Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:
И немощен, и гол Лицом к лицу пред пропастию темной.

Тогда в этом обширном мире, в этом «мировом дуновении грез», не осталось для него ничего, что имело бы самодовлеющее значение, кроме собственного я. В центре мира оказалась не мертвая статуя, не «искусство для искусства», а живой человек. Так, куда бы мы ни шли по земле, мы всегда увидим самих себя в самой середине горизонта, и все радиусы небесного свода сойдутся в нашем сердце. Фет отказался от своего первоначального поклонения искусству не потому, чтобы забыл «о великом назначении человеческого духа», а потому, что поставил его слишком высоко. «Буду буйствая жизни живымотголоском» – вот как примирил он притязания жизни и искусства.

Человек,

для человека есть последняя «мера вещей». В человеке – все, и вся жизнь, и вся красота, и весь смысл искусства. Какие бы великие притязания ни высказывала поэзия, она не могла бы сделать большего, как выразить человеческую душу. Понимая это, Фет слагал восторженные гимны личности. <<...>>

Умудренный опытом лет, он не находил другого назначения поэзии, как служение жизни, но только в те мгновения, когда, просветленная, она становится окном в вечность, окном, сквозь которое струится свет «солнца мира». <<...>>

В. Я. Брюсов.

«А. А. Фет. Искусство или жизнь».

* * *
Все, все мое, что есть и прежде было, В мечтах и снах нет времени оков; Блаженных грез душа не поделила: Нет старческих и юношеских снов. За рубежом вседневного удела, Хотя на миг отрадно и светло; Пока душа кипит в горниле тела, Она летит, куда несет крыло. Не говори о счастье, о свободе, Там, где царит железная судьба. Сюда! сюда! не рабство здесь природе – Она сама здесь верная раба.

17 июля 1887

* * *
С солнцем склоняясь за темную землю, Взором весь пройденный путь я объемлю: Вижу, бесследно пустынная мгла День погасила и ночь привела. Странным лишь что-то мерцает узором: Горе минувшее тайным укором В сбивчивом ходе несбыточных грез Там миллионы рассыпало слез. Стыдно и больно, что так непонятно Светятся эти туманные пятна, Словно неясно дошедшая весть... Все бы, ах, все бы с собою унесть!

22 августа 1887

* * *
Одним толчком согнать ладью живую С наглаженных отливами песков, Одной волной подняться в жизнь иную, Учуять ветр с цветущих берегов, Тоскливый сон прервать единым звуком, Упиться вдруг неведомым, родным, Дать жизни вздох, дать сладость тайным мукам, Чужое вмиг почувствовать своим, Шепнуть о том, пред чем язык немеет, Усилить бой бестрепетных сердец – Вот чем певец лишь избранный владеет, Вот в чем его и признак и венец!

28 октября 1887

* * *

<<...>> Лирическая деятельность тоже требует крайне противоположных качеств, как, напр., безумной, слепой отваги и величайшей осторожности (тончайшего чувства меры). Кто не в состоянии броситься с седьмого этажа вниз головой, с непоколебимой верой в то, что он воспарит по воздуху, тот не лирик. Но рядом с подобной дерзостью в душе поэта должно неугасимо гореть чувство меры.

<<...>> Незнакомого лирического стихотворения нечего читать дальше первого стиха: и по нем можно судить, стоит ли продолжать чтение. <<...>>

А. А. Фет.

«О стихотворениях Ф. Тютчева».

* * *
Прости! во мгле воспоминанья Все
вечер помню я один, –
Тебя одну среди молчанья И твой пылающий камин.
Глядя в огонь, я забывался, Волшебный круг меня томил, И чем-то горьким отзывался Избыток счастия и сил. Что за раздумие у цели? Куда безумство завлекло? В какие дебри и метели Я уносил твое тепло? Где ты? Ужель, ошеломленный, Кругом не видя ничего, Застывший, вьюгой убеленный, Стучусь у сердца твоего?..

22 января 1888

* * *
Руку бы снова твою мне хотелось пожать! Прежнего счастья, конечно, уже не видать, Но и под старость отрадно очами недуга Вновь увидать неизменно прекрасного друга. В голой аллее, где лист под ногами шумит, Как-то пугливо и сладостно сердце щемит, Если стопам попирать довелося устало То, что когда-то так много блаженства скрывало.

14 августа 1888

* * *
Устало все кругом: устал и цвет небес, И ветер, и река, и месяц, что родился, И ночь, и в зелени потусклой спящий лес, И желтый тот листок, что наконец свалился. Лепечет лишь фонтан средь дальней темноты, О жизни говоря незримой, но знакомой... О ночь осенняя, как всемогуща ты Отказом от борьбы и смертною истомой!

24 августа 1889

УГАСШИМ ЗВЕЗДАМ

Долго ль впивать мне мерцание ваше, Синего неба пытливые очи? Долго ли чуять, что выше и краше Вас ничего нет во храмине ночи? Может быть, нет вас под теми огнями: Давняя вас погасила эпоха, – Так и по смерти лететь к вам стихами, К призракам звезд, буду призраком вздоха!

6 мая 1890

* * *

<<...>> Между двух своих зорь, утренней юностью, сразу угадавшей свое назначение, и юностью закатной, – ибо Фет всю долгую жизнь свою провел влюбленным юношей и не знал, что значит некрасивая зрелость, и не знал, что значит безобразная старость, – заревой свирельник, звездный вестник никогда не терял связи с числами неба, пред ним была раскрыта верховная огненная книга, правящая судьбами верховными и низинными, не покидали его эти алмазные калифы, внушали ему, чтобы дух его, летая струнным звуком над беззвучьем, бабочкой над цветами, однодневной над земными днями, просился в беззакатный день, – и в семьдесят лет, за два года до смерти, он грезил о том же, говоря к угасшим звездам:

Долго ль впивать мне мерцание ваше, Синего неба пытливые очи? Долго ли чуять, что выше и краше Вас – ничего нет во храмине ночи? Может быть, нет вас под теми огнями, – Давняя вас погасила эпоха... Так и по смерти лететь к вам стихами, К призракам звезд, буду призраком вздоха.

Звездное зрение приучает душу к быстрым перебегам через огромные пространства, от одного желанного к другому чему-то, что будит желание, от одной яркой цели к другой блистательной мечте. Так, долго смотря на неисчерпаемую россыпь светов Млечного Пути, тот, кто любит звезды и переживает их ворожбу, за усладительным оцепенением быстро и резко повертывается, чтобы увидеть в другом месте неба любимое созвездие, впить душой троезвучье Ориона.

Поделиться с друзьями: