Литературная Газета 6298 (№ 43 2010)

И не прикроют очей её сонных

Руки мои, как тогда, как тогда...

Очень далёкие перегоны,

Очень медленные поезда.

***

И прощай! Не надо сожалений.

Что мне в них, когда себя таим?!

Светит же любви твоей смиренье

Лунным светом,– значит, не своим.

Руки у тебя– из давней сказки,

Только доброта– не для меня.

Что мне в солнце, коль оно без ласки?!

Что в устах твоих мне– без огня?!

***

Строка бесспорна и беспечна,

Тому, кто слаб, она– как щит...

Не исчезать поэтам вечно,–

Их песня вечная хранит.

Когда я из юдоли горя

Уйду, не кончив лучший сказ,–

Мир повторит меня в просторе,

Как повторял уже не раз.

Как звёзды, реки и озёра,–

Те, что я в вечность заберу.

Мир повторит

Меня в просторе...

Ну а не мир, так Беларусь.

Мне– хватит...

***

Был. Есть. Буду.

Ибо я, словно проклят когда-то,

Живу бездонной тревогой,

Ибо сердце моё распято

За все миллиарды двуногих.

За всех, кто землю на борозды пашет,

Кто в горячем аду металла,

За всех, кто сражался с горем нашим,

За всех, кто живёт и кого не стало.

За всех, кто лишь кровью своей про невзгоды

Пишет. А рабство души для кого– не дорога.

Кто за край свой родной и за все народы

Восстанет даже на Бога.

За всех, кто в пламени сёл сгорели,

Презирая и боли свои, и страхи.

За всех, кто бесстрашием в небо смотрели

С баррикады,

Из пущи

И с плахи.

Кто со смертью беседует с глазу на глаз,

С её улыбкой приветливо-льстивой,

И всё ж презирая безверия наглость,

Храм воздвигает счастливый.

А когда он гордо сверкнёт в зените

И сиянием сбудется общая радость,

Вы с распятого сердца каплю возьмите.

Последнюю.

Больше не надо.

И пускай она скромно в сторонке где-то

Догорает, как будто заживо,

На граните любови,

На граните рассвета,

На граните величия вашего.

***

Николаю Гринчику

По-над шустрою Щарой,

по-над щедрою Щарой.

По-над струями красными,

по-над рыжей травой

Плачут чёрные тени на фоне пожаров,

Молит чибис о капле воды дождевой.

Майский день, засыпая, видит сны на рассвете.

И в тиши чёрной тенью на ленте зари

Молят чибисы, белые в сумрачном свете,

Плачем думают с небом себя помирить.

Поплавки наши в зарево вдруг отплывают,

И во мгле той, что кончится всё-таки днём,

Верить можно в зарю, в свет,

что нас ожидает,

Даже там, за последним дубовым крестом.

Можно верить. А жить?

Жить-то как там, дружище,

Если знать даже там, что под ветром бежит

Эта рожь... И что роза краснее и чище...

Всё без нас... Щара... Чибисов эхо звучит...

Нет! О нет! Сбыть всё ангельство,

 стать человеком

И страдать долго муками нынче живых,

Только б в майском рассвете меж нами и веком

Над притихшею Щарой плеск весёлый не стих.

Сыт я был бы лишь воздухом этим душистым,

Был бы пьян от прозрачной росинки одной,

Всех любил бы и вымолил людям и птицам

Просветленье, прощенье, любовь и покой.

Штиль

Какая красота!– Уснуть не смею.

А тишина!– Воды не слышно тут.

И паруса, обвисшие на реях,

Как бы во сне, не вздрогнут, не дохнут.

Здесь, меж небесной и морской отвагой,

Корабль к оцепенелости привык,

Орёл на мёртвых рёбрах Аюдага,

Как жало, солнцу высунул язык.

Мне б плыть по рекам, чтобы всё, как внове,

Хотя б на миг родной услышать звон:

Отчизны клич, клич бури, клич любови,

Которым чужды штиль и мёртвый сон.

***

В моей Отчизне вековечной клёны

Неслышно начинают облетать

На рыжую траву, на мох зелёный,

На изгородь, на тихий пруд, на гать.

Земля глядит озёрами-глазами

На ясный свет, что стынет в красоте.

Так чисто, будто все просторы сами

Умылись светом... Тихо чистоте.