Литерный эшелон

Через бинокль удалось разглядеть красный флаг, едва заметный в сумерках.

– Наши… – сообщил Павел.

***

Оказалось, что находятся они на Мангышлаке, чуть не в самой его середине. Получалось, что тремя днями ранее они чуть не вышли к побережью, но свернули в сторону и двигались вдоль берега полуострова, медленно от него удаляясь… А кладбище, может быть, принадлежало вот этому, обозначенному на карте поселку, выросшему вокруг колодца и исчезнувшему вместе с пропавшей водой.

В городке их встретил комбат, видимо из «бывших», из военспецов. Одет он был в английский трофейный френч без погон, но с красной звездой на клапане кармана. Как оказалось, оставили его здесь вроде коменданта города. Он рассказал, что основная часть полка ушла на юг, преследуя сбежавшую из города буржуазию.

– Я был против. Так сказал им до англичан – не судьба, сгинут по дороге. И предложил остаться тут, на зимние квартиры… Ну а командир и комиссар посовещались, Дескать, ежели они сбежали, то чуют свою вину. Стал-быть надобности в суде уже нет. Ну а вдруг все же дойдут? Следовало догнать и привесть приговор в исполнение… А я остался: сказался больным. Все равно ведь надо было кому-то остаться… Там ведь с ними дети. Казнить детей – нет такого закона даже революционного. А убить при них родителей, а после забрать назад в город – так ведь ясно, что вырастить из них преданных граждан пролетарского государства потом не выйдет.

– Смалодушничали? – спросил комиссар.

– И смалодушничал…

Павел решил, что самое время перевести разговор на другое:

– Нет ли у вас тут какого-то огороженного колючей проволокой городка?.. – и, подумав, поправился. – Тайного городка?

– Нет, рядом нет…

– А дальше на побережье?.. К северу, положим…

– К северу – нет… Я местный, прошел тут все…

– А к югу?..

Комбат чистосердечно задумался, пожал плечами:

– Не знаю, врать не буду…

– Но вообще тут можно город спрятать?

– Да я вас умоляю. Это Туркестан. Тут двести верст – не расстояние. Тут не то что городок тайный можно спрятать, а уезд!.. Тут раньше было много фортов, но как туркестанцев замири, так они значение потеряли, захирели… Взять, к примеру форт Белые Пески. Там мой прадед служил при Котляревском… Это генерал такой был… Так вот при нем…

Но Павлу было не до прадеда и совсем не до ветхозаветного генерала.

– Когда, говорите, ушли ваши сослуживцы?

– Дней пять как…

Оспин задумался: возникала опасность, что таинственный город найдет не он, посланец вождя, а эта пехтура… С иной стороны: судя по описанию моториста со «Скобелева» охрана городка была небольшой, может одна-две сотни. С тех времен утекло много воды, и вряд ли гарнизон стал больше, но помощь может пригодиться…

– Выступаем завтра же на рассвете… Мне надо, чтоб вы помогли составить маршрут.

Комбат кивнул: это можно, составим…

Тут неуверенно заговорил комиссар:

– Я бы хотел остаться здесь, в городе, дабы осуществлять здесь политическое руководство на месте. Наверняка остался какой-то остаточный буржуазный элемент, который нужно выявить и со всей строгостью революционного времени…

Ага, как же. Держи карман шире.

Теперь Павел решил, что так просто он политического руководителя не отпустит.

– Товарищ комиссар… Сейчас начинается самый ответственный участок пути. Дело, конечно, ваше, но учите: я позже поставлю вопрос об оставлении вверенной части, о том, что часть осталась без политического руководства на месте.

– Да зачем оно вам! Вы и сам – член РСДРП с партийным стажем, больше чем у меня! И мандат за подписью Ленина!

– Что ж… Доверие ваше оправдаю. И доверие Ленина также… После – я возвращаюсь в столицу, а так как вы останетесь здесь – будем прощаться…

Комиссару не хотелось снова выходить в степь, в зиму с таким страшным холодом и ветром. Но еще меньше хотелось оставаться в этом завалящем городке. А вот попасть в столицу – хотелось.

Наживка оказалась проглоченной, комиссар кивнул:

– Я с вами… Я тоже хочу оправдать доверие Ленина.

Образок

В себя Андрей пришел от ведра воды, выплеснутой в лицо.

Немыслимо болела голова, словно после грандиозной попойки. Неожиданно это показалось Андрею логичным: всю страну кружит словно в пьяном угаре – должно же хоть у кого-то наступить похмелье.

Данилин осмотрелся. В комнате, кроме него имелось четыре человека. Главным был, очевидно, человек в кожаном бушлате. Имелись еще двое солдат и какой-то очкарик.

За окном стремительно темнело. На улице было видно солдат, будто бы пехотный батальон. Напротив стояла небогатая сельская церквушка. Над входом в нее ветер трепал красный стяг.

Было холодно даже в доме. На окне мороз рисовал неприличные рисунки.

Комбат смотрел на Андрея, тот глядел на комбата. Странно, но полковник Данилин совсем не чувствовал ненависти к противнику. Ведь тот просто оказался хитрее, искуснее. А вокруг шла война, пусть и гражданская, но все равно – работа для солдата. Ничего личного, только работа…

К тому же этот вчерашний унтер-офицер, одетый в шинель со споротыми погонами решил часть недавней проблемы. Теперь только он, Андрей, знает… Знает… Знает о чем?

Болела голова.

– Кто вы такой? Откуда вы?.. – вопрошал комбат.

– Андрей… – фамилия уже далась труднее. – Данилин.

– Ваше звание?.. – спросил комбат, сверяясь с бумагами.

Попытка вспомнить обернулась вспышкой головной болью.

– Ничего не помню… Ничего… Голова болит очень…

Комбат обошел вокруг Андрея, осмотрел его словно диковинное животное или скульптуру. Заметил медальон на шее, открыл его. Увидел фото Аленки, Фрола и Арины.

– Твоя семья? – спросил комбат.

Андрей посмотрел на лики смутно знакомые…

Пробормотал:

– Не помню. Не помню…

– Что с ним? – спросил комбат у присутствующего очкарика.

– Может быть – потеря памяти. Амнезия, – ответил тот.

– Гхм… Любопытственно. И когда он вспомнит?

– Может – сегодня же. Может – никогда.

Комбат задумался, но ненадолго.

– Отправить в штаб к генералу Духонину! – распорядился он. – Никакого толку с него. Не буду я ждать, пока он что-то вспомнит. Ты уж прости, только прямо сейчас мы тебя не расстреляем. Ночь на дворе, а вести к проруби далеко. Пристрелить тебя у порога – так ведь волки расплодились без меры, к чему их сюдой приваживать. Живи до утра – так и быть, ну а далее – прости-прощай.

Очкарик вздрогнул: Николая Николаевича Духонина убили еще в семнадцатом году. И, ежели у него имелся штаб, то где-то там, на небесах…

– Петя… Петруша… Это неправильно… – забормотал очкарик. – Он же ничего не помнит. Он новый, чистый человек. Tabula rasa. Чистая доска! А ты его – расстрелять!

– Любопытственный случай, очень любопытственный. – согласился комбат. – С одной стороны – он беляк, враг, контра. С другой – не помнит ни хрена. Можно ведь было его оставить в живых, перековать в сознательного члена советского общества. Да вот беда, что будет, коли он лет через пяток вспомнит, что он белая кровь, золотопогонник?