руку.

– Всё хорошо, - обнимая, прошептал он на английском.
– Вам станет легче, мадам. Слишком многое вы сегодня повидали.

И в чём мне исповедоваться? Какие грехи я сегодня совершила с точки зрения католической церкви? Кроме лжи, которой я себя окружила, я не чувствовала более ничего.

Ах да, блуд, который был ненастоящим, осуждение Мари.

Но самое главное - я ничем не помогла рабам на фабриках, сославшись на то, что не в состоянии это сделать.

И я начала исповедь с того, что увидела, признавая свою вину за то, что не видела этого раньше. Исхудалые, голодные, бессильные люди, умирающие прямо в цехах и ради чего? Ради нас, чтобы мы носили дорогие наряды, ездили на каретах, строили паровозы и всё остальное?

На удивление, священник меня поддержал, считая, что прогресс - дело, неугодное Богу. Но я могу всё исправить, сделав пожертвование церкви или даже постригшись в монахини.

Я сказала, что подумаю.

– Есть ли ещё что-то, в чём ты раскаиваешься, дитя моё?

Ложь? Но эта ложь во благо нашей державы, чтобы мы не стали такими же рабами, как эти люди. Нет, в этом я не раскаиваюсь.

– Я солгала сегодня, Святой Отец!

– В чём же, дитя моё?

– В том, сколько мужчин было в моей жизни.

– А их было много?

– Двое, - призналась я. Отец да Ли, вот только ни оного я не познала в том виде, котором другие могут себе напридумывать. Но вслух этого сказать я не могла.
– Меня считают падшей женщиной.

– А это не так?

– Нет.

– Бог всё видит, тебе не нужно ничего доказывать Ему. Просто поступай, как Он учит нас.

Я закрыла глаза, представив того дедка из отдела катастроф. Надеюсь, он получит сегодняшнее видение.

Отпустив мои грехи, священник проводил меня к выходу.

– А вы, молодой человек, исповедаться не желаете?

– Как-нибудь в другой раз, - пообещал Ли, помогая мне забраться в кабриолет. Мы тронулись.
– Полегчало?
– спросил он.
– Вам не стоит посещать такие злачные места, мадам.

Я сглотнула. На дворе уже вечерело.
– Едем домой, - сказал Ли вознице, а потом уже мне: - Определились, куда желаете вложить средства?

– Мне посоветовали церкви пожертвовать, а самой монахиней стать.

– А может, нам пожениться, мадам, я найду более достойное применение вашим деньгам, - вернул он шпильку.

– Мадам Уитворт?
– я взглянула на Ли. С усами он мне больше нравился. Неужто он готов меня уступить этому Джозефу Уитворту?

– Лизетт Уитворт, - уточнил он.

– Это предложение?
– с вызовом бросила я.

Начался дождь. Жених встал и закрыл нас тентом. Сквозь него возница ничего не мог видеть.

– Так что, мадам?

– Я подумаю.

Он это серьёзно? Я его совсем не понимала. Мы с этим мужчиной по легенде познакомились только вчера. Он провёл со мной ночь и решил жениться? Бред! Тогда что это было? Хочет обстряпать связь этого Джозефа и чью? Мою или той вдовы, которую я заменила?