Лис Улисс и край света
Шрифт:
— Стесняется, — объяснил главарь. — Ну, не смущайся, друг. Давай, покажи господину критику свои творения. Он с удовольствием осчастливит тебя отзывом. Правда, господин критик?
— Правда, — глухо произнес Флюгер, стараясь не обращать внимания на руины, в которые превращает его кухню второй крыс.
Поддавшись уговорам главаря, прозаик протянул Флюгеру мятый листок бумаги.
Творение крысиного гения оказалось коротким:
Кости моих врагов
Под полуденным солнцем белеют кости моих врагов.
— Ну как? — спросил главарь, выразительно погладив
— Феноменально, — осторожно ответил критик.
Крыс-прозаик радостно ахнул, а второй крыс, который ни на секунду не прекращал инспекцию кухни, в очередной раз что-то разбил.
— Подробней! — потребовал главарь.
— Четко, лаконично, ничего лишнего, — выпалил Флюгер.
— А что насчет глубины?
— Глубина глубокая. Я чуть не утонул.
— А выразительность?
— Потрясающая! Я буквально вижу — полуденное жаркое солнце, выжженная земля, простирающаяся на десятки миль вокруг, и на ней белые кости врагов, вокруг которых шныряют скорпионы и тарантулы, нещадно жаля попадающихся им на пути муравьев!
— Ого… — удивленно подал голос прозаик, узнав о неожиданных глубинных пластах, что скрывало в себе его произведение.
— А как насчет стиля? — поинтересовался главарь под хруст ломающихся стульев.
— Уникально.
— И все?
— Нет. Еще напоминает лучшие образцы.
— Хм… Господин критик, а вы не находите, что у моего друга потрясающее чувство слова, умение выделять основное, безжалостно отбрасывая, или, точнее, вырезая все ненужное, использовать полную гамму чувств и богатую палитру образов? Не кажется ли вам, что это настоящая литература, которая останется в веках?
— Точно! — с готовностью согласился Флюгер. — Я как раз хотел все это сказать. Спасибо, что опередили.
— На за что. Я просто выполняю вашу работу.
Второй крыс закончил разгром кухни, сложив в мешок то, что казалось ему съедобным, и разломав все остальное. Он протиснулся между соратниками и внимательно пощупал рукав рубашки Флюгера.
— Не синтетика, — заключил он. — Можно есть. Снимайте.
— Что? — обалдел критик.
— Снимайте-снимайте, — велел главарь. — Нечего еду на себе носить.
— Какую еду! Это одежда!
— Ничего, мы не привередливые. Съедим и не подавимся.
— Но…
— Про белые кости помните?
— Помню…
— Видимо, вы плохо усвоили посыл, заложенный в этом эпохальном произведении, — осуждающе покачал головой крыс и вдруг как рявкнул: — Раздевайся!
Нервы Флюгера не выдержали. С паническим криком он вырвался из крысиного окружения, сиганул в окно — благо, жил он на первом этаже, — и сломя голову кинулся прочь.
Несмотря на поздний час, во всех окнах горел свет, из домов доносились крики и грохот бьющейся посуды и ломающейся мебели. По улицам носились небольшие крысиные группы, с легкостью тащившие на себе огромные мешки, полные добычи. На подобных Флюгеру одиноких испуганных прохожих крысы не обращали внимания, равно как и на снующих тут и там Деревянных Зверей. Откуда-то из недр памяти в сознании критика всплыли слова «набег», «полчища» и «орда». Они как нельзя лучше характеризовали то, что он видел.
Вдруг из-за угла вынырнул знакомый Флюгеру автомобиль фиолетового цвета. Раскинув лапы, критик перекрыл
ему дорогу. Из окна высунулась разъяренная гиена:— Пошел вон, идиот! Не видишь разве, что я спасаюсь бегством!
Флюгер бросился к ней:
— Катерина! Я тоже спасаюсь! Возьмите меня с собой!
Он схватился за ручку задней дверцы, но машина рванула с места, и критик, не удержав равновесия, упал в лужу.
— Катерина! — взвыл он. — Куда же вы? Катерина, вы мой кумир! Не бросайте меня!
Рядом остановились две крысы с баулами на спинах и окинули его заинтересованным взглядом.
— Как думаешь, это синтетика? — спросил один крыс другого.
Флюгер не стал дожидаться ответа эксперта по тканям, вскочил и, прихрамывая, помчался вслед за автомобилем.
А Катерина возвращалась от господина Анибала, у которого брала очередное интервью. Главный видист города огорошил ее новым скандальным заявлением: что отношения между тиграми и барсами следует пересмотреть.
— Как же так? — удивилась Катерина. — Вы же всегда говорили, что барсы — враги тигров. Разве вы их не ненавидите?
— Нет! — четко, по-военному, ответил Анибал. — Это клевета, я вовсе не ненавижу врагов. У меня даже есть друг враг. Завтра я его представлю нашему движению. Он барс.
Однако Катерина продолжала недоумевать:
— Но ведь ваши древние саблезубые сородичи воевали с древними снежными сородичами барсов…
— Ерунда! Нет никаких документов, свидетельствующих о том, что саблезубые и снежные воевали друг с другом.
— Как нет?! Да архивы ломятся от этих документов!
— А, вы про эти фальшивки… Так вот, дорогая, открою вам историческую истину. Это все псовые! Они сначала стравили два великих вида, свели их на поле битвы, чтобы ослабить. А затем подделали кучу так называемых документов, якобы доказывающих, что тигры и барсы воевали друг с другом.
— Но, позвольте! Вы же противоречите сами себе!
— Да! И это мое право — противоречить умному зверю! Барсы — наши братья! Ведь мы — кошачьи! Спросите себя, кому выгодна наша вражда, и я вам за вас отвечу — псам!
— Однако совсем недавно у вас была иная точка зрения на взаимоотношения между тиграми и барсами, — осторожно заметила журналистка.
— То была запятая зрения. А точка — сейчас!
Далее Анибал дал развернутое видение ошеломительного будущего Вершины, а в заключение предложил Катерине отдохнуть в казино. Гиена отказалась. Тигр сказал, что ему очень жаль, но лично он обязан спуститься в казино — дела, дела… Он проводил гостью до дверей, помог ей надеть пальто и поцеловал на прощание лапку. Затем кликнул телохранителей и на лифте спустился в подвальное помещение.
Казино было забито битком. Анибал довольно улыбнулся и окинул свои подпольные владения ласковым взглядом. Улыбка застыла на его морде, как гипсовая маска.
— Что это значит, вожак? — прозвучал над ухом недоуменный голос одного из охранников.
— Спокойно, — продолжая безжизненно улыбаться, процедил Анибал сквозь зубы. — Тихонечко, без суеты, возвращаемся в лифт и — в бункер!
— А может, дадим бой? — спросил второй охранник.
— Отличная мысль. Оставайся и давай бой. А мы — в бункер.