Литературная Газета 6517 (№ 28 2015)

Когда идёшь в свой первый бой,

Сначала выдержи сраженье

Не с кем-то там – с самим собой!..

И у меня нет глубже шрама,

Чем та траншея у бугра…

Сначала шепчут слово

«мама»,

Потом уже кричат «ура!».

* * *

Тропинки юности.

Лесные полустанки.

И на прощанье – кроткое:

«Сынок…»

И, словно танки,

тесные землянки –

Всё это –

вехи пройденных дорог.

Просторна память!

В ней вместиться может

И звон весны,

И горький листопад,

И солнышко весёлое над рожью,

И алый снег.

И в нём

лежит солдат.

БЕРЛИНСКИЙ ЭТЮД

Пыль ещё клубится над Берлином,

Под лучами яркими дробясь…

А солдат, усевшись на руины,

Развернул кисет не торопясь.

И взмахнув кресалом, как-то браво

Чиркнул им, как будто отрубил!

Прошагав все битвы и державы,

Мирную цигарку закурил.

И, блеснув медалью «За отвагу»,

Самодельный ножичек извлёк:

Из древка поверженного флага

Мастерил на память мундштучок.

Материал подготовил Владимир БЛИНОВ

Фотографии из фондов Объединённого музея писателей Урала, г. ЕКАТЕРИНБУРГ

Теги: фронтовая поэзия

В сетях времени и судьбы

Сергей Мнацаканян. Незримые сети: Стихотворения.
– М.: ИПО "У Никитских ворот", 2015.
– 132 с.
– (Серия "Московские поэты").
– 200 экз.

...Много лет назад в полуночном вагоне московского метро - пустом в этот час - я читал ему стихотворение Леонида Губанова: "В другом бы веке не простил, В другом бы веке загордился, В другом бы веке в масть костил И в угли головой стелился[?]"

Годы спустя Мнацаканян составил и издал том произведений безвременно ушедших поэтов, куда включил и основательный корпус стихотворений Леонида Губанова, с которым он был неплохо знаком в давние годы поэтической юности.

Вскоре я узнал, что и сам Сергей Мнацаканян пишет стихи - подлинные, с искренними, очень личностными интонациями, верно найденными словами, что западут мне в душу навсегда, что я буду цитировать и вспоминать:

Что, моя юность, простимся с тобой?

Сумерки улиц пропахли весной.

Холодно средь подмосковных берёз,

Тянется горький дымок папирос.

Только не думай, что дело - табак,

В душу запали, навеки чаруя,

Привкус морозца, прикус поцелуя

Как земляника на милых губах[?]

Это было почти полвека - страшно промолвить, полвека!
– назад; столько воды утекло, столько стихов и прозы написано; и нынче мне особенно интересно читать свежие, недавно написанные стихи Сергея Мнацаканяна[?]

Когда-то поэтический бум 60-х выплеснулся новыми именами; казалось, стихи пишут все, а уж читают-то точно - все! Некоторые из гремевших в те поры сочинителей канули в небытие: исписались, спились, сменили стезю - кое-кто подался в науку и даже достиг в ней высот, кто-то двинулся по чиновной лестнице. Немногие остались верны призванию. Среди них автор сегодняшней книги "Незримые сети".

Немного статистики: в новой книге поэта собрано более восьмидесяти стихотворений, в их числе несколько стихотворений давних лет, которые ранее не печатались, и маленькая "поэмка" (определение автора) "Мой ХХ век". Поэт, как правило, пишет о себе - будь то монолог, мольба, лирический дневник. Темы могут быть разными, но суть одна - исповедальные, обжигающие сердце строки. Приходится так или иначе откликаться на происходящее вокруг, - не обязательно публицистически громко, как Евтушенко или Вознесенский, - но события подступают, столетия окружают колючей проволокой, от злободневности никуда не деться. И у Мнацаканяна - всё вперемешку: лирические откровения, а рядом - горькие размышления о жизни, что наступила в 90-е, о потрясениях, что происходят с нами и вокруг нас.

Что тревожит, гнетёт душу поэта, что водит его пером, какие проблемы заботят пишущего стихи? Да все одно - Время, утекающая по каплям жизнь, горечь о прошедшей молодости, когда властвовали безденежье и невозможность печататься, узенький круг друзей и слушателей, - и надежды, что всё образуется, разрешится, жизнь наладится[?] Вот об этой непостижимой субстанции времени, неподвластной нашим намерениям, и ведёт речь поэт. Что там, в прошлом, с его белозубым оптимизмом, житейскими неурядицами и трепетными надеждами, когда ещё не маячат на горизонте болезни и одиночество, а жизнь неудержимо мчится к концу, и мы ещё и не задумываемся об этих печалях?

Я говорю об этой фреске,

Где жизнь вставала на дыбы.

О том отмеренном отрезке

Своей единственной судьбы[?]

Но годы ушли, протекли как песок в корабельных часах, по словам Бунина. "Что же осталось нам кроме печали? Самая малость любви и стыда[?]"

Всё труднее переваливать года, но вот что восхищает и приводит в изумление: возрасту не подвластны энергетика стиха, острая зоркость, страстный напор, помноженный на возросшее мастерство; и читателя пронзает откровенная, без оглядки на редакторов и цензуру, исповедь поэта с использованием современной (иногда сниженной) лексики, его пристрастные и весьма субъективные оценки эпохи, которая безжалостно берёт нас за горло и диктует свои правила и нравы, ужасающе не совпадающие с идеалами нашей молодости[?]

Особо надо остановиться на последней вещи в книге - это маленькая, как её обозначил автор, "поэмка" - "Мой ХХ век. Краткий исторический экскурс". Сергей Мнацаканян оглядывается на время своей жизни - вторую половину ХХ века - и связывает впечатлениями и эмоциями эту вторую половину прошедшего века. Наверное, это самое значительное произведение книги, редкий сплав иронии и печали, юмора и сострадания, абсолютно взрывная лирическая смесь истории и личной судьбы. Поэт представляет историческую панораму своего времени так, как оно видится ему сегодня, из второго десятилетия ХХI века. Впрочем, оценки тогдашние и нынешние вполне могут совпадать - время не в силах радикально изменить наши взгляды:

Такой великолепный бред,

Какого не представят лохи:

Прекраснее за тыщу лет

В России не было эпохи.

Поэта трудно цитировать, не хочется разрывать неразрываемые на части стихи, но хочется назвать несколько замечательных стихотворений по именам: "Марсианин", "Советской музыки мучительное эхо", "Европа", "Террор", "Паутина фортуны и горечи ком", "Московская ода" и ещё десятки первоклассных чеканных стихотворений.