Литературный альманах. Перцепция 3
Шрифт:
Она понять не могла, как этот рыжий сопляк оказался напротив. Он просто вдруг проявился перед глазами – как дух.
«Что, места другого нету,» – рявкнула она так, что он аж с места подскочил от неожиданности, но тут же и отошла, ей даже вдруг стало немного смешно и она, ухмыльнувшись, милостиво разрешила:
«Ладно, сиди пока», – и замолчала, уставившись на огонь свечи, мгновенно забыв о том, что он существует.
Уже посетители стали понемногу расходиться перед закрытием, когда она снова вынырнула на поверхность, обнаружила, что рыжий все еще здесь и без всякого повода расхохоталась – зло и пренебрежительно, уставившись ему прямо в глаза. Парень пожал плечами, нагло присвистнул и вдруг предложил: «Слышь, чудная, давай
4
Они долго и молча гуляли по пустому ночному городу. Рыжий настырно пытался лапать ее, а Линда отталкивала от себя его руки, стараясь это делать не резко, подавляя брезгливость; при этом ухажер ее дергался, бесился, цедил сквозь зубы, чтоб не строила из себя…
Наконец, они вышли на площадь, освещенную яркими прожекторами. В центре площади стояло ландо с откинутым верхом, запряженное огромной пегой горбоносой лошадью, лениво махавшей пушис- тым хвостом. Лубочный возница – дебелый мужик в вишневой шапке и лазоревом кафтане, подпоясанном красным кушаком – сидел развалясь на облучке и лениво курил. Что он тут делал в такой поздний час – одному только богу ведомо, может, ждал случайных клиентов из ресторана, открытого допоздна, может с кем сговорился… Линда неспеша подошла к лошади, потрепала картинно по белой холке, погладила серый, теплый, чистотой искрящийся бок, с удовольствием вдохнула острый лошадиный запах, прислонилась щекой к горячей лошадиной шее – тесно-тесно… и неожиданно поцеловала кобылу в огромные теплые губы. Чуть не давясь от хохота, повернулась к с своему сексуально-удрученному спутнику и резким, ироническим тоном сказала:
– А теперь ты, – и застыла в небрежной, выжидательной позе, растянув тонкогубый рот в презрительнейшей из ухмылок.
Он глянул на нее как на придурочную, покривился, лихорадочно раздумывая, что делать, но додумать до конца не успел, когда следом раздался внезапный приказ:
– Тогда меня!
Колесики чересчур медленно крутились у рыжего в голове, чтобы реагировать адекватно на такие скачки чужих настроений, а выражение отвращения и брезгливости оставалось у него на лице еще от переваривания прошлой мысли, но Линда поняла, должно быть, что- то свое, такое, что заставило ее сорваться с места и с бешеной скорос- тью ринуться через площадь…
5
Точно сомнамбула ходила она и ходила по темной пустой квартире, ударяясь о мебельные углы, и двери, и стены, и почти не чувствуя боли от этих ударов; какое-то время сидела перед зеркалом и курила, пристально вглядываясь в серебристо-черную глубину, где был только чей-то смутный, неразличимый абрис вокруг ослепительной красной точки; она вглядывалась до тех пор в зазеркалье, пока мир не стал стремительно и неумолимо сжиматься вокруг головы, не стиснул голову непереносимой, непередаваемой болью…
В ванной комнате, почти машинально, Линда достала из аптечки упаковку с барбиталом, аккуратно высыпала на ладонь горсть таблеток и, глубоко запрокинув голову, в каком-то экстатическом трансе, неспеша стала тонкой струйкой высыпать их в широко распахнутый рот… Поперхнулась, зашлась хриплым, лающим кашлем, согнувшем ее в три погибели, отчего таблетки градом посыпались изо рта на кафель…
6
На ней было узкое черное платье и изящные черные туфельки на каблуках, и в этом наряде Линда казалась совсем невесомой, почти бесплотной…
Она вся пылала! Ровным и звонким жаром горело все изнутри и от этого и извне все тоже горело: горело все тело… горели руки, лицо и шея… горели глаза, излучая неистовый, нестерпимый свет… даже губы горели, потому что яркая, бешеная улыбка не гасла ни на секунду…
Она угадала! Рыжий сидел за столиком
вместе с какой-то бщипанной цыпой. Плевать! Линда бесцеремонно протиснулась сквозь танцующих к его столику, уперлась руками в столешницу, вся выгну- лась гибким змеиным телом и, от ужасного внутреннего напряжения перейдя на низкий, чуть хрипловатый шепот, с самой развязной интонацией, на какую была только способна, осведомилась: «Слышь, чудной, с лошадью целоваться пойдем?!»Мадина Галикберова
Македонский, миллион и самовар
Проницательные карие глаза собаки провожали меня до самых ворот. Когда я вышла, поняла, что забыла сменную обувь. Побежала за ней, а собака, Герда, Гердусик, на одну четвертую немецкая овчарка, со смешными торчащими в разные стороны ушками, печально глядела на открытую калитку. Понимала, что дергайся и прыгай сколько душе угодно – свободы ты в ближайшие часы не обретешь. Цепь.
Вторая учебная неделя. Я волочилась в свой лицей и что-то все бренчало и бренчало под моей легкой осенней курточкой и так это раздражало, так раздражало! А как пришла к своему классу, по привычке подписала тетрадь, будто бы я ученица 7 “Б”, а я уже восьмиклассница и опять же почувствовала легкое раздражение из-за смеха соседа по парте! Такие вот у меня одноклассники. Многие уже, кстати, паспорт получили, мне далеко до этого еще. И я в тайне гордилась тем, что младше всех, взрослеть не хочется как-то… И так из-за роста под 170 сантиметров все принимают за студентку. Детство крадут.
Мне раньше казалось, что взрослые уже не ностальгируют по детству, это только мы, подростки, можем такое себе позволить ночью, один на один с собой. Лежать и вспоминать яркие моменты из той милой беззаботной жизни, когда Менделеев еще не открыл таблицу, мы ходим по Земле, просто потому что мы по ней ходим, Спартанцы еще ничего не завоевали, да даже не думали, Лондон еще не the capital of Great Britain, “корова” пока еще через “а”, когда только предвкушаешь второй класс… А взрослые, оказывается, очень даже скучают по детству. И это меня опечалило, конечно. Неужели человек навсегда обречен на пусть и самую легкую, но все равно ясную скорбь о прошедших годах?..
На втором уроке – алгебре, я сидела и считала, но не примеры, а оставшиеся минуты до звонка, ведь еще 7, а нет, погодите, 8 минут и мы с классом пойдем в очередной унылый музей. Но это неплохо, можно будет посмеяться, это же не театр, где если слово прошепчешь – отхватишь от какого-то заядлого фаната ТЮЗа, что обязательно сидит рядом.
Дошли кое-как до остановки, кто-то уже успел потузить кого-то, ну словно первоклашки! И все опять внутри там бренчит что-то и позвякивает.
Не выдержала, раскрыла куртку, копалась на ходу в джемпере, осознала, что это просто два кулона запутались и звенели, ударяясь друг об друга. Обычно я надеваю либо цепочку с ключиком и замочком, либо загадочную круглую подвеску, которую я нашла у бабушки в старой шкатулке и, с ее позволения, конечно, присвоила это украшение, которое вскоре переползло на шнурок и стало носиться на шее. Целое произведение искусства, люблю его очень! Сегодня случайно надела оба кулона, громко же они бренчали!
Мы всем нашим 8 “Б”, с мамой Анечки и классной руководительницей поднимались в гору, маленькие домики заливались последними и потому хочется сказать, очень сладкими лучами солнца, огромной звезды, которая светит и дарит нам жизнь, а потом, наверно (по крайней мере, я что-то такое слышала от той самой странноватой Анечки), оно, наше небесное светило, будет приближаться к Земле и через несколько миллиардов лет, человечеству придется поплатиться за все былое благо. Ну, я в это не особо верю, да и какая разница, что будет через такое большое количество времени, мне бы пережить этот скучный поход в музей и стать самой известной молодой писательницей поскорее, я на том благодарна буду.