Опять мучительно возник Передо мною мой двойник. Сперва живёт, как люди: Окончив день, в преддверье сна Листает книгу, но она В нём прежнего не будит. Уж всё разбужено давно И, суетою стеснено, Уснуло вновь — как насмерть. Чего хотелось? Что сбылось? Лежит двойник мой — руки врозь, Бессильем как бы распят. Но вот он медленно встаёт — И тот как будто и не тот: Во взгляде — чувство дали, Когда сегодня одного,
Как обречённого, его На исповедь позвали. И сделав шаг в своём углу К исповедальному столу, Прикрыл он дверь покрепче, И сам он думает едва ль, Что вдруг услышат близь и даль То, что сейчас он шепчет.
1968
" Когда несказанное дышит, "
Когда несказанное дышит, Когда настигнутое жжет, Когда тебя никто не слышит И ничего уже не ждет, — Не возвещая час прихода, Надеждой лишней не маня, Впервые ясная свобода Раздвинет вдруг пределы дня. И мысль, как горечь, — полной мерой. И вспышка образа — в упор, Не оправданье чье-то веры, Неверящим — не приговор. На них ли тратить час бесценный? Ты вне назойливых страстей… Здесь — искупление измены Свободе творческой твоей.
1967
" Поднялась из тягостного дыма "
Поднялась из тягостного дыма, Выкруглилась в небе — И глядит. Как пространство Стало ощутимо! Как сквозное что-то холодит! И уже ни стены, Ни затворы, Ни тепло зазывного огня Не спасут… И я ищу опоры В бездне, Окружающей меня. Одарив Пронзительным простором Ночь встает, Глазаста и нага. И не спит живое — То, в котором Звери чуют брата и врага.
1967
" Я хочу, чтобы ты увидала "
Я хочу, чтобы ты увидала: За горой, вдалеке, на краю Солнце сплющилось, как от удара О вечернюю землю мою. И как будто не в силах проститься, Будто солнцу возврата уж нет, Надо мной безымянная птица Ловит крыльями тающий свет. Отзвенит — и в траву на излёте, Там, где гнёзда от давних копыт. Сердца птичьего в тонкой дремоте День, пропетый насквозь, не томит. И роднит нас одна ненасытность — Та двойная знакомая страсть, Что отчаянно кинет в зенит нас И вернёт — чтоб к травинкам припасть.
[1965–1968]
" Одним окном светился мир ночной "
Одним окном светился мир ночной, Там мальчик с ясным отсветом на лбу, Водя по книге медленно рукой, Читал про чью-то горькую судьбу. А мать его глядела на меня Сквозь пустоту дотла сгоревших лет, Глядела, не тревожа, не храня Той памяти, в которой счастья нет. И были мне глаза её страшны Спокойствием, направленным в упор И так печально уходящим вдаль, И я у чёрной каменной стены Стоял и чувствовал себя как вор, Укравший эту тайную печаль. Да, ты была моей и не моей… Читай, мой мальчик! Ухожу я вдаль И знаю: материнская печаль, Украденная, вдвое тяжелей.
[1965–1968]
" Многоэтажное стекло "
Многоэтажное стекло. Каркас из белого металла. Всё это гранями вошло, Дома раздвинуло — и встало. В неизмеримый фон зари
Насквозь впиталось до детали, И снизу доверху внутри По-рыбьи люди засновали. И, этот мир назвав своим, Нещедрой данницей восторга По этажам по зоревым Ты поднялась легко и строго. Прошла — любя, прошла — маня, Но так тревожно стало снова, Когда глядела на меня Как бы из времени иного.
[1965–1968]
" Давай погасим свет — пускай одна "
Давай погасим свет — пускай одна Лежит на подоконнике луна. Пускай в родное тихое жильё Она вернёт спокойствие моё. И, лица приподняв, услышим мы, Как звуки к нам идут из полутьмы. В них нет восторга и печали нет, Они — как этот тонкий полусвет. А за окном такая глубина, Что, может, только музыке дана. И перед этой странной глубиной Друг друга мы не узнаём с тобой.
[1965–1968]
" Весь день как будто жду кого-то "
Весь день как будто жду кого-то. Пора, пора! Вон пыль собакой под ворота И — со двора. С такою пылью только давний И скорый друг. Минута встречи — всё отдай ей Сполна и вдруг. Звенело золотом нам слово И серебром, Так чем поделимся мы снова, Каким добром? Входи скорей, не стал я нищим, Хоть знал семь бед, А что потеряно — отыщем, Как вспыхнет свет. Не будет света — вздуем мигом Огонь в ночи. Ты только мимо, мимо, мимо Не проскочи.
[1965–1968]
" Зажми свою свежую рану, "
Зажми свою свежую рану, Пусть кровь одиноко не свищет, Она, как душа в нашем теле, Смертельного выхода ищет. В глаза ли глубокие гляну — Живое в них дышит сознанье, Что рана — твое обретенье, А с ним ты сильнее страданья. И словно отысканный выход — В душе отступившая смута, И, ясная в трепете боли, Начальная светит минута. А мы осененно и тихо Столпились, чего-то не смея: В животном предчувствии доли Нетронутым рана страшнее.
1969
" Как ветки листьями облепит, "
А. Т. Т
Как ветки листьями облепит, Растают зимние слова, И всюду слышен клейкий лепет — Весны безгрешная молва. И сколько раз дано мне встретить На старых ветках юных их — Еще не полных, но согретых, Всегда холодных, но живых? Меняй же, мир, свои одежды, Свои летучие цвета, Но осени меня, как прежде, Наивной зеленью листа. Под шум и лепет затоскую, Как станет горько одному, Уйду — и всю молву людскую — Какая б ни была — приму.
1970
" И вышла мачта чёрная — крестом "
И вышла мачта чёрная — крестом, На барже камень, сваленный холмом, И от всего, что плыло мне навстречу, Не исходило человечьей речи. И к берегам, где меркли огоньки, Вода ночная в ужасе бросалась, А после долго посреди реки Сама с собой с разбегу целовалась. Сгустилась темь. Костёр совсем потух. Иными стали зрение и слух. Давно уж на реке и над рекою Всё улеглось. А что-то нет покоя.