Лисица на чердаке
Шрифт:
– Нет, милок, этого не надо, – сказал он громко. – Ничего слишком постыдного… Просто что-нибудь, над чем можно немножко посмеяться, когда я предложу выпить за ваше здоровье.
– Ну что ж, дайте подумать, – сдержанно сказал епископ. Воспоминание о давно содеянном и неискупленном грехе потрясло его, а будучи по натуре человеком искренним, он даже не сделал попытки превратить все в шутку. – Но будет ли это так уж уместно – дать им повод «немножко посмеяться»?
– Да они только еще больше полюбят вас за это, – поспешил успокоить его старик доктор, снова, казалось, прочтя его мысли.
Впрочем,
Телефон был в буфетной, но голос доктора отчетливо доносился в зал, перекрывая шум банкета:
– Как? Нет, завтра не могу, невозможно, в Нант-Эйфионе заседание охотничьей секции… Нет, в среду тоже не выйдет – собрание в Бридже… Ну вот что, я произведу дознание в четверг… Что? Скажите мне спасибо, дружище: я же даю вам время узнать, кто она такая… Не из местных? Вы в этом уверены?
Взрыв смеха, долетевший из кухни, заглушил последние слова доктора, однако все слышали, что за ними последовало:
– Мистер Огастин, говорите вы? Вот оно что! Значит, надо вызвать мистера Огастина.
Доктор Бринли, возвращаясь к своему месту за столом, казалось, даже не заметил воцарившейся в зале тишины. Он опустился на стул ворча. Но у него за спиной, застыв с его стаканом и бутылкой виски в руках, стояла миссис Дай Робертс, и глаза ее горели торжеством, как у напавшей на след гончей.
– Его будут вызывать? А что он такое натворил, сэр?
– Кто?
– Как кто? Да мистер Огастин!
Коронер обернулся и смерил ее холодным, оценивающим взглядом.
– А что же, твой Дай разве ничего не рассказал тебе?
– Он еще не вернулся домой. Даже банкет пропустил, я и ума не приложу…
Ах, вот как, Дай снова в бегах! Это на него похоже: что угодно, лишь бы не попасть в свидетели. Пуглив, как дикая коза… Обычно доктор Бринли сочувствовал Даю, когда тому приходилось исчезать из дому – как не сбежать от такой-то жены! Но сейчас, когда его показания будут крайне важны для следствия, это было очень некстати. «Так, значит, Дая нет», – пробормотал он про себя.
– Ну скажите же, доктор, голубчик! – заискивающе упрашивала миссис Робертс.
Но доктор лишь устремил негодующий взор на свой недолитый стакан.
– Как ты наливаешь виски, женщина!
– Да вот только хотела откупорить еще бутылку, – торопливо произнесла миссис Робертс. – Значит, мистер Огастин, говорите вы…
– Так ступай, принеси бутылку и откупорь ее, – неумолимо сказал доктор.
7
Доктор Бринли был счастлив. Комната начинала тихонько покачиваться, совсем тихонько – точно колыбелька, и в этом покачивании пока еще не было ничего неприятного.
Притом его радовало, что старые обычаи не забыты. Флемтонские банкеты вели свою родословную со времен нормандского завоевания, так же как и должность Главного Управителя, так же как и крошечный средневековый гарнизон фламандских наемников, положивший начало городку (и по сей день ни одна живая душа во Флемтоне не говорила на валлийском языке в отличие от всего окрестного населения). Да, все-таки не зря тащился он сюда на своем пони от самого Кросса. Разве нет? Славно, славно
побыть среди этих славных ребят! Да и среди дам и барышень тоже – они все любят его. Любят его шутки… В этом-то все и дело: ему хорошо здесь с ними, они все обожают его, и потому он для них – самый главный…Он обвел глазами комнату. Пора придумать новую шутку, не то они забудут про него и примутся болтать друг с другом. Какую-нибудь добрую шутку… Да ладно, уж какую ни на есть…
Отупевший от понукания мозг вдруг стал неповоротлив, как заупрямившийся осел.
Может, еще стаканчик? Уф! Возблагодарим господа за этот его добрый дар – за славное виски! Да, выпивка… выпивка и охота – только тут и чувствуешь по-настоящему, что «мы» все едины, что ты неотъемлем от других.
Да, виски и охота, но охота – это в прошлом, а теперь ты стар, теперь ты годен лишь на то, чтобы потрястись в таратайке на охотничий сбор и обратно…
Ну вот, теперь пошло – теперь это уже не колыбелька, теперь уже вскачь, верхом – гоп-ля, гоп-ля…
– Гоп! Ну, давай! – внезапно крикнул он громко.
Комната куда-то уплыла, и он был один, далеко: гончие в гоне, под ним Черная Бесс (или это Франт?), она впереди всех на поле, ведет за собой охоту. Гоп! Конечно, это Черная Бесс, как красиво меняет она аллюр на краю обрыва – вниз, так что дух захватывает, и каким-то чудом – вверх и вперед. Испугался небось? Ну да, еще бы! Переломаешь ребра, шею свернешь… ну и черт с ним!
Эта дыра в изгороди… похоже, тут будет полегче … да, пожалуй, но… Черт бы ее побрал, идет туда, где всего выше! Гоп!.. Пронесло, слава тебе господи!
– Джентльмены, здоровье короля!
Доктор Бринли вскочил на ноги раньше всех, с жаром крикнул: «Благослови его бог!» – и осушил свой стакан. Он славный малый, Георг Пятый! Но этот его парнишка (принц) когда-нибудь свернет себе шею, если ему позволят так сказать.
Да, охота – это вещь… Но, разумеется, ни один доктор не может охотиться три дня в неделю, если он хочет лечить больных и иметь практику! Так к черту практику! Даже если они будут стоять перед ним на коленях…
«В этом ли истинная причина или ты просто был никудышным доктором? Что такое? Ну да, разве ты сам отказался от своих пациентов? А может, это твои пациенты отказались от тебя?»
По носу медленно поползла слеза, и он сердито ее смахнул.
«Доктор – пьяница, пьет горькую?» Ну и что, разве они не сделали его коронером? Разве это не знак уважения к нему? «А может, они просто охотнее доверяют тебе мертвых, чем живых…»
– Джентльмены! За павших в бою!
В душной, битком набитой комнате глухо прозвучал звук горна. Еще раз все замерли, став навытяжку. Большинству было что вспомнить (война четырнадцатого года – это же форменная бойня!), но и остальные, казалось, погрузились в воспоминания.
Епископ коротко и торжественно произнес свою речь. Говоря, он старался не сводить глаз с боевого знамени на противоположной стене, но его взгляд невольно притягивало к себе лицо молодого человека, стоявшего под знаменем. Грудь молодого человека украшали ленточки орденов, а все лицо, кроме рта и подбородка, было скрыто за черной, без отверстий для глаз маской… И внезапно в комнате стало трудно дышать от едкого запаха пива.