Литературная Газета 6355 (№ 3 2012)

Интересно, на чьей же стороне выступает писатель сегодня и, соответственно, кем является?

Поскольку быть негодяем и мерзавцем порядочному человеку порядочность не велит (а вот героем и романтиком - ничего, можно), то[?] получается интересно.

Помнится, Лев Толстой в предисловии к фильму Бондарчука "Война и мир" сказал (цитирую по памяти, извините): "Если плохие люди с лёгкостью объединяются для свершения своих отвратных делишек, то почему бы хорошим людям тоже не объединиться, чтоб заштырить этих плохих?"

Действительно, почему? Может быть, потому, что в соответствии с Принципом неопределённости Гейзенберга, как только хороший человек осознаёт свою хорошесть, так сразу быть хорошим и перестаёт?

Известно ведь: когда хочешь показать себя наилучшим образом, наружу лезет всё худшее. И наоборот. Когда вертолётчик Мимино курит сигару в заграничном такси по пути в "Европа-центр", вид у него дурацкий, а когда хочет выпрыгнуть из самолёта от раскаяния и тоски, - нормальный вид. Выходит, когда "жизнь удалась", это значит, что она не удалась, а когда не удалась, значит, что удалась? И как с этим жить?

Ответ: "тяжело". Жить с этим - трудно и непонятно. Следование принципам должно усложнять жизнь, а не облегчать её. Как только мы почувствовали, что от соблюдения того или иного принципа жизнь наша стала чуточку легче, так мы сразу сами себе шаль и презентовали-с.

Это что касается главного, теперь о второстепенном. По-читательски книга мне не очень понравилась. Думаю, и сам автор ею не особо гордится (если читал). Торопливо, легковесно, болтливо. Будто из одной бочки с каким-нибудь "А. Шляховым" наливали. Ну да тут уж, видно, как учил К. Прутков (по памяти), "если у тебя есть фонтан - побереги его, дай отдохнуть фонтану".

Обсудить на форуме

Глазами Мефистофеля

Глазами Мефистофеля

В ПРОКАТЕ

Юрий АРХИПОВ

"Точное изложение православной веры". Был (и есть!) такой компендиум, подытоживший усилия христианских мудрецов семи вселенских соборов. Святитель Иоанн Дамаскин (VIII век) предпослал своему труду эпиграф-заверение в том, что в его писании нет ничего своего, своевольного. Никакой отсебятины. Читай: ереси.

Вот, казалось бы, идейное руководство для любого режиссёра, берущегося за классику. Ведь и она - на своих художественных высотах - сродни Откровению. Иначе откуда бы они взялись, эти вечные ценности.

Как бы не так, говорят нам режиссёры современные, "актуальные". Невольники как раз себялюбия. Единственно верного, как партийная правда, принципа: как хочу, так и ворочу.

Ну, сваргань, коли зудится, злободневный сюжетец и вороти, чего душа пожелает. Но нет: хочется ведь потереться о гения, причесать его под себя, попричудливее. Чтобы полаять на слона или подпитаться его энергией. Чтобы знали и помнили наших.

Отговорки-проговорки у всех одни и те же - скучные и стандартные. Время, мол, требует и диктует. А уж наше время, сами знаете, страсть какое апокалиптичное. Небывалое. Человечество, уверяет сценарист Юрий Арабов, в очередь выстроилось к чертяке; тот, бедный, не ведает, как и отбиться.

Действительно из времени себя не вынешь. Феноменологическая редукция Гуссерля (то бишь то же "чистое изложение") возможна лишь в философии, но не на сцене и не на экране. Всякий "сор" времени при очередном воплощении уж непременно прилипнет, а при удаче и обогатит, и украсит. Но ведь это и всегда знали. Вся история интерпретаций - история смены костюмов и реквизита. Да только всё это, внешнее, всегда оставалось на периферии изображения. Ценился - и оставался в памяти поколений - порыв к постижению адекватного смысла великого произведения. Стремление, вот именно, - к "точному изложению".

Суть постмодернизма - в смещении фокуса прежде всего. Распалась связь (времён?), и периферийное захватило командные высотки центра. Безобидные, хоть и затянувшиеся, изрядно надоевшие шалости? Да как сказать. "Должны быть представлены все стороны жизни", - сказал когда-то великий реформатор прозы Джеймс Джойс, высвобождаясь из пут викторианской морали. Знал бы автор "Улисса", на что в итоге с единомышленниками своими нас, потомков, обрекает. Кто бы мог тогда, сто лет назад, догадаться, что, начав с лозунга "всех сторон", творцы возлюбят в итоге одни только стороны жизни. А именно: низменные, в прежнюю пору запретные.

Ради них цветущую сложность классики теперь принято злорадно выскабливать. Сводя человека к брюху и гениталиям - руководствуясь якобы Марксом и Фрейдом. Красочный пример в этом духе нам на днях и представили. Одну из величайших в мировой литературе космогоний борьбы добра и зла создал Гёте в своей трагедии. Дав, по мнению многих - от Шпенглера и Тойнби до Бердяева и Вячеслава Иванова, - название всей европейской цивилизации, которую теперь принято считать фаустовской. Алчущей универсального познания на путях Логоса, претворения Хаоса в Космос. То и дело соскальзывающей в искушения, но мучающейся покаянием.

Не до того нам, уверяют теперешние творцы, мнящие себя знатоками истинной изнанки человеческой сущности. Простенькой, как им кажется, и примитивной. Чем только не занимался Гётев Фауст, одержимый познанием, - от химии и алхимии до астрономии и астрологии, от богословия и философии до законотворчества и юриспруденции. Но Сокурову важнее всего опредметить его сокрушённое - и такое человечное - признание: что, мол, остался он при этом "дурак дураком". Режиссёру хочется сразу ударить зрителя по башке, и вот с первых кадров его герой, медик тож, занят тем, что сладострастно и долго, с упоением маньяка потрошит труп мужчины. Что ж, этого мотива совсем, что ли, нет в трагедии Веймарского Олимпийца? Как же, есть, конечно. Задан ещё в Прологе на небесах, где говорится, что человек хоть и наделён зачем-то "искрой разума", но живёт "скот скотом". И "по своим приёмам он кажется каким-то насекомым" (пер. Б. Пастернака). Но ведь докладывает об этом Господу не кто иной, как Мефистофель. Его взгляд, его перспектива.

В ней и выдержан "монохромный" фильм. Как ни искусно играет оператор оттенками серого, но всё выходит "беспросветный мрак" - его, Мефистофелев приговор человеческой жизни. Взгляд, как говорил Бродский, варварский, но - в избранной перспективе - строго выдержанный, верный.

И сугубо правдивый, если современный духовный горизонт ограничен тупиками масскульта. Если видеть в действительности одну только - низовую - действительность. И одну её показывать - тем самым её утверждая. Пьянь и брань, похоть и насилие. Чего ж вам боле?

Будто история и впрямь катится строго вниз по бугристой наклонной, а не по спирали, предполагающей возлюбленные Ницше "вечные возвращения" - в том числе и подъёмов обновлённого, преображённого духа. Да хоть и теперь - кто вам мешает уединиться в дубовом дупле близ какого-нибудь заповедного притока Печоры, да и пребывать себе в молитвенном подвиге не хуже Павла Обнорского. Будто нет теперь, кроме неоязычества, и того, что Бердяев называл "новым средневековьем". Ещё как есть! Иные и вовсе полагают, что мы живём в канун войн не нефтяных, а религиозных. И не ущербления былых тем требует новое искусство, а их возрождённого расширения. Если угодно - нового духовного взрыва.