Лис Улисс и край света

Но ничего… Флюгер уже заручился поддержкой самой Катерины: звезда вершинской журналистики пообещала, что никто из его обидчиков не уйдет от справедливого возмездия. Гиена даже намекнула, что поможет ему устроиться в одну из «Правд» (там нуждаются в таких порядочных и умных работниках, как Флюгер), и тогда он получит замечательную возможность собственноручно шарахнуть справедливостью по негодяям. И он шарахнет, да так, что они навсегда запомнят: нечего обижать критика, который не хотел ничего плохого — он всего лишь обманом втерся к ним в доверие и потихоньку собирал материал, чтобы когда-нибудь их всех поругать, демонстрируя идеальный вкус и блестящее понимание литературы. Этой тактике Флюгер научился, от корки до корки проштудировав учебники великой госпожи Указко «Как хвалить друзей и ругать всех остальных, но так, чтобы никто ничего не заподозрил — издание второе, исправленное и выстраданное» и «Наука видеть плохое и не замечать хорошее».

Так что Амадей Флюгер еще себя покажет. И он никого не боится! Так сильно не боится, что отныне перестанет пользоваться шаблонами, а будет писать критические статьи сам. Да, это отважный, нестандартный шаг, но он готов к нему! Он будет писать то, что думает. А думает он плохо. Ну и пусть! Зато все оценят его честность, бесстрашие и бескомпромиссность, а также восхитительное чувство юмора, способное подниматься до вершин иронии и низвергать объект критики в пучину сарказма — где ему и место. Такова будет авторская позиция Амадея Флюгера! Да и Катерине, наверняка, его новый подход понравится, потому что гиена тоже очень справедливая. И, кто знает, может слух об отважном Амадее достигнет ушей самой госпожи Указко, и она назовет его своим достойным учеником.

Флюгер еще несколько раз повторил фразу «авторская позиция» — два раза вслух и тридцать шесть — в уме. Очень она ему нравилась. Такая полезная формулировка: любой поступок, объясненный «авторской позицией», сразу лишается любых моральных качеств и становится исключительно показателем принципиальности.

Амадей Флюгер решил немедленно испытать новый подход на практике и с воодушевлением принялся сочинять рецензию на фильм «Камилла», из которого посмотрел уже минут десять.

«Этот фильм хвалят на всех перекрестках, — написал Флюгер. — Видимо, в психушке день открытых дверей и психи заняли все перекрестки. Потому что ничем иным, кроме умственного помешательства, невозможно объяснить дифирамбы в адрес этого безобразия под названием „Камилла“. Фильм — полная фигня!»

Флюгер остановился и перечитал написанное, восхищаясь собственной храбростью и принципиальностью. Наверняка, Катерина оценит его прямоту и честность.

Это еще что, сейчас он и свое великолепное чувство юмора продемонстрирует во всей красе.

«Режиссер, похоже, решил, будто для настоящего кино достаточно, чтобы на экране что-то двигалось. Оператора, видимо, нашли в приюте для слепых. Отдельного упоминания заслуживает музыка, которая отвратительна. Что не удивительно, потому что композитор — медведь. Полагаю, что раньше он был гимнастом — тогда понятно, как он ухитрился наступить самому себе на ухо. Актеры — просто катастрофа. Даже растения сыграли бы лучше. О сценарии говорить вообще не приходится, это полный мрак, он, несомненно, написан дошкольником. Или даже додетсадовцем. Диалоги позволю себе не цитировать… Совершенно неясно, на кого они рассчитаны, просто набор звуков какой-то, а не диалоги. Болтают, болтают, а что хотят сказать — фиг поймешь».

Флюгер задумался — может, все-таки процитировать пару реплик? Но вспомнил, что фильм — на чужом, непонятном ему языке, так что цитировать его он не сможет, даже если очень захочет.

А вот что непременно следует процитировать, так это какие-нибудь высказывания из госпожи Указко. Сослаться, так сказать, на признанный авторитет. Флюгером же и признанный.

От увлекательного занятия его отвлек донесшийся со стороны кухни звон битого стекла. Флюгер ужасно перепугался, так как звон разбитого стекла входил в список из четырехсот двадцати шести звуков, которых он боялся с детства. Варианта действий существовало два: либо пойти на звук, либо убежать от него прочь. Если бы речь не шла о его собственной кухне в его собственной квартире, Флюгер, конечно, выбрал бы второй вариант. Но позволить себе такую роскошь он не мог — все-таки это его дом.

Отчаянно труся, он на цыпочках двинулся в сторону кухни. В разбитое окно с улицы дул ветер. «Наверное, это именно он разбил окно, — с надеждой подумал Флюгер, протягивая лапу к выключателю. — Сильные ветра иногда так поступают. Бьют окна».

Лапа добралась до выключателя, вспыхнул свет и Флюгер вскрикнул. Рядом с холодильником стояли три низкорослых субъекта в птичьих масках, пристально глядящие на хозяина квартиры через прорези для глаз. Искусственные клювы хищно нацелились в сторону Флюгера. «Писатели?! Доклевать меня пришли?!»

Но это были не писатели. Или, во всяком случае, не те писатели. Длинные серые хвосты за спинами незнакомцев не оставляли никаких сомнений в том, какие именно звери наведались к нему в гости. И вот тут Флюгеру поплохело по-настоящему. Крысы входили в список из одного вида, которого он боялся с детства.

У задних лап непрошенных визитеров валялся мешок, из которого торчали до боли знакомые кусок колбасы, надкушенный батон и головка сыра. Только когда Флюгер в последний раз покидал кухню, все эти гастрономические изделия находились в холодильнике.

— Где крупа? — спросил крыс, стоящий в центре трио.

— Ка-какая крупа?

— Гречневая, — ответил крыс.

— Манная, — добавил второй.

— И кофе, — подал голос третий.

— В ящиках… — дрожа, указал Флюгер.

— В ящиках, — сказал первый крыс второму, и тот принялся сваливать содержимое ящиков в мешок.

Флюгер прислонился к стене и схватился лапой за сердце.

— Что с вами? — поинтересовался первый крыс. — Лапу прихватило?

— Сердце… — прохрипел Флюгер.

— А что так?

— Грабители…

Крысы огляделись по сторонам.

— Где?

— Вы — грабители.

— Мы не грабители, — возразил крыс. — Мы — кормильцы. Вся эта снедь пойдет на благотворительные нужды.

— Какие благотворительные нужды? — спросил Флюгер, раздумывая, закричать ли «грабят!», чтобы сбежались соседи. Или, что вероятнее, разбежались.

— Мы ее съедим, — объяснил крыс. — Это очень благотворительно. Поэтому если вы собирались заорать на весь дом «помогите, грабители!», то не надо. Это введет соседей в заблуждение. Будьте честны, кричите «помогите, кормильцы!». Правда, и тогда никто не придет. Соседям, знаете ли, не до вас. У них тоже… — глаза крыса сверкнули, — гости.

В это время второй крыс закончил с крупой и принялся исследовать остальное. Он попробовал на вкус фольгу и оберточную бумагу, решил, что они немного съедобны, и кинул в мешок. А вот стекло он пищей все же не счел, поэтому все стаканы, бокалы и фужеры со смаком разбил. Флюгер хотел возразить, но первый и третий крысы не дали ему такой возможности. Они прижали критика в углу, от чего гортань тигра стала напоминать высушенную пустыню. Первый крыс оскалился и заметил:

— Каждый должен заниматься своим делом. Вы согласны?

Флюгер утвердительно пискнул.

— Вот и не мешайте нам, — сказал крыс, и за его спиной что-то с треском сломалось. — Мы занимаемся своим делом. Вам тоже не мешает заняться своим. А то бездельничать — это не дело. Верно?

Флюгер робко заметил, что у него сейчас никаких дел нет.

— Не беда, — ответил на это крыс. — Дело мы вам обеспечим. Вы думаете, почему мы нацепили клювы? А потому, что мой друг, — он обнял за плечи молчаливого третьего крыса, — пишет изумительную прозу.

Крысиный прозаик потупил взор.