Лишь одна музыка
Шрифт:
— Мм, нет — на самом деле нет. Эллен должна с ним увидеться по поводу альта.
— Эллен? — говорит Виржини приглушенно и немного подозрительно.
— Виржини, хватит. Это мне действует на нервы.
— Почему ты мне не сказал, что едешь с Эллен?
— Потому что ты меня не спросила. Потому что это не важно. Потому что тебе необязательно знать каждую деталь моей жизни.
— Va te faire foutre!48 — говорит Виржини и бросает трубку.
3.13
Эллен безнадежно теряется, как только мы пересекаем Темзу. Я веду ее с помощью атласа
— Что это за история про гончарный круг? — говорю я, чтобы ее отвлечь.
— О Пирс, Пирс, Пирс, — говорит Эллен раздраженно. — У него плохое настроение всякий раз, когда мы в моем доме, и он ко мне придирается. В любом другом месте все в порядке. По крайней мере, обычно. Это вина моей тетки, на самом деле.
— Попробуй перестроиться в левую полосу, Эллен. Каким образом это вина твоей тетки?
— Ну, очевидно, потому, что она оставила свой дом мне — не в буквальном смысле вина. Она была права, считая, что женщинам приходится тяжелее в жизни, чем мужчинам, и что надо поддерживать друг друга и так далее и так далее. Но на самом деле я думаю, что она не одобряла Пирса. Или, скорее, его поведение. Его стиль жизни. Она была милая. Мне она нравилась, да и Пирсу тоже. Может, нам не надо репетировать в этом доме, но где же еще? Он начинает ворчать, как только переступает порог.
— Ну, если живешь в подвальной студии...
Эллен пролетает на желтый свет и поворачивается ко мне:
— Лучше бы дом был достаточно велик для нас обоих, но увы. Да и Пирс, думаю, может позволить себе снимать что-то поприличнее. Но он копит на лучшую скрипку. А копить ему совсем не подходит по темпераменту. Это тяжелая борьба.
Через несколько секунд я спрашиваю:
— Ваши родители не могли бы ему помочь?
— Могли бы, но не будут. Как только отец об этом заговаривает, мать начинает возражать с пеной у рта.
— О.
— Думаю, она немного двинулась умом за последние лет десять. С родителями никогда не знаешь, как они себя поведут. Я затеяла об этом разговор на Рождество, а мать взвилась и устроила жуткую истерику: любая скрипка не хуже другой, и когда они все умрут, пусть Пирс делает что хочет с его частью денег, но пока она еще может как-то влиять, ну и тэ дэ.
— Тяжело Пирсу.
— Он был у «Бира»49 на прошлой неделе, но все, что ему нравилось, было далеко за пределами его возможностей. Бедняга Пирс. Мне на самом деле его жаль. Он хочет попытать счастье на аукционах в этом году.
— У тебя очень хороший альт, — говорю я.
Эллен кивает:
— И твоя скрипка тоже. Хотя ты ее так любишь, что это совершенное безумие.
— На самом деле она не моя.
— Знаю.
— Я провел с ней больше времени, чем с кем бы то ни было, но тем не менее она не моя. А я не ее.
— Ой да ладно, — говорит Эллен.
— Кстати, она вообще почти не звенит последнее время.
— Угу, — говорит Эллен.
Мы молчим.
— Знал ли ты, что такое быть в квартете? — спрашивает Эллен. — Что мы так много времени будем проводить вместе?
— Нет.
— Слишком много?
— Иногда, на гастролях, я думаю, что
да. Но мне кажется, что Билли труднее всех. Он ведь связан. Даже дважды.— А ты — нет? — спрашивает Эллен немного напряженно.
— Ну, я наполовину связан. Наполовину не связан, что одно и то же.
— Я говорила с Лидией недавно после концерта. Она сказала, что иногда чемодан Билли так и стоит неразобранный в коридоре, пока не приходит время снова собираться. Не думаю, что семье это легко.
— Ну и как решать эту проблему? Случайные связи? — испытывая неловкость, спрашиваю я.
— Не знаю, — говорит Эллен. — Ты помнишь Киото?
— Конечно. Но стараюсь не вспоминать.
— А я стараюсь это помнить, — говорит Эллен. — Иногда.
Она улыбается — не мне, скорее самой себе.
— Эллен, это был один-единственный раз. И я не испытываю этих чувств. И никогда не буду. И хорошо, что нет.
— В «Куартетто Итальяно» женщина была по очереди замужем за всеми тремя мужчинами.
— Ну в «Куартетто Маджоре» это чревато полигамией и инцестом.
— Но с тобой ведь нет.
— Я, Эллен, не хорош ни для кого. Пойми это наконец раз и навсегда.
— Уж не для Виржини — это точно.
— Возможно, я так с ней резок, потому что она моя студентка. Но ничего не могу поделать.
— А с Джулией? — Не получив ответа, Эллен отвлекается от дороги и внимательно на меня смотрит. — Ты сильно изменился, — говорит она, — с того вечера в «Уиге».
— Эллен, давай сосредоточимся на дороге. Тут довольно сложно. Следующий поворот направо, а потом через сотню ярдов налево. Мы почти приехали.
Эллен кивает. Она понимает, что лучше не настаивать.
3.14
Эрику Сандерсону около сорока. Большой, бородатый, в совиных очках.
Его мастерская на чердаке полна дерева на всех стадиях обработки — от немых чурбанов до полностью готовых скрипок, альтов, виолончелей с натянутыми и настроенными струнами. Пара девушек в фартуках стучат и стругают. Стоит дивный запах — сложная смесь разной древесины, масла, смолы и лака.
— Вот это — полная неудача, — говорит он, представляя нам вполне нормальную на вид скрипку возле двери. — Спешу добавить — редкая неудача. Но она нашла своего покупателя. Что делать? Мне же надо зарабатывать. И кто-то ее берет, и играет на ней, и говорит: «Этого-то я и хочу». Ну и что мне делать? Я хотел бы сказать, что она не продается. Она звучит как плохая деревенская скрипица... но тут приходит письмо из банка, и надо платить по счетам... Однако, если я ее продам, хотелось бы, чтобы мир об этом не узнал. Конечно, и хорошая скрипка может начать плохо звучать пару лет спустя. Или наоборот, как вы думаете?
— Я уверена, — говорит Эллен, озабоченно и смиренно.
— Это натуральный цвет? — спрашивает он, глядя на волосы Эллен.
— Да, — отвечает Эллен, краснея.
— Хорошо. Хорошо. Последнее время кругом много хны. Интересный пигмент. Использовал бы ее Страд, если б у него она была? Марена.
— Марена?
— Да. Марена. Во-от. Этот дивный красный цвет, этот глубокий красный лак. Каким чудом это должно было казаться после бледно-желтого. Страдивари использует его в Кремоне, Гальяно — в Неаполе, Тонони — в Болонье, и... но у вас для меня как раз Тонони, да? — спрашивает он, поворачиваясь ко мне.