Лиса в курятнике
Шрифт:
...не пропустят.
Даже Соломон Вихстахович с его любовью к скандалам, поостережеться затрагивать неприятную эту тему. Однако, может быть, когда-нибудь...
Лизавета отмахнулась от глупых мыслей и подхватила чемодан: о настоящем думать надобно. О том, что писать, ведь ждут же и вовсе не этих почти непристойных откровений, услышанных ею словно бы между делом. А как быть, если клиент уж больно охоч был до дармового - кто ж с санитарного смотрителя денег затребует?
– молодого тела.
...и к счастью Лизаветы, тело предпочитал столь молодое, что это прямо нарушало царский указ[2].
Она
А дальше куда?
Нет, ей велено явиться, она и явилась к назначенному времени, но кто встречает? Или... очередное испытание? Лизавета окинула взглядом чугунную ограду, оценив и немалую красоту ее, и высоту, и остроту шпилей. При нужде, конечно, она обошла бы... правда, тут идти пришлось бы долго, ибо Царское село огромно, но что поделаешь... не может такого быть, чтобы в ограде этой не сыскалось махонькой калиточки...
Она для интересу поднесла конверт к воротам, но те остались заперты. Контур охранный тоже не дрогнул, будто бы и не было тут Лизаветы. И что делать?
Охраны не видно.
И вообще никого, к кому можно было бы за помощью обратиться.
– Посторонись!
– крик заставил вздрогнуть и отскочить.
Вовремя: по дороге летел изящного вида экипаж, запряженный четвериком вороных. Стоило коням приблизиться, и ворота сами собой распахнулись, пропуская гостей.
И Лизавету.
Почему бы и нет? Приглашение у нее наличествовало, а что ворота не открылись... мало ли, бывает. Зато она мстительно усмехнулась: вот и тема есть для первой статейки, о гостеприимстве высочайшем...
Карета унеслась.
Ворота закрылись, благо, закрывались они неспешно: Лизавета не только сама вошла, но и чемодан прихватить успела. Она уж не единожды пожалела, что согласилась принять этакую монстру. Да, некогда, в счастливые времена тетушкиной молодости чемодан, безусловно, был хорош.
Вместителен.
Надежен.
Рама из прочного дерева была обтянута темною кожей. Массивные замки блестели, да и сам вид этакого чемодана - огромного, солидного - внушал безусловное почтение к хозяину его. И что с того, что кожа протерлась и потрескалась местами, а рама и вовсе слегка покривилась? Замки тетушка от ржавчины очистила и маслом натерла...
Весила эта монстра и сама по себе изрядно, а уж вместе с вещами...
Лизавета с тоской посмотрела на мощеную дорогу, уходившую куда-то вдаль. По обочинам дороги росли каштаны, за ними простирались зеленые поля... где-то там, дальше, начинался парк, а уж за парком и дворец обнаружится... должен во всяком случае.
– Тьфу на вас всех, - пробормотала Лизавета, подхватывая монстру.
Она прошла с десяток шагов и остановилась. Этак она и до вечера не доберется... а ведь ей обещали, что встретят, что ей главное прибыть...
...точно напишет.
И похоже, с нужной толикой эмоциональности.
Споткнувшись, Лизавета едва не упала, вместе с треклятым чемоданом. Эх, приделать бы к нему колесики... она попробовала было монстру тащить, но та скрипела, скрежетала и грозила развалиться.
Дорога же по-прежнему была пустынна.
И...
...ах, дорогие мои читательницы.
Добравшись до заветных каштанов, Лизавета вздохнула, присела - благо, для этой цели чемодан подошел как нельзя лучше, - и смахнула пот со лба. Хороша
она будет... красавица... растрепанная, взопревшая......если у вас есть экипаж и чин батюшкин, открывающий ворота Царского села, то на конкурс вы прибудете в виде наилучшем. Тем же, кому не повезло, придется искать способ проникнуть за ворота, ибо обещанная встреча...
Чирикали птички.
Благоухали розы, правда, где-то вдали, но ветерок доносил чудесный аромат их. Место дышало покоем и безмятежностью.
...однако, памятуя, что труд всякий человека облагораживает, следует надеяться, что счастливицы, которым все же удастся преодолеть Каштановую аллею и добраться до дворца, изменятся к лучшему и получат...
Лизавета задумалась.
А что, собственно говоря, получат, помимо мозолей на руках и больной спины, ибо странно думать, что какая-нибудь несчастная конкурсантка явится сюда вовсе без багажа?
– Что вы делаете?
– резкий голос заставил ее очнуться, и она поморщилась: еще и мысль преудачную спугнули.
– Отдыхаю, - она развязала ленты и шляпку стянула.
Тетушка пришла бы в ужас, но проблема в том, что день выдался жарким, а Лизаветин веер, единственный, к слову, скрывался где-то внутри монстры.
Она помахала шляпкой.
– Здесь?
– поинтересовался неизвестный, а Лизавета, положив шляпку на колени, юбку приподняла. Конечно, Царское село - место такое... особенное... но она за свою жизнь насмотрелась всякого, а уж наслушалась... не будет нормальный человек по кустам шариться.
– А нельзя?
– Отчего же...
– в кустах зашубуршалось, а Лизавете удалось-таки подцепить ножичек.
Простенький.
Махонький.
Такой спрятать легко. Девки сказывали, что даже при полицейском досмотре при должном умении его сокрыть можно. Правда, места называли такие, что Лизавета краснела, чем вызывала у оных девок приступы смеха... мол, наивная.
...зато пользоваться научили.
Малафья, которая прежде в циркачках ходила, да сбегла с любовником лучшей жизни искать, с ножом обращалась, как иные благородные девицы с иглой. Всему не научила, но кое-что показала.
– Дурная ты, - сказала она снисходительно.
– Пригодится...
И ножик она же подарила.
А Лизавета взамен платочек принесла, алыми розами расписанный...
...напишет.
Когда-нибудь. И про нее, и про других девиц, которых общество полагает отверженными, отказывая им не только в праве на мало-мальскую защиту, но и вообще на разум и чувства.
– Можно...
– мужчина выбрался на дорогу и отряхнулся.
– Только здесь беседки имеются... в беседках отдыхать сподручней...
...прятаться в кустах - недостойно особы положения столь высокого. Так сказала бы матушка, немало гордившаяся титулом, хотя все знали, что получен он исключительно потому как невозможно представить, чтобы царская кормилица к подлому сословию принадлежала.
Нет, она была хорошей женщиной.
Доброй.
Ласковой.
И обоих мальчишек любила той искренней любовью, за которую прощалось если не все, то многое. Она и умерла-то, защищая цесаревича и отнюдь не из долга перед родиной, но лишь потому, что в голове ее не укладывалось, как это дитятко тронуть можно.