Литвиненко. Расследование
Шрифт:
5.11 Марина Литвиненко свидетельствует о том же: она говорит, что Литвиненко «рассматривал эти законы как угрозу своей личной безопасности».
Представляют ли законы 2006 года настоящую угрозу?
5.12 К этому вопросу необходимо подойти в два этапа.
5.13 Во-первых, необходимо установить, действительно ли сами принятые законодательные нормы вызывают вышеописанные опасения. Для этого мне необходимо определить значение и содержание законов 2006 года. Хотя профессор Холинер занимался этим вопросом, в его экспертном заключении не содержится ответа на этот вопрос. Однако, поскольку Холинер
5.14 Во-вторых, необходимо установить, могли ли эти законы воздействовать на более общем уровне, тем самым представляя серьезную угрозу для Литвиненко и его окружения. Ответ на этот вопрос содержится в экспертном заключении профессора Сервиса, и в этом отношении я буду опираться на его свидетельство.
Действительное значение законов 2006 года
5.15 Вопрос состоит в том, содержится ли в тексте законов 2006 года то, что может вызвать опасения, выраженные Буковским, Гордиевским и Литвиненко, а также разделяемые другими.
5.16 Как я говорил выше, профессор Сервис и Холинер занимались этими вопросами. Также я получил полезные сведения в этом отношении в марте 2013 года от поверенного лица расследования (а впоследствии — поверенного следствия) Андрея Батманова, в дальнейшем — руководителя консульского отдела посольства РФ в Лондоне.
5.17 Я согласен с выводами, представленными профессором Сервисом в его докладе: существует «неопределенность» в значении и содержании двух законов, «даже во вспомогательной литературе с надежными источниками».
5.18 Касательно содержания и точного значения двух законов я отмечу следующие тезисы:
a. Мне кажется, что задача Закона об экстремизме состояла в том, чтобы создать очень размытое определения термина «экстремизм». Более того, новое определение включало в себя осуществление экстремистской деятельности, в котором могли обвинить Литвиненко и его окружающих, — наиболее очевидно, в «публичном заведомо ложном обвинении лица, замещающего государственную должность Российской Федерации или государственную должность субъекта Российской Федерации». Я хочу отметить необходимое законодательное требование для этого аспекта законодательного определения: «Обвинение было установлено в ходе судебных разбирательств».
b. Похоже, что если бы Литвиненко находился в России в 2006 году, против него могли бы возбудить дело по закону о противодействии экстремистской деятельности с поправкой. Впрочем, в то время он, конечно, не находился под юрисдикцией Российской Федерации, и антиэкстремистский закон не содержал никаких указаний относительно экстерриториального действия закона.
c. Напротив, в Законе о терроризме эти указания значились.
d. Холинер подтвердил это различие в пункте 25 своего доклада:
«В целом, антитеррористический закон позволяет ФСБ, под властью президента Российской Федерации, производить антитеррористическую деятельность за рубежом, направленную на обнаружение террористической угрозы, и в том числе применять силу на поражение.<…> Антиэкстремистский закон не дает таких полномочий в отношении людей, которые рассматриваются как экстремисты».
e. То же наблюдение делает профессор Сервис в пункте 68 своего доклада: он отмечает, что антиэкстремистская поправка 2006 года «не содержала в себе разрешения убивать ''экстремистов'', которые не были террористами».
f. Единственным законным основанием для экстерриториальных
действий по отношению к Литвиненко был Закон о терроризме. Однако по этому закону к нему могли применить какие-либо действия только в случае подтвержденного участия или подозрения в террористической деятельности. В статье 3 Закона о терроризме содержится общепринятое определение терроризма и террористической деятельности — не такое размытое, как определение «экстремизма» во втором из законов 2006 года. В письме Батманова (см. выше) значится, что «Александр Литвиненко не состоял ни в одной террористической организации и не обвинялся в совершении террористических преступлений российскими правоохранительными органами». Это согласуется с моим пониманием очевидного.5.19 В свете имеющихся свидетельств и вышеуказанных соображений я не уверен, что ФСБ могла предпринять какие-либо действия в отношении Литвиненко в соответствии с законами 2006 года.
5.20 Для полноты картины я должен добавить следующее: в своем письме Батманов высказал предположение, что Закон о терроризме позволил российским вооруженным силам на легальной основе принимать участие в антитеррористической деятельности за рубежом, но подобного разрешения для ФСБ он не дает. Холинер оспорил это утверждение. Он считает, что Закон о терроризме действительно дает ФСБ международные полномочия подобного рода, к тому же это ясно изложено и в Законе о Федеральной службе безопасности.
5.21 Я нахожу аргументацию Холинера в этом случае убедительной, но в конечном счете мне необязательно выносить суждение об этом. Есть простая фактическая причина, по которой буква законов 2006 года не позволяла никаких российским органам предпринять что-либо в отношении Литвиненко: он не занимался террористической деятельностью.
Более общие соображения
5.22 Однако, как я уже отмечал, этим вопрос не ограничивается. Профессор Сервис счел, что необходимо дальнейшее рассмотрение этого вопроса, и на мой взгляд, он прав. Даже если в строгом значении законы 2006 года не могли быть направлены против Литвиненко, можно ли сказать, что у них был скрытый, менее формальный эффект: поддержки, или поощрения, или даже разрешения ФСБ принять меры против Литвиненко и таких, как он?
5.23 Профессор Сервис любезно согласился рассмотреть законы 2006 года в историческом контексте. В частности, он обратил внимание на негодование общественности в России в связи с убийством пятерых российских дипломатов в Ираке чеченской группировкой, поддерживавшей террористов, а также на заявление ФСБ в июле 2006 года об организации взрыва в Ингушетии, убившего Шамиля Басаева, главного чеченского террориста.
5.24 В этой связи профессор Сервис выразил предположение, что поправка 2006 года к антиэкстремистскому закону могла действовать за рамками буквы закона. В своем докладе от утверждает следующее:
«Поправка, впрочем, имела важные политические последствия: она расширила спектр задач, выполняемых агентами по безопасности. В ней были упомянуты не только несомненные террористы, но ''экстремисты'' в целом, и экстремизм был описан только по отношению к неточно очерченным категориям деятельности. В формулировке был оставлен коридор для обозначения большой группы оппонентов Путина и его правительства как экстремистов, которых необходимо уничтожить. Путин и его министры также часто упоминали терроризм и экстремизм в одном ряду. Попыток официально развести эти два феномена, против которых было направлено законодательство, практически не было предпринято. Таким образом, было дано молчаливое согласие на деятельность ФСБ как в России, так и за рубежом».