Лишенная детства

От таких советов во мне вскипает злоба. Это я должна молчать? Как будто я в чем-то виновата! Какая несправедливость! Нет, молчать я не буду, я не тряпка и не отступлюсь, если чувствую, что права. И чем больше мать старается уменьшить напряженность в доме, тем сильнее я обижаюсь на нее за то, что она не разделяет моей тревоги, моего справедливого возмущения. Мы все больше отдаляемся друг от друга. Да и, честно признаться, мне очень трудно сдерживаться, когда рядом отец. Будучи пьяным, он говорит мне ужасные вещи.

— Если ты и правда хочешь со всем покончить, то знай, что вены надо резать чуть ниже, — заявляет он однажды в пылу ссоры, уже после моей попытки самоубийства.

От подобных провокаций у меня «на загривке шерсть встает дыбом», его попытки выставить мои страхи в комичном свете рождают во мне желание его ударить, а призывы матери сохранять спокойствие меня возмущают, однако польза от них все-таки есть — я словно бы пробуждаюсь от тяжелого сна. В моем сознании горе и отчаяние сменяются сильнейшим гневом. Попытка покончить с собой, как я сейчас понимаю, означала, что я опустила руки. Я позволила оскорблениям отца себя уничтожить. И, что еще хуже, я чуть не позволила этому мерзавцу Да Крусу восторжествовать. Он бы несказанно обрадовался, узнав о смерти той, которая отправила его за решетку. Вопрос о суициде закрыт навсегда. Я довольна, что у меня ничего не вышло, и это был хороший урок: я поняла, насколько ранима. Когда Да Крус был в тюрьме, я чувствовала себя в безопасности, чувствовала себя свободной, больше любила себя, строила тысячу планов на будущее. Я наивно полагала, что излечилась от страха перед ним. На самом же деле этот страх просто уснул. И одного осознания, что эта свинья вышла на свободу, оказалось достаточно, чтобы он пробудился. Теперь я понимаю, что этот страх надолго станет частью моей жизни. И мне придется с ним жить. Жить, и стараться, чтобы мои дни были как можно более счастливыми. Я должна быть счастлива вопреки этому страху, вопреки всему. Это будет мое настоящее сражение, и я одержу победу. Я так хочу. Ведь в противном случае победителем окажется он.

В будни, пока я на занятиях или с подружками и далеко от моего городка, все хорошо. Никто из обитателей Эшийёза не знает моего адреса в Туре, и я спокойна. Я хожу на лекции, провожу вечера с подругами. Я — компанейская девчонка, всегда готова пойти в клуб или устроить набег на магазины. Однако стоит мне вернуться в Эшийёз, как над моей головой снова будто повисает дамоклов меч, и приходится бороться со страхом. Обычно мне это неплохо удается. И я стараюсь крепиться — повторяю себе, что ничего не боюсь, что нельзя допускать, чтобы Мария или Мануэль влияли на мою жизнь. Когда я встречаюсь с женой Да Круса, она пронзает меня взглядом, но теперь я не опускаю голову. Временами я даже решаюсь зайти в ее булочную и выдерживаю ее взгляд, пока она меня обслуживает. Такая мелочь для меня — большая победа. Мне страшно, но я держусь молодцом. И вот однажды я говорю себе: когда я все-таки повстречаю Да Круса, мы еще посмотрим, кто кого! Я буду злой, агрессивной, быть может, даже попытаюсь унизить его перед прохожими. Или, наоборот, я вскину голову и буду смотреть на него свысока. Как это было бы здорово — облить его презрением! Он поймет тогда, что ему не удалось меня сломать… Я тысячу раз прокручиваю в голове сцену нашей встречи и всегда выхожу победительницей, потому что правда на моей стороне. Да Крусу запрещено ко мне приближаться. Если я увижу его, это будет означать, что он нарушил закон, и я смогу позвонить жандармам, втоптать его в грязь, отправить обратно в камеру…

Как все произошло на самом деле, мы скоро увидим.

Весной 2009-го мы приезжаем на ярмарку в соседний городок Пюизо. Каждый год в мае здесь совершается один и тот же ритуал: рынок пестрит яркими красками, всюду карусели и разноцветные гирлянды. Словом, самый обычный праздник, окутанный запахами хот-догов. Такое нельзя пропустить! В это воскресенье мы с Лоранс, кузиной, отправляемся на ярмарку. Мои родители и дядя тоже тут, но у них свои интересы. Весь день мы с Лоранс гуляем, перекусывая на ходу и болтая. Мы переходим от прилавка к прилавку в поисках хорошеньких безделушек стоимостью в один евро и прохладной кока-колы. Ближе к четырем дня мы решаем дать себе передышку. У дома, принадлежащего друзьям моего дяди, я встречаю тетю и нескольких приятелей моих родственников. Мы разговариваем, шутим. Я поглощена беседой, как вдруг — удар в самое сердце.

Впереди на улице — они. Мария идет под руку с мужчиной. Я не успеваю его рассмотреть, но догадываюсь в одно мгновение, кто это. Он набрал вес, на нем большие солнцезащитные очки, и все же это он — в трех метрах от меня. Мануэль Да Крус. Внезапно карусели испаряются, музыка умолкает, я уже не ощущаю ни аромата цветов, ни затхлого запаха пережженного жира, присущих празднику. Только его запах, его большие руки, воспоминания о лесе…

От страха у меня кровь леденеет в жилах.

Как я мечтала о реванше, о том, как выкрикну оскорбления, как опозорю его перед всеми! Я так хотела совладать со своим страхом, плюнуть на этого мерзавца, сказать ему, что мне теперь двадцать один год, и пришел мой черед сделать его жизнь адом! И вместо этого я моментально превращаюсь в ту маленькую девочку, какой была восемь лет назад. Мои ноги подгибаются, я падаю прямо перед крыльцом дома, и тете приходится занести меня внутрь и уложить на диван. Она испугана, она спрашивает, что случилось; я успеваю шепнуть ей пару бессвязных слов, а потом уношусь в ванную, где меня безудержно рвет. Все напрасно: огромный ком грязи по-прежнему стоит у меня в горле. Я не только не смогла посмотреть в лицо Да Крусу, я даже не могу исторгнуть его из себя вместе с рвотными массами.

К тому времени, когда я прихожу в себя и осмеливаюсь выйти из дома, Да Круса давно и след простыл. Сражение между нами так и не состоялось.

Моя мать, напротив, дала выход своим чувствам. Она встретила его на несколько минут раньше на рынке и обрушила на него целую тонну оскорблений. Перед десятками посетителей ярмарки она припомнила Да Крусу все, что он со мной сделал. Не моргнув глазом, рука в руке, Мануэль и Мария прошли через эту грозу, и все на них смотрели. Рассказ мамы об их публичном унижении придал мне сил. С той самой секунды, как я увидела моего насильника, я убеждена: он живет в Эшийёзе со своей женой. Как бы родители не клялись, что это неправда, я повторяю, словно заведенная, что он не имеет права жить так близко от меня и что я им больше не верю. Если Да Крус и вправду обосновался в столице, что он делает сегодня в пяти километрах от нашего дома, да еще под ручку с супругой? Что касается меня, день теперь безнадежно испорчен. Даже речи быть не может, чтобы я осталась ночевать у родителей, рядом с насильником. Я, не теряя времени, собираю вещи и возвращаюсь в Тур, где баррикадирую дверь своей студенческой квартирки. Зачем Да Крусу появляться в окрестностях Эшийёза, если не с целью отомстить мне? Почему органы правопорядка за ним не следят? Почему? В течение нескольких недель эти вопросы разъедают мне мозг, мешают сосредоточиться на чем бы то ни было. Я позорно проваливаю июньские экзамены, предстоящее лето не сулит мне ничего хорошего. Летние каникулы я провожу у родителей. По выходным сижу в доме, потому что боюсь повстречать его на улице. Я рассчитывала все два месяца в будние дни работать в одной аптеке, в нескольких километрах от Эшийёза. В июле я провожу там дни напролет, но это меня совсем не успокаивает: стоит звякнуть колокольчику над дверью, как я замираю в страхе, что сейчас войдет он. Через пару недель, как только я прихожу на работу, у меня начинается нервный тик, меня все время тошнит. Я увольняюсь раньше предусмотренного в контракте срока, чтобы отдохнуть и подготовиться к пересдаче экзаменов. Из прочитанного в учебниках я не запоминаю ничего — информация словно бы проходит мимо моего сознания. Приступы паники сменяются рыданиями. Это нужно прекратить! Совершенно измотанная, я отправляюсь на прием к своему доктору. В приемной, пока я жду, когда врач освободится, мое напряжение растет. Я не могу думать, не могу читать. Я испытываю только одно чувство — страх смерти. Перед глазами все время прокручивается моя последняя встреча с Да Крусом. Я вхожу в кабинет доктора и, услышав его вопрос: «Ну, как вы себя чувствуете?», даю выход своим эмоциям. Я начинаю кричать, из глаз потоком льются слезы, грудь сотрясает дрожь, которую невозможно унять. Захлебываясь слезами, я все-таки с трудом объясняю, что схожу с ума от страха, что Да Крус вернулся в наш городок, хотя ему это запрещено, а раз так, то он точно задумал меня убить… Внимательный доктор, дождавшись, когда поток слов иссякнет, прописывает мне кучу лекарств и берет в руку телефонную трубку. Он звонит в жандармерию. Там подтверждают, что Да Крус действительно снова живет в Эшийёзе, и теперь уже на законных основаниях.

Я не верю своим ушам. Законники разрешили моему насильнику вернуться и жить недалеко от моего дома, даже не сообщив мне об этом? Оказывается, это законно. Объяснение простое: судьи не сочли нужным установить за Да Крусом социально-судебное наблюдение после его освобождения. Поэтому условия, поставленные ему, — работать, не появляться в Эшийёзе — имели силу только до того момента, когда окончился срок его условного освобождения, а это случилось, когда истек срок его заключения по приговору суда, то бишь в конце ноября 2008 года. На дворе уже 2009 год, и Да Крус теперь уже не условно, а абсолютно свободен. Над ним не тяготеют никакие обязательства, его никто не контролирует. Ему не надо посещать собрания анонимных алкоголиков, не надо ездить на встречи с судьей! Да Крус волен делать что хочет, жить где пожелает, хотя бы и в двух метрах от дома моих родителей. Именно это, кстати, и происходит: Мария и Мануэль переезжают в многоквартирный дом, расположенный в нескольких сотнях метров от нашего, и Мануэль устраивается там же консьержем. Когда я увидела его на ярмарке, он уже много месяцев проживал на новом месте. Просто чудо, что мы не столкнулись нос к носу раньше.

Он не стесняется показываться в городке. Прохаживается перед своим новым домом, водит новенький автомобиль, гуляет под ручку с женой… Мимо нас он проходит, не испытывая ни угрызений совести, ни сожалений. Эшийёз с распростертыми объятиями встретил своего уроженца, как если бы ничего и не случилось. Вся эта история с судом, по мнению многих, — всего лишь ошибка молодости. Подумаешь, потискал какую-то развязную девчонку! Однажды утром, когда мама разговаривает с одной из соседок на городской площади, мимо них на машине проезжает Да Крус. Маминой собеседнице он сигналит в знак приветствия, и та машет ему в ответ со словами:

— Ах, он такой симпатичный, этот Мануэль! Я его обожаю!

— Когда он изнасилует твою дочку, восторгов будет меньше! — бросает моя мать.

Шокированная соседка спешит закрыть уши своей девочке обеими руками. Правду слышать неприятно, поэтому люди предпочитают ничего не помнить. Тюремное прошлое Да Круса не мешает некоторым жителям Эшийёза навещать его. На его барбекю собираются большие компании. В бистро мужчины охотно с ним чокаются. На автобусной остановке женщины интересуются у Марии, как поживает ее супруг. Эта стремительная реадаптация, происходящая у нас на глазах, становится для всей моей семьи настоящей пыткой. Меня лично всеобщая благосклонность к Маню приводит в бешенство, но и страх меня не оставляет. Я знаю, что моя сестренка Рашель часто гуляет по городку, совсем как я в ее годы. Мысль, что где-нибудь в темном переулке она может наткнуться на него, меня парализует. Я не могу поверить, что этот тип, проведя несколько лет в заключении, забыл, что ему нравится насиловать девочек. В тюрьме он не проходил никакого лечения, а я прекрасно помню выводы, сделанные психиатрами после второй экспертизы. Его склонность к извращениям и насилию прописана черным по белому, а подобные вещи сами по себе не проходят. Если бы кто-то спросил меня, я бы сказала, что законники выпустили на свободу дикого зверя, и не сегодня, так завтра он снова кого-нибудь искусает. Однажды утром я узнаю, что Мануэль Да Крус отвез нескольких городских ребятишек на матч по баскетболу. Поездка туда и обратно, в его машине, несколько детей и он. И родители согласились! Я в шоке, я не могу поверить в услышанное. Неужели эти люди так глупы или они просто не знают, что он совершил? Кто защитит этих крошек от неосмотрительности взрослых и извращенных страстей этого мерзавца? Но я-то знаю, на что он способен, поэтому чувствую себя ответственной за ужасное несчастье, которое может случиться. Я должна действовать, но как? Жандармам до меня нет дела, судьям тоже. И вот я прихожу к заключению, что мне придется вершить правосудие своими руками. Это — самый быстрый и эффективный способ помешать ему причинить вред еще кому-то. Я забегаю в кухню, хватаю нож и вылетаю из дома. Маме и брату стоит немалых усилий удержать меня, потому что я твердо намерена найти Да Круса и всадить в него нож.

Истерия или полное уныние: пока мой насильник, как прежде, наслаждается всеми удовольствиями жизни, я слабею. Мне кажется, что я никогда не смогу избавиться от страха перед Да Крусом и от воспоминаний об изнасиловании. Он отсидел свой срок, но когда же истечет срок моего заточения? И хуже всего то, что я презираю себя, поскольку не могу ему противостоять. Когда в конце августа я возвращаюсь в Тур, моей лучшей подруге Мари приходится буквально собирать меня по кусочкам. Я рассказываю ей все — и об изнасиловании, и о продолжении этой истории. Рассказываю вкратце о последних девяти годах своей жизни, буквально за полчаса. Мари ошеломлена, но старается этого не показывать. Она тут же начинает «операцию по спасению Морган». Отныне я постоянно окружена заботой. Мари заставляет меня поесть, вытирает мне слезы, когда я в очередной раз впадаю в отчаяние, следит, чтобы я высыпалась и вовремя читала учебники. Ее нежная забота меня утешает, но ничего не меняет. У меня по-прежнему не получается сосредоточиться на повторении пройденного материала, в голове гвоздем засела идея: я должна написать письмо Прокурору Республики. Он — big boss^[19] в судебной системе, и к тому же держит под контролем полицейские расследования, а значит, нужно уведомить его о том, какой опасности подвергаются все девочки окрестных городков и деревень, пока Да Крус живет в Эшийёзе. Я напишу ему, что происходит после освобождения Да Круса из тюрьмы: ни контроля, ни наблюдения — ничего! В письме я укажу, что разрешать моему насильнику жить рядом с моим домом — это означает проявлять неуважение ко мне и заставлять страдать мою семью, а помимо этого существует риск, что случится еще одна драма. Чтобы отомстить мне, Мануэлю достаточно перейти улицу. Что до моего отца, то долго ли ему удастся сдерживаться, чтобы не пойти и не ввязаться с ним в драку? Решено: как только сдам экзамены, я обязательно напишу письмо прокурору и все ему объясню. Он примет нужные меры, я на это очень надеюсь.

Мои экзамены, как и ожидалось, становятся для меня настоящей катастрофой, но мне удается in extremis^[20] перейти на следующий курс. В начале сентября начинаются занятия, нагрузка растет. Иногда вечером я набрасываю черновик письма прокурору. Длинное послание начинается со слов «Господин прокурор» и заканчивается «с наилучшими пожеланиями». Я засыпаю с ручкой в руке, а на следующее утро снова мчусь в университет. Вечером подружки ждут меня на ужин, мы смеемся и болтаем. Время идет. Вдали от Эшийёза мне почти удается забыть о Да Крусе.