Литконкурс 'Тенета-98' (сборник рассказов)

Детина подошел к электрику и сказал:

– Ваши документы.

Электрик полез в карман.

– Я сказал, убери его отсюда!

У них, видно, свой ритуал. Им плевать на мои приказы, их ничего не трогает.

Электрик продемонстрировал документы детине, и тот, успокоившись, уже было собрался уйти, но чего-то вспомнил и повернулся ко мне.

– А это, как его, - начал детина, - типа, меня менять будут?

– Надеюсь, - ответил я.

Детина не понял иронии и продолжил:

– Я, типа, без обеда, а никто не идет.

– А я то тут причем? У нас же есть служба охраны. Идите к своему начальству.

– А там, типа, в натуре никого нет.

Отличная у нас охрана! Типа, никого нет, поэтому можно гулять по всему институту, в натуре, и искать кого-нибудь, кто его, типа, поменяет.

В это время электрик развинчивал розетку. Ситуация казалась безнадежной. Чтобы не сидеть сложа руки, я взял с подоконника горшок, поднял его над головой и пошел по направлению к электрику.

Но тут зазвонил телефон:

– Алло, Виталий Павлович?
– раздался в трубке игривый голосок Геннадия Андреевича Кащенко, заведующего корпусом искусственного интеллекта, - придется испытания отложить, у нас все слетело.

Кащенко поведал мне почему все компьютеры в их корпусе решили стереть все данные, а также почему искусственный у них получается, а вот интеллект никак. Он во всех красках расписал издыхание операционной системы на сервере, а так же происки корпуса искусственной нервной системы. Оказывается, весь мир пытался помешать разработке искусственного интеллекта, даже, вроде, инопланетяне вмешивались. Неудивительно поэтому, что матрицы изображений интеллект классифицировать не может...

Я не стал расстраивать Геннадия Андреевича простой констатацией факта, что они весь месяц валяли дурака, а чтобы не портить себе жизнь отчетами, просто испортили себе сервер и заодно все остальные компьютеры в корпусе. Мне уже было все пофигу. Я страшно устал. Медленно и аккуратно я повесил трубку, собрал свой портфель и молча пошел к выходу, на сегодня мой рабочий день закончен. У самого входа детина сказал мне:

– Ну, так, я это, типа, покараулю, где-нибудь, пока меня, того, не поменяют?

Я промолчал.

– Алло, Виталий Павлович, ну так работает программа? Клетка то разлагается...

Боже мой, даже по ночам они меня достают!

– Да разложись оно все пропадом!
– сказал я и повесил трубку.

Мне снился прекрасный сон, будто во времена нашего обучения в институте, когда "Дум" еще не был написан, мы с друзьями играем в него в общежитии. Во время самого сладкого момента - разрезания Ленчика бензопилой, снова раздался телефонный звонок. Как ни странно, звонил именно Ленчик, хотя ему полагалось лежать между вторым и третьим этажами, распиленным напополам.

– Представляешь какое дело?
– сказал он мне, вместо приветствия, - теперь программа не выдает неустранимую ошибку, зато сразу после запуска создает файл, размеры которого стремятся к бесконечности...

Я взвыл от злости. Хоть бы создание этого киборга оправдало те муки, которые я из-за него терплю. Иначе я его собственными руками удушу, сразу после создания.

У самого входа в институт я встретил человека из отдела снабжения, который спросил меня, следует ли выделять отделу программной поддержки затребованный ими спирт. Я ответил, что не стоит, так как, либо они его выпьют, либо он нужен Ленчику для протирания компакт дисков. И сразу же после этого, я понял, что не в состоянии преодолеть дверь, ведущую в институт, и тем более не смогу дойти до своего кабинета. Я развернулся на сто восемьдесят градусов и пошел обратно домой.

Дома я набрал телефон Саши Дергунина, который по причине своей нетрудоспособности был дома. Он с радостью принял предложение посидеть гденибудь в баре, но спросил, зачем мне это.

– Я хочу написать биографию Юрия Павловича Очкова, - ответ был подготовлен заранее, - о его трудовых заслугах я прекрасно осведомлен, но мне хотелось бы узнать о его учебе в институте. Вы вроде его друг?

– Да, - сказал Дергунин и ухмыльнулся, - так оно и есть. А поподробнее нельзя?

– Можно, - сказал я, - дело в том, что Юрий Петрович каким-то безгрешным получается. Нехорошо так, никто не поверит. Я подумал, может, вы расскажете о каких-нибудь его институтских промахах. Вроде, о погрешностях в работе нехорошо писать, а институт - дело забытое.

– Другими словами, - Дергунин снова ухмыльнулся, - вы хотите, чтобы я помог вам его шантажировать.

Вот падла!

– Да, нет же. Просто хочется, чтобы он человеком выглядел.

– Хочется, - поддакнул Дергунин, - я вам помогу, он меня достал. Принесу вам кое-что...

Через полчаса мы сидели в баре и пили пиво, точнее я просто держал кружку, а пил Дергунин, и между глотками рассказывал мне о грехах своего приятеля.

– ...а изворотливый был, - Дергунин сделал еще один глоток, - экзамены сдавал за милую душу, всегда знал к какому преподавателю пойти...

Что же ты мне про экзамены несешь. Ведь есть чего-то покрупнее. Не стал бы ты, гад, про экзамены по телефону ржать.

– Но самое главное, - дошли таки до главного!
– влюбчивый он был, правда, со мной просто дружил.

Подумать только, а он по-твоему должен был и в тебя влюбиться?!!

– Чего глаза вылупил? Не понял, да? Голубым он был. Очков Юрий Павлович.

Ах, голубым... Голубым, твою мать! Я работаю под началом у голубого!

Я сжал кулаки, но взял себя в руки, а Дергунин мерзко усмехнулся и сказал:

– Я и фотографию тебе принес. Сейчас...

Он начал рыться по карманам. А я, еще не отойдя от пережитого шока, стал продумывать план действий. Я покажу фотографию Очкову, а на ней, как бы невзначай, обведу фломастером его любовника, и сразу же спрошу про киборга. Посмотрим тогда, падла, как ты будешь вилять!

Наконец, Дергунин извлек фотографию и показал мне ее.

– Вот - Очков, - он ткнул грязным пальцем, в парня, смахивающего на нашего директора, заболевшего дистрофией, - а вот предмет его обожания. Неразделенная, так сказать, любовь.

Взглянув на "предмет обожания", я почувствовал страшную слабость и понял, что фотографию Очкову я не покажу. Незачем. С фотографии, приветливо улыбаясь, на меня смотрел наш киборг. Точь-в-точь.

То-то я удивлялся, что наш директор сделал подарок дизайнерам, избавив их от работы. Внешность предложил... По доброте, скотина, душевной, падла!!! Гад!!! В гробу я видал эту работу!!! И киборгов этих, иметых!!!

Десять минут рассвета

Я всегда выхожу курить на лестницу, даже когда Нинка с сыном уезжают на пару недель в гости к ее маме, и я остаюсь в квартире один. Никто меня не принуждает, просто не люблю запах дыма. Курить, на мой взгляд, можно, однако, воздух в квартире должен быть свежим. Тут есть множество тонкостей, например: если курить на лоджии, то запах все равно проникает в квартиру, потому что у нас так расположен дом, и все время дует сквозняк, про курение в туалете я вообще не говорю. Зато в тамбуре полная изоляция, я даже некоторое время дверь только слегка приоткрывал, пока не убедился, что можно и пошире, все равно дым не проникает. Но все эти эксперименты ставились очень давно, теперь все уже устоялось и вошло в русло.