Литературная Газета 6253 (№ 49 2009)
Шрифт:
– На вас лежит и процесс технической подготовки журнала к печати?
– Всю техническую работу по подготовке и сдаче в производство журнала осуществляем только мы с женой… Дальше фразу можно не продолжать. Пусть каждый продолжит её сам.
– Какие литературные журналы в Казахстане для вас наиболее знаковые?
– Ныне издавать журнал– такое напряжение, что я приветствую буквально всех энтузиастов. Но в первую очередь я хотел бы отметить журнал «Аполлинарий». Его инициатор Ольга Маркова умерла в прошлом году. Это был журнал-штудия, журнал– экспериментальная площадка, журнал
– Как вы оцениваете литературный процесс в Казахстане? Назовите, пожалуйста, наиболее заметные казахстанские литературные имена разных поколений.
– Я оцениваю наш литературный процесс как замороженный на неопределённое время. Всё, как в «Замке» у Кафки. Непонятно, когда нас удостоят приёма и внимания. И даже непонятно, что эта за инстанция, которая могла бы это сделать. У нас очень медленно идёт процесс смены поколений. Практически сейчас действует уже пять поколений литераторов, но на виду только самое старшее, им сейчас 70–80 лет. Так что в Казахстане надо жить очень долго, чтобы достичь признания.
К своему счастью (или несчастью), я не только пишу, но и читаю на двух языках. Поэтому начну с тех, кто пишет на казахском языке. Это не иссякающий в своём творчестве Абиш Кекильбаев; мой друг Дулат Исабеков, похожий ныне больше на телезвезду; прозаик-модернист Асылбек Ихсан; Темиргали Копбаев с кристально чистым японским началом; Маралтай Райымбек с остро трагическим ощущением мира; председатель нашего Союза писателей, поэт и драматург Нурлан Оразалин; Утежан Нургалиев, автор большой поэмы «Афинская школа», где в искромётных стихах излагается история греческой философии.
Среди пишущих на русском языке надо законно отметить Аслана Жаксылыкова. И хочется упомянуть ещё об одном своеобычном даровании– это Мурат Уали, автор компендиума «Тюркские мотивы». Он выпускает толстую книгу, страниц в пятьсот, где стихи занимают примерно четверть объёма, даже меньше, а всё остальное– этнографическое предварение стихов. Вы можете представить, что Пушкин для того, чтобы деликатно подвести к образам царя Салтана и Шамаханской царицы, написал бы длинный экскурс в историю, начинающийся с Адама и Евы? Наш Мурат проделал такой титанический труд.
– Как, на ваш взгляд, соотносятся поэзия и философия, в том числе в вашем творчестве?
– Хайдеггер писал, что философия и поэзия– соседствующие вершины. Мне кажется, он поэзию даже больше уважал, поскольку она работает непосредственно с интуицией.
Я тоже не знаю, где я больше поэт, а где философ. Вообще, на Востоке поэзия– всегда философия. Возьмите «Благодатное знание» Юсуфа Баласагунского или творчество казахстанских классиков Абая, Шакарима– это поэзия, выросшая на философии, или философия, облагороженная поэзией.
Знаете, некоторых философов невозможно читать, сплошные дефиниции, а с поэзией всё-таки полегче. Но, с другой стороны, философия– это как раз инструмент прочтения. После Дерриды всё читается по-другому. Вот и я в своей монографии «Степное знание» предпринял попытку иного прочтения казахской интеллектуальной традиции. Обыграв двойное значение лексемы «билиг» («знание», «власть»), я установил, что знание в древнем кочевом обществе инициировалось властью и выступало в виде повеления, императива. Даже орхонские рунические надписи– это имперская трактовка тюркской истории. Там тюркские каганы выступают первыми законодателями человечества, никак не меньше. На деле история Центральной Азии– плод трёх глобальных этногенезов: индоарийского (иранского), тюркского и монгольского. Узбеки, казахи– молодые этносы, но в древности они были из одного корня. Только такое прочтение избавляет нас от узкого национализма. Подобную стратегию я провожу и в «Очерках по истории казахской литературы» (1999). В общем, я сторонник
того, что было одно общее духовное наследие. Мне одинаково близки и Чингисхан, и Заратустра.– По словам Бахыта Кенжеева, в вашей творческой натуре «уживается несколько поэтов, каждый со своим ярким голосом»: «тонкий, чуть сентиментальный, беззащитный лирик», «глубокий философ, европеец и казах одновременно» и «эпатажный поэт, почти футурист, не стесняющийся крепкого словца, острого выпада, иронического гнева». Как складывалась ваша поэтическая манера?
– Когда я в 1985 году появился в Алма-Ате в качестве литератора, уровень литературной критики в Казахстане был просто детским, если не сказать резче. Я даже не мог читать газеты того периода, они меня раздражали. Я написал несколько статей и сразу стал популярен как критик. Но меня эта роль не привлекала, я считал, что, в принципе, и критиковать-то нечего, нет предмета для разговора. Но и для создания стихов не было вдохновения.
Поэтическое вдохновение у меня появилось в эпоху перестройки и не покидает до сих пор. Мной выпущены стихотворные сборники «Крылатый узор» (1990), «Круги забвения» (1998), «Цветы руин» (с параллельным текстом на английском языке, 2004), книга-компендиум «Зов бытия» (2006). Это индивидуалистическая, модернистская поэзия, с неким восточным оттенком, но в то же время с каким-то сопротивлением этой восточности.
– Чем обусловлен выбор вами произведений для перевода?
– Это происходит по-разному. Скорее жизнь предлагает, чем я выбираю. Допустим, Абая я перевёл к его 150-летию. Магжана мне предложил перевести, будучи акимом Северо-Казахстанской области, Таир Мансуров. Как ни странно, по своей инициативе я переводил только западных поэтов– Бодлера, Тракля, Рильке, Курта Швиттерса, а из русской поэзии– Пушкина, Есенина, Бродского, казаха Бахыта Кенжеева. По госпрограмме «Культурное наследие» я перевёл на казахский язык два тома мировой философской мысли, начиная с «Энума Элиш» (это месопотамский космогонический миф) и заканчивая классиками современной французской мысли (Делёз, Деррида, Бодрийяр).
– Какие, на ваш взгляд, шаги, действия, акции необходимо предпринять, чтобы улучшить качество литературного перевода на постсоветском пространстве?
– Чтобы существовало искусство перевода, надо, в первую очередь, чтобы во всех постсоветских республиках был высок престиж русского языка. Потому что о переводах на другие мировые языки пока приходится только мечтать. Нет кадров, нет соответствующей культурной политики, нет общего культурного пространства. Даже то, что было, разрушено. И на этом фоне казахстанская госпрограмма «Культурное наследие», инициированная президентом Назарбаевым,– единственное светлое пятно, внушающее надежду, что искусство перевода востребовано на государственном уровне.
Беседу вела Елена ЗЕЙФЕРТ
Неделя с губернатором
Cовместный проект "Евразийская муза"
Неделя с губернатором
ВСТРЕЧА