Лист на холсте, или Улиточьи рожки

Вернулась Анна, позвала ее за собой наверх. Там обнаружилась одна просторная комната и ванная при ней. В комнате стояла большая кровать, пол был застелен ковром, большие окна открывались на балкон.

Сразу же лечь не удалось — нужно было снять платье и украшения, достать шпильки из прически, прибрать на ночь волосы, которые нет сил мыть. И потом наконец-то постель! Кажется, Анна что-то говорила, но Элоиза уже не слышала, она спала.

Когда она проснулась, за окном было темно. Снова закрыла глаза, чтоб опять уснуть, но нахлынули воспоминания — прием, Верчеза, а потом вальс. Кажется, было так — музыка заканчивалась, и на последних тактах финала она просто положила правую ладонь Себастьену на плечо и они завертелись волчком, и вот из этого-то вращения она уже и не вышла, хорошо, что у него отличная реакция, и он её действительно поймал и оттащил к стене. И догадался целовать — правильно, вот невидаль, пара после танца целуется! Другое дело, что причина была не только в закружившейся от вальса голове, и он сделал все интуитивно правильно, и надо бы его поблагодарить, а то чуть было вся их конспирация не рассыпалась. С этой мыслью она открыла глаза снова и села на постели.

На ковре возле кровати сидел означенный Себастьен и сосредоточенно что-то делал в телефоне. На нем уже не было фрака, он тоже переоделся. Услышал звук за спиной, обернулся.

Несколько секунд оба молчали. Потом он протянул руку и включил лампу.

— А вы что делаете? — совсем не светски поинтересовалась Элоиза.

— Да, в общем-то, ничего. Внизу спят, их там как-то очень много на квадратный метр площади. Поэтому я ушел сюда. Здесь значительно больше свободного места, эти добрые люди мне даже предложили толстый спальник в комплект к здешнему мягкому ковру.

— А полкровати вам уже не подходит? Только в толстом спальнике на мягком ковре?

— А с вами всё хорошо? Помнится, вы в период нездоровья очень рьяно настаивали на отдельной постели? Пока ваша кузина, всех ей благ, голову вам на место не поставила?

— Не могу сказать, что вот прямо хорошо, но уже почти норма. Но вы так и не сказали, почему не спите?

— Да как-то не спится. Даже странно. Спали в последнее время мало, напрягались много, организм попал в режим и не хочет из него выходить.

Она помолчала несколько секунд. Подумала.

— В этом я могу вам помочь. Будете спать, как младенец. Ну, или как дикий зверь после удачной охоты — как вам больше нравится.

— В смысле? Если вы думаете, что ваше присутствие подействует на меня как снотворное, то вы ошибаетесь.

— Нет, я так не думаю. И мое присутствие само по себе вопроса не решает, как вы уже заметили. Все проще — вы ложитесь вот сюда, — она показала на кровать, — я совершаю над вами пару несложных действий, если вы позволите, и в результате вы спите долго и счастливо.

— Сто лет? — он посмотрел на нее очень недоверчиво. — Или как господин Верчеза сегодня?

— У господина Верчезы, если вы помните, я разрешения не спрашивала. И принцип действия другой.

— А потом вы останетесь в обмороке на кровати?

— Нет. Для того, что я предлагаю сделать, не нужно много сил. Я просто… как бы это вам объяснить-то человеческими словами… затяну вас в свой сон.

— И… мы будем смотреть одинаковые сны? — на его лице появилось заинтересованное выражение. — Я не против посмотреть то же, что снится вам.

— Не обещаю.

— Хорошо, давайте попробуем. Отдаю себя в ваши руки, — он отложил телефон и собрался перебраться на кровать.

— Нет. Телефон выключайте и откладывайте подальше, — Элоиза командовала решительно и как будто привычно, — До завтра связь с миром неактуальна. Если кто-то вдруг возникнет — перезвоните утром. Одежду снимайте, она лишняя.

Он повиновался с очень недоверчивым видом.

— И как много одежды снимать? Неужели всю? — сквозь недоверие начала пробиваться улыбка.

— А как вам удобнее спать, — с видом лектора, отвечающего на глупые вопросы, сказала она. — Ну и напомню, если вы забыли, что ничего нового я там не увижу.

— Элоиза, вы сегодня язва.

— Себастьен, я всегда язва. Просто иногда я — как вы это сказали — забываю о хорошем воспитании и говорю все, что думаю.

— Звучит заманчиво. Уточню — мне и джинсы не понадобятся? — сощурился он.

— Если вы в текущем месяце не имеете обыкновения складывать их под подушку, спать с ними в обнимку или еще что с ними делать — не понадобятся. Одеяло у Лодовико теплое. Выключайте свет и ложитесь уже.

Он так и сделал и мгновенно его горячие ладони оказались у нее на спине.

— Что это было, сердце моё? Почему вы потеряли сознание?

— Перестаралась, — буркнула она. — Нужно было работать осторожнее. Есть вещи, которые я делаю их рук вон плохо.

Элоиза обняла его и медленно, осторожно, как бы примериваясь, поцеловала. Она и правда примеривалась, нужно было сосредоточиться, и отнюдь не на его руках.

— Элоиза, вы чудо. Вы на самом деле умеете усыплять и целоваться разом? — он все еще не верил, что она собирается сделать только то, что обещала.

— На самом деле умею, — она глубоко вдохнула, снова приникла к его губам, закрыла глаза и оба они провалились в сон.

11. Передышка

Элоиза проснулась ярким днем. В окно сквозь старые жалюзи осторожно заглядывало солнце, никакого Себастьена в комнате и в помине не было. Она неспешно умылась, вернулась в постель, расплела то, что было с ночи у неё на голове, и принялась расчесывать и переплетать волосы. В какой-то момент дверь осторожно приоткрылась и внутрь заглянул Марни. Она улыбнулась ему.

— А вы ранняя пташка, Себастьен. Почему вам не спится?

— Я переученная «сова». И привык довольствоваться малым. Но сегодня, скажу честно, спалось на удивление хорошо. Хотя спать с вами в обнимку всегда хорошо. Вы профессионал, Элоиза.

— О нет, не профессионал. В этом — нет.

— А мне понравилось. Может быть, вы теперь всегда будете укладывать меня спать?

— Это небезопасно. Может возникнуть привыкание, знаете ли, разучитесь спать самостоятельно.

— Тогда, может быть, курс лечения? Скажем, десять сеансов, а там посмотрим? — подмигнул он.

— Вот именно — посмотрим.

— Вы уже встаете?

— Я еще не решила. Что вообще происходит?

— А ничего. В вольном порядке все едят, спят, пьют и гуляют по окрестностям. Новостей от Шарля нет, то есть плохих и вообще каких-нибудь заметных. В светской хронике мы не упоминаемся. Все тихо. За приезжим из Марселя следят, но он пока не покинул город. Принести вам кофе?

— А где Анна?

— Кажется, ушла гулять. Парни убедили ее, что мы без нее не пропадем. Так как? Хотите кофе?