Лис Улисс
Шрифт:
Берта прокашлялась и сказала, сгорая от смущения:
— Здравствуйте, Тристан… Вот… Цветы.
— О, спасибо, спасибо! — отозвался актер. — Как это мило!
Он взял букет в лапы и восторженно понюхал его, закрыв глаза.
— Ах, какой запах!
Это выглядело так наигранно и фальшиво, что Берте стало противно. Тристан ей тут же разонравился. И что только девушки в нем находят? Это вам не Лис Улисс.
— Меня зовут Берта, — скучно представилась лисичка. Можно подумать, ему это интересно… У него таких Берт пруд пруди.
Но Тристан внезапно заинтересовался.
— Хм… Что-то
Ну конечно! Он же привык к восторгам и горящим взорам, а тут нескрываемая скука. Вот, что вызвало его любопытство.
— Да вы понимаете… — сказала Берта, чувствуя подступающую злость. Ей захотелось сделать этому Тристану какую-нибудь пакость. — Мне не понравился спектакль.
— Вот как? — шакал выглядел ошеломленным.
— Да. Скучно. И игра актеров не понравилась.
— Постойте, постойте, — встревожился Тристан. — И моя игра не понравилась?
— Ну… Так себе. Неплохо.
— Так себе?! Неплохо?! Тогда зачем же вы подарили мне цветы?!
— Ну, я их уже принесла в театр… Не нести же домой. А выбрасывать жалко.
Тристан выглядел растерянным. Он явно не знал, как реагировать на такую странную поклонницу.
— Ладно, я пойду, — сказала Берта.
— Да-да, конечно… — пролепетал шакал. — Спасибо за букет.
— Не за что, — ответила Берта, демонстративно зевнула и направилась в зал.
— Все газеты пишут, что я играю гениально! — донеслось ей вслед. Видимо, в герое-любовнике запоздало взыграла гордость. — Публика в восторге! Меня называют актером года!
Берта усмехнулась, но шага не замедлила…
Константин видел, как Изольда Бездыханная скрылась в одной из гримерок. Он выждал, когда рядом никого не было, и постучался.
— Да-да? — раздался из-за двери низкий хриплый голос. Странно… Вроде бы никого кроме примы там быть не должно. Константин поколебался пару секунд, затем толкнул дверь и вошел.
В гримерке действительно находилась только Изольда Бездыханная, но это была совершенно другая гусыня, ничем не похожая на несчастную Лауру. Актриса развалилась на диванчике, выражая снисходительное презрение ко всему миру, а в правом крыле она держала мундштук, из которого торчала наполовину выкуренная сигарета. Рядом с диванчиком на столике стояла бутылка коньяка и пара рюмок, одна из которых была наполнена.
— Что угодно? — поинтересовалась Изольда тем самым, поразившим Константина, хриплым низким голосом.
— Вот. Цветы, — с видимым усилием выдавил из себя шокированный кот.
— Спасибо, — равнодушно отозвалась прима. — Положи на стол и ступай.
— Ага, — ответил Константин, но выполнять приказ не торопился. Это не входило в его планы. Поэтому он топтался на месте, не зная, что предпринять.
— Что-то еще? — лениво спросила Изольда и сделала глубокую затяжку.
— Извините, но… ваш голос…
— Ты хочешь сказать, что он, — гусыня перешла на высокий тембр вечно удивленной Лауры, — не похож на этот?
— Да…
— Годы тяжелых тренировок, мальчик, — объяснила Изольда прежним басом. — Я же актриса.
— Для меня это, признаться, несколько неожиданно, — сказал Константин. — Вообще-то, я не театрал.
— Вот как?
— Да. Собственно, я сегодня впервые в
театре.— Ты подумай… — бесстрастно произнесла гусыня.
— И вы знаете, такой шок! Это оказалось так… так… потрясающе! А вы… вы просто… у меня нет слов! — Константин кривил душой. Слова запросто нашлись бы, но он решил, что их отсутствие продемонстрирует его восторг красноречивей.
Изольда издала тоскливый вздох.
— Ясно. Поди сюда, мальчик. Выпьем.
— Ага, — Константин сел на стул напротив примы, выпрямив спину и сложив лапы на коленях. Изольда налила коньяк во вторую рюмку.
— Ну, за искусство! — она залпом проглотила содержимое своей рюмки. — Значит, спектакль тебе понравился?
— О да! Это великолепно! — воскликнул Константин.
— Гадость, — сказала Изольда.
— Простите? — удивился кот.
— Спектакль — гадость, — пояснила прима. — Пьеса — туфта, постановка — позор.
Константин растерялся.
— Но… а как же вы?
— Я и спасаю этот стыд от полного провала, — заявила Изольда.
— А другие актеры? Тристан?
— Тристан — напыщенный индюк. С шакальими повадками. Но так говорить не принято, поэтому немедленно забудь, что я это сказала.
— А зрителям спектакль нравится! — выдвинул Константин последний серьезный аргумент.
— Зрители — наше все, — кивнула Изольда. — Давай еще по рюмашке. За зрителей!
— За зрителей…
Гусыня выпила, поморщилась и произнесла:
— А скажи-ка мне, котик. Чего это ты одет как забулдыга? Это театр вообще-то.
Константину стало стыдно. Но буквально на секунду.
— А что такого? Нормальная одежда!
— Не заводись, мой мальчик. Мне ведь это нравится.
— Да? — удивился Константин.
— Мне нравится, что ты не вырядился, как все эти индюки. Ты не стесняешься своего плебейского происхождения. Уважаю.
— Вообще-то, моя бабушка была сиамкой, — оскорбился Константин.
— Ерунда, — отмахнулась Изольда. — У всех нас кто-то там был сиамкой в десятом поколении. Важно не это, а то, что ты не испугался быть самим собой. Предлагаю выпить за честность.
Они выпили за честность.
— Если бы ты знал, котик, какое болото этот театр, — сказала Изольда уже немного заплетающимся языком. — Какие звери здесь работают… Животные. Зависть, интриги, подлость. Вот три кита, на которых стоит театр. Никогда не мечтай о сцене, мой мальчик!
— Ладно, не буду, — кивнул Константин.
— О, эта сцена. Она манит, манит… А когда ты наконец рядом, она отталкивает, отталкивает! — Изольда замахала крыльями, демонстрируя как именно отталкивает сцена. — Давай, за сцену!
Они выпили за сцену. Изольда покраснела, ее начало пошатывать.
— А ведь я великая актриса, котик. У меня толпы поклонников. Толпы! Вот ты — поклонник?
— Конечно, поклонник, — подтвердил Константин.
— Во-о-от, — протянула Изольда. — Такие у меня поклонники. Какие-то лисы, вороны, коты… Банальность всякая. Ты только не обижайся.
— Нормально, — махнул лапой Константин.
— А я верю, что достойна большего. Знаешь, я еще никогда не получала букета от павлина, — актриса мечтательно закатила глаза. — Павлины не ходят на наши спектакли. Ни одного не видела. Никогда.